Читать книгу "Наледь - Алла Дымовская"

— Занимаюсь, изволите видеть, моделированием, — разъяснил инженеру его недоумение Лубянков. — Макет Иерусалимского Храма до разрушения оного императором Титом Флавием. В дополнение коллекции. У меня уж имеется «золотой дворец» Нерона, пагода Будды на горе Линшань, последние, разумеется, по предполагаемым описаниям. Еще намереваюсь реконструировать в картоне обитель шумерского бога Мардука, а также тайные алтари из утопшей Атлантиды.

Говоря все это, Большой Крыс увлек инженера в угол комнаты, к массивному, наглухо закрытому краснодеревному шкафу, по количеству дверок и замков явно не платяному. И подкрепил свои слова демонстрацией. На одной из внутренних полок действительно стояли уродливые и кособокие произведения архитектурного рукоделия Эдмунда Натановича, мало чем напоминающие не то чтобы храмы и дворцы, а хотя бы отдаленно строения. Зато в избытке отделанные золотой шуршащей фольгой, отчего затейливые макеты были подобны вскрытым сочным ульям диких древесных пчел, или же походили на гигантский тюрбан спятившего от гордыни турецкого султана. Макеты пришлось похвалить. Из вежливости и вообще, ради экономии полезного времени.

Заговор прошел мирно и без запинки. Дворника Мефодия решено было нейтрализовать по-простому, не мудрствуя лукаво, то есть банально напоить в «Мухах».

— Лука Раблезианович после своевременной и публичной критики ходит, что лиска, глядит низко, — в рифму произнес Эдмунд Натанович, заодно как бы намекая на положительную сторону газетной карикатуры за авторством самого инженера. — Ему и поручим. Тем более, он сам просился в конферансье. Вреда не будет, уж поверьте моему опыту. Главное, что от вас требуется, это в нужный момент увлечь клиента в заведение.

— Да, нравственная жертва в этом отношении необходима. Но хорошо ли выйдет, ежели я, критиковавший ранее, а не кто-то другой, возьмет и толкнет Мефодия на безобразия? — все же усомнился Яромир, памятуя и о собственной доброй репутации.

— Вам как раз с рук и сойдет. К тому же поить требуется на совесть, до забвения ума и метлы. Я отвлекаю Кирюшку на бесплатную контрамарку, а вы заманиваете его начальника непосредственно к Луке Раблезиановичу, — огласил окончательный план диверсионных действий Большой Крыс. — И умоляю, не мучайтесь сомнением! Вспомните, что уже однажды было. Вы же не хотите, чтобы подобное свершилось еще раз, да к тому же на вашем дебюте?

Этого Яромир не хотел. В памяти еще свежи были воспоминания и об исполнении канкана в валенках под матерные частушки, и о попытке снять прямо на сцене штаны, дабы показать честному народу, куда положено целовать трудящихся дворников.

Когда все необходимые решения были приняты и одобрены, инженеру вроде и следовало откланяться, но он медлил, и не случайно. А как же надежды на бутерброды и посиделки? К тому же не терпелось Яромиру задать ряд вопросов Большому Крысу, как представителю универсально-производной части населения города Дорог. Ни на секунду отчего-то инженер не усомнился, что гражданин заведующий Лубянков ни в коем случае человеком являться не может. Но вот идентифицировать его принадлежность, в смысле, какую именно категорию бытия представлял собой музыкальный Эдмунд Натанович, у инженера самостоятельно никак не выходило. Хотя и чувствовал он, будто бы близок к ответу. Однако начинать следовало издалека.

— Со вчерашнего вечера полноценного питания не получал, — вздохнул Яромир, переходя ради удобства общения с завклубом на казенно выраженный язык. — Загуляла где-то моя Нюшка. Вернется, получит взыскание.

Эдмунд Натанович, несколько смутившись, сразу подхватился с дивана:

— Ох, как нехорошо и неправильно! Гость в дом, а в доме Содом! Вы простите меня, тоже с утра в хлопотах. Сейчас же извольте откушать со мной. — Тут заведующий смутился еще более прежнего. — Обширного меню предложить не могу, моя половина имеет недостаток по здоровью, поэтому хозяйство, как вы понимаете, веду я отчасти и холостяцкое. Но простая и сытная еда никому не вредила. Пожалуйте в кухонное помещение. Вместе и соорудим обедец-то. — Большой Крыс вдруг радостно потер руки, видно, принятие пищи в компании редко выпадало на его долю и составляло определенный предмет развлечения и отрешения от каждодневной серости его бытия подле хворой жены.

В качестве простой и сытной еды на стол, при совместных усилиях двух не блещущих кулинарными талантами мужчин, были водружены: щербатая тарелка с двумя сортами сыра — голландский «маасдам» и «особый» производства вологодского молочного комбината, — крупно нарубленный рассыпчатый серый хлеб на доске, вчерашний, но еще не успевший зачерстветь, затем глиняная пиала с засахарившимся медом, и в газете — кольцо задубевшей «одесской» колбасы, которую нарезать не удалось, и оттого решено было попросту ломать в меру надобности на куски. В дополнение, в виде горячего, вскипятили чайник для принятия внутрь растворимого какао «Золотой ярлык». А более в дому Эдмунда Натановича не сыскалось ничего.

Когда первый, зверский, аппетит был удовлетворен, а жидкий какао и засохшая зубодробительная колбаса вкупе с перестарком-медом устали казаться Яромиру приятными на вкус, наступило время для неспешного разговора. До генеральной репетиции в «Ротонде» оставалось еще полчаса, и Яромир думал вполне уложиться в этот достаточный по продолжительности срок.

— Эдмунд Натанович, заранее приношу извинения в плане моей любознательности, — тактично приступил к интересующему его делу инженер, — но снизойдите до разрешения одного затруднения.

— Я весь внимание и к вашим услугам, — охотно откликнулся Большой Крыс, хотя и невнятно произнося слова — виновной была все та же дурацкая колбаса, до отказа заполнившая непрожеванной массой рот бедняги заведующего.

— Вы наверняка уже в курсе вчерашнего события, то есть о моем, можно сказать, историческом походе к редактору Месопотамскому, — начал осторожно Яромир, но закончить не успел.

Эдмунд Натанович с энтузиазмом замахал на него свободной левой рукой, ибо правой как раз изымал при содействии ножа остатки каверзной колбасы, застрявшей в дальнем коренном зубе.

— Не продолжайте, я вас понял… Уф! — Последнее относилось к побежденному колбасному куску, а вовсе не к собеседнику. — Что же, вы, очевидно, хотите знать, кто я такой, заведующий местным клубом Лубянков? Угадал? — Эдмунд Натанович улыбнулся вполне доброжелательно и подмигнул. — У нас, слава богу, от общественности тайн нет. Не то что у некоторых других. — В чей адрес послано было последнее замечание, нетрудным вышло бы догадаться.

— Хотелось бы, да. Из первых рук, — не стал спорить Яромир, тем более что предположение завклубом Лубянкова на его счет являлось безусловно правдивым.

— Правильно, молодой человек. То есть, я хотел сказать, господин сторож. Но позвольте и встречное любопытство. А как вы сами думаете на мой счет? — Кажется, Эмунду Натановичу разговор их представлялся милым и развлекательным занятием, завклубом улыбался хитро и как бы подначивал на домыслы и разнообразные версии своего визави.

— В том-то и дело, что ничего путного я не думаю. Но в уме моем блуждают ассоциации, которые никак не выйдут наружу… Должность ваша странная. Аккордеон, песни, разнообразный репертуар. Вот и Еврипида ставите. А до этого давали в клубе непристойного «Прямодушного». И за женой ходите, как за дитем, без всяких приключений на стороне. У меня в голове не укладывается.