Читать книгу "Бэд Рашн. Книга 2. Архангелы и Ко - Федор Чешко"

– А что такое аут… короче, эти… бриллы? – осведомился Фурункул, подходя к Клаусу. – Это вот это, да? – Лапа штатного экспедиционного долболома, гребанув по развороченной сенсорной панели ближайшего «скакуна», поротянула к Клаусову наличнику горсть тусклых камушков.

Клаус мельком глянул, кивнул равнодушно:

– Ага.

Фурункул вроде бы почти не шевельнулся, но у Матвея мгновенно появилось предвидение, что верзила собирается затолкать находку в карман (в СВОЙ карман, разумеется).

Кадыру-оглы, кажется, запредвиделось то же самое. Ибо Кадыр-оглы сказал:

– Не советую. Никто у тебя их не купит – разве что за какой-нибудь микрогрош.

– Микрогроши тоже под сапогами не валяются, – резонно возразил Фурункул, колеблясь.

Клаус начал терять терпение:

– За такой микроскопический грош ты наживёшь макроскопические неприятности. Нарушение исключительной монополии – это тебе не цирлих-манирлих! «Аутпутбрилл л. т.д.» обойдётся с тобой так же нежно, как вот с этими – всадники.

Матвей к завязавшемуся диспуту прислушивался рассеянновато, в пол-уха то есть. Ему, Матвею, почему-то очень важной показалась всадническая замогильная арифметика. «Скакунов» пять, а седоков на них только двое. То есть, конечно, правде подобных объяснений такому соотношению можно было бы выдумать несметное множество, но…

Нет, не удалось Молчанову-Рашну, бухгалтеру с героическим хакерским прошлым, впиться в забрезжившую было догадку. Клаус Кадыр-оглы помешал – дернул за рукав, видимо, второй уже раз повторяя нерасслышанный Матвеем вопрос:

– Значит, весь этот вернисаж – это, типа, подавитесь своими камушками, и чтоб ноги вашей больше тут… Что-то уж слишком внятный смысл для тварей с неалгоритм… как там?.. не-ал-го-рит-ми-ру-е мым (уф!) мышлением… А?

– Бэ, – мрачно ответствовал, наконец, экс-Молчанов (предварительно убедившись, что брезжившую догадку таки спугнуто окончательно и бесповоротно). – Само-то предупреждение впрямь алгоритмируется на все сто… А на кой вообще предупреждать? Причем всякий раз предупреждать, и всякий же раз без толку? Ты б с какой попытки додумался, что безпотерьней будет попросту мочить из засады? Вот тебе и «а»!

Матвей вздохнул, отвернулся от шедевров прозекторского искусства.

В принципе-то хорошо, что всадническому поведению можно приискать объяснение, хоть кажущееся логичным… «Хорошо» – это в свете так еще толком и не обсусоленной новоэдемско-каталажечной идеи… И тем более в упомянутом свете радует, что логичность оная для свежего (например – Клаусова) глаза прям аж плавает на поверхности. А только бездумно хватать с поверхности что попало тоже опасно: все же знают, ЧТО на эту самую поверхность всплывает чаще иного-прочего…

Глуша прочие звуки, в интеркоме запульсировали надрывные полувыдохи-полувзрыки; внешний микрофон продавил сквозь них стремительно надвигающееся чавкотное гупанье… Матвей, не оборачиваясь, раздраженно тряхнул вскинутым кулаком: отвали, мол, не до тебя.

Выбравшийся, наконец, из оврага Дикки-бой и сам уже понял, что суровую расплату с коварным другом-изменником придётся пока отложить. Но понятливость Крэнга – увы! – запоздала: нить Матвеевой мысли успела лопнуть.

6.

Они опять шли. Вперёд да вперёд, к подёрнувшей пригоризонтную даль сизо-голубой дымке.

Аборигенскую версию запрещающего дорожного знака люди всё-таки решили проигнорировать – не без преизрядной душевной борьбы, направленной, главным образом, на сокрытие этой самой борьбы от таких отважных, таких решительных и таких несомневающихся (всё это, естественно, с виду) спутников.

Единственно, во что внесло коррективы созерцание всаднической кладбищенской выставки, так это порядок движения. Матвея выпихнули в головные: во-первых, как монопольного обладателя знаний о цели увеселительной прогулки по привольным просторам Байсанского гриба. А во-вторых, как самого слабого стрелка – чтоб все время был на глазах.

Фурункул и Клаус шли слева и справа от исп-механизма. Именно так: Фурункул слева, а Клаус справа. Как бишь остроумцы из десантников да рэйнджеров величают корабельные экипажи? Офисыми клерками? Геморройщиками? Так вот, вдруг оказалось, что мичман-навигатор, геморройщик, клерк и отнюдь не левша Кадыр-оглы умеет стрелять левой, а потому при опасности справа ему не придётся разворачивать громоздкую штурмовую винтовку на сто восемьдесят градусов. Ну прямо тебе не Кадыр-оглы, а бездонный кладезь самых неожиданных навыков и достоинств… имеющих направленность всё более чётко очерчивающуюся и весьма тревожную.

А Крэнг мстительно заявил, будто вконец обессилен тягчайшими трудами, на каковые его обрекла скотская шуточка некоего Мат… м-м-м… Бэда Рашна, и потому он, Крэнг, идти более не способен, а способен он только ехать на механизмовой спине. Впрочем, несмотря на крайнее своё изнеможение, Дикки-бой изъявил готовность самоотверженно сесть задом наперёд и «прикрывать тыл».

Оспаривать эти наглые притязания никто не стал – некогда было, да и крыть не сыскалось чем. Матвея лишь то утешало, что сидеть по-турецки на гладкой спине мех-исполнителя, да ещё и имея в руках изготовленную к делу длинную увесистую стрелялку… этаким образом путешествовать оказалось не многим легче, нежели переться пешком.

Так они и шли.

То вгору, то под уклон.

То оскальзываясь на синюхе, то запинаясь о камни, влизанные ветрами, ливнями или чем-то ещё в серый ноздреватый песок.

Под небом, похожим на пеницеловый ворсопластырь б/у.

К словно в насмешку не желающей приближаться дымоподобной полосе у стыка неба со степью.

И вдруг…

Клокочущая в интеркоме невнятица – своё и чужое дыхание, глухие междометия (преимущественно негативного оттенка), исключительно содержательная информация внешних микрофонов – всё это вдруг прорезалось чьим-то неуместно вопросом:

– Мат, а почему ты выбрал себе такое дурацкое псевдо?

Сперва Матвей вообразил, что это Крэнг решил так по-идиотски сквитаться за выходку с микробиде. Даже успелось подуматься нечто в роде «ну всё, с-сучий вылупок, считай, тебе крупно не повезло: на расправу всадникам ты уже не достанешься». Но озвучить эту крайне ценную мысль Молчанов не успел. Именно в тот миг, когда он уже сдержал шаг и, оборачиваясь, приоткрыл было рот, интерком рявкнул:

– Заткнись!

Та-а-ак… Самое забавное, что рявкнуто было совершенно точно голосом Крэнга. Матвей на всякий случай переспросил:

– Заткнись – это мне?

– Дурак, – буркнул Дикки-бой.

Матвей удовлетворённо кивнул и двинулся дальше.

Вот так. До сих пор Фурункул был единственным (не считая механизма) участником сей милой экскурсии, который не знал настоящего имени Матвея Молчанова. Спасибо Крэнгу и Клаусу: оба как могли сдерживались, обращаючись. Но Карбункул-Фурункул, похоже, и по их полуобмолвкам сумел догадаться. Он ведь только так, с виду того… А собственно, чего «того»? Интеграл по замкнутому контуру в уме, естественно, не возьмёт, но в более практичных делах наверняка даст форы любому яйцеголовому. Вот и дал. Дикки-бой наверняка ведь не удержался прихвастнуть перед этим неголубым некарбункулом дружбой с великим хакером и популярным поэтом. А дальнейшее уже впрямь дело минимума наблюдательности и сообразительности.