Читать книгу "База 211 - Алла Дымовская"

– Лес рубят – щепки летят. Об этом мы уже поговорили с Бохманом. Как видите, результат скоро позволит мне взирать на мир только одним глазом, – Сэм на некоторое время замолчал, Великий Лео не прерывал эту тишину замечанием, выжидая. – … А все же ваш фюрер построил здешнюю базу. Значит, и он! Он тоже понимал всю чудовищность своих неукротимых амбиций. Пускай и достиг почти уровня Абсолютного Зла. Но ему невдомек, что уровень этот в принципе не достижим, и значит, сама попытка наказуема.

– Я не понял вас. По-моему, вы невольно забрели в область схоластики. А это сложно и скучно, – но видно было, Великий Лео врал, он не прочь казался послушать, хотя весь истекал черной желчью.

– Чего проще! Каждый человек, и самый пропащий, знает, инстинктивно и бессознательно, что такое Абсолютное Добро. Даже вот вы, например. Но не каждый желает его избирать. А сознаться в этом очень трудно. И тогда такой человек устремляется в сторону Абсолютного Зла, убеждая при этом всех, и себя самого в том числе, что туда-то ему и надо и что это единственно правильный и благой путь. Беда заключается в том, что об Абсолютном Зле человек ничего не знает и не может знать. Это все равно как познать Ничто. А познать Ничто можно, только если умереть, то есть исчезнуть навеки и совсем. И стало быть, получается замкнутый круг. Любые попытки подобного рода способствуют хаосу и вырождению, но даже они не Абсолютное Зло, потому, это лишь искажения природы, а не ее отрицание. Фюрер по описанной мной дороге зашел далее всех, испробовав для разнообразия массовые убийства, смысл которых стремится к максимальному отсутствию этого самого смысла. То есть чем безумней злодей, тем ближе он подходит к грани Абсолютного Зла. Безумный отнюдь не означает сумасшедший, подразумевается скорее тип человеконенавистника, или мироненавистника: демон тотального разрушения под видом нового порядка. Но порядка там вовсе не может быть, потому что истинный порядок и есть Добро и стремление человека к нему.

– Наш великий мистик Мейстер Экхарт учил иному. Полное Ничто есть Господь, как первооснова всех вещей, из которого проистекает сущее. Стало быть, следуя вашему суждению, Абсолютное Зло – это Бог. А наш фюрер – его верный первосвященник. Тогда все поступки, им совершаемые, являются благими и угодными высшей силе, – кажется, Великий Лео сам верил сейчас в то, что с таким убеждением произносил.

– Вовсе нет. Это всего-навсего игра определений. В сфере того, что в принципе определить нельзя. Тот, кто сможет в точности сказать, Кто и Что такое Бог, станет равным ему. А что касается поступков, то праведное, по счастью, всегда можно отделить от неправедного. Сделать это несложно, более того, доступно каждому, – и Сэм с неожиданным пафосом произнес, глядя гаупштурмфюреру прямо в черные дыры глаз: – ПРАВЕДНЫЙ ПОСТУПОК НЕ ТРЕБУЕТ ОПРАВДАНИЯ ПЕРЕД САМИМ СОБОЙ. Если в содеянном есть хоть капля нечистой совести, которая непременно нуждается в доказательных ухищрениях, то вы бредете в неверном направлении, удаляясь от Добра.

– Ну, хватит! – Великий Лео опустил сухощавый кулачок на задребезжавшую под ударом столешницу. – Впредь советую держать ваши проповеди при себе! Иначе не поздоровится! Предупреждаю! – и уже гораздо тише добавил: – Я не для доморощенных дискуссий вызвал вас сюда. А по делу.

– Я готов слушать, – с небывалой покорностью склонил голову Сэм. Им овладело восхитительное чувство, будто он выиграл нечто у Великого Лео, и хотя это нечто до конца не определено и незримо, но ощутимо внутри него, и, стало быть, оно есть.

– Ишь какая дивная овечка. Не думайте, что победили. У меня нет времени на бесплодные споры, любую истину можно доказать лишь в действии, что вы не в состоянии понять, – гауптштурмфюрер отнюдь не был доволен, ибо последнее слово осталось за Сэмом, хотя их словесную дуэль оборвал именно он, Ховен. – Так вот, о деле. Как вы знаете, среди персонала базы случились серьезные потери, особенно тяжкие в отношении бригадефюрера Рейнеке и старшего сапера Оскара. Мое предложение таково: вы прекращаете самодеятельность и берете на себя строго обозначенный фронт работ. И в первую очередь – выяснение причин случившейся катастрофы. Вы, кажется, не желали, чтобы бессмысленно гибли люди?.. Ничего взамен обещать не стану, иначе вы развопитесь о невозможности продать родину за эсэсовский паек, ведь так? Так. Что скажете?

– Я готов работать. Но предупреждаю сразу – только в области техники безопасности. Никакие новые «вольфшанцы» вашему фюреру я строить не намерен. И шахты для ФАУ-2 тоже.

– Да кто вас подпустит к секретным планам хоть на ноготь моего мизинца! И без вас строители сыщутся. Вот прибудет «Швабия»… – произнес гауптштурмфюрер и осекся. – Если прибудет. А если нет, так тем более строить не придется. Потому как не из чего. Но запомните, у меня железная дисциплина, и вы отныне вольнонаемный служащий, хотя и без вознаграждения. Рейхсмарки вам не пригодятся, да и не возьмете. Кормить я вас намерен задаром. Подчиняться станете непосредственно мне, и все споры с Бохманом тоже отныне в сфере моего разрешения.

– Да пребудет так. Аминь, – пошутил Сэм, но в глубине души был доволен. Пусть временно, зато окажется при интересном деле. А кому в итоге достанутся результаты этого дела – безумцу в Берлине или роду человеческому, еще поглядеть надо. Та самая пресловутая темная сторона совести ни на миг не шевельнулась в нем, и Сэм понял – решение его правильное.

Душевая, как ни крути, была истинным и единственным на базе чувственным удовольствием, по крайней мере, для Сэма. Ничего в ней не было особенного, обыкновенная пристройка возле топливного блока, откуда стекала с электростанции горячая вода. Бетонный пол, какой в солдатских банях, деревянная скамья, сверху сопло крана, затянутое частой сеткой. На всю гигиеническую процедуру по регламенту положено десять минут. Для женщин – двадцать. Раз в неделю, а там пусть хоть вши заведутся. Только не было в Антарктике никаких вшей и вообще телесных паразитов. Тут даже микробы не процветали, настолько велика была стерильность воздуха. Но вот грязь – ее хватало, и преизрядно. Бог весть откуда она бралась. Поэтому погружение тела в бегущие сверху горячие водяные струи, хоть и благоухающие мазутом, все равно являло собой несказанное наслаждение. Сэм воспользовался данной ему поблажкой немедленно, пока метель и делать особенно нечего. Марвитц и проводил его обратной дорогой во владения Волка, даже одолжил у Лис запасное суровое полотенце.

И теперь, отмывая начисто сильно обросшую косматой гривой и довольно грязную голову, Сэм мысленно повторял про себя самый последний эпизод его расставания с Великим Лео, когда Медведь явился, чтобы вести его назад. Герхард, видимо, все это время попивал кофеек вместе с Лис в соседнем помещении, служившем некогда Сэму больничной палатой и порой кое-кому арестантским карцером. По крайней мере, вышел Медведь именно из этой двери, следом за ним показалась Лис с дымящейся кружкой в руке, а вокруг распространился пряный и манящий кофейный аромат.

– Погоди-ка на недолго, – попросил Марвитц, после чего покинул приятеля одного в коридоре и вместе с Лис вошел к Ховену.

Слышимость из полуприкрытого дверного проема был превосходной, и Сэм, хотя почитал подслушивание за сомнительное времяпровождение, стал невольным свидетелем странной и тревожной беседы. И начал ее Медведь.