Читать книгу "Сокровища Рейха - Томас Гиффорд"

В маленьком кабинете было страшно жарко. Единственное окно, надо полагать, наглухо заклинили скопившиеся за десятилетия грязь и копоть. Сент-Джон вытер лицо линялым красным платком в горошек, сунул его в карман. На книжном шкафу тикал старенький будильник.

– Распространяется ли эта самая недосягаемость… ну, скажем, на какого-нибудь немецкого профессора? Преподавателя института…

– На это нелегко ответить. – Прищурив глаза, он уставился на золотой карандаш в своих толстых пальцах. – Это зависит, надо думать, от того профессора.

– Ну а если говорить гипотетически, может ли тот факт, что ты немец по национальности, да еще перонист, стоить человеку академической должности? Стоить ему карьеры?

– Все возможно, дорогой мой. Абсолютно все. Таково убеждение старого Сент-Джона. – Он вздохнул, медленно следя глазами за кружившей по комнате мухой. – Мистер Купер, вы становитесь недоверчивым. Ну прямо как ваш брат. – Сент-Джон улыбнулся почти ласково. Он явно читал мои мысли. – Последнее время я редко виделся с профессором Долдорфом. Но когда-то, много лет назад, мы были хорошо знакомы, и, услышав о его кончине, я не мог не отдать ему последний долг. Все очень просто. – Он встал, отдуваясь, снова откинул со лба длинные седые волосы и направился к одному из книжных шкафов. – А теперь перейдем к вырезке. – Он начал рыться в папках, в кипах бумаг, толстыми пальцами перебирая страницы. – Хм, где же, где же?.. Знаю, она здесь… где-то, где-то…

Я чихнул от поднявшейся пыли, весь взмок, рубашка прилипла к спине.

– Ага, нашел, – сказал он, вернулся к столу, промокнул взмокшее лицо своим ситцевым платком. Между его пальцами свисала газетная вырезка. Он снова погрузился в кресло и воззрился на нее. – Не знаю, почему ваш брат показал мне ее, просто понятия не имею… Какие-то супруги Брендель на странице глазговской газеты за октябрь прошлого года. Не откуда-то, а прямо из самого Глазго. Ни словом не обмолвился, как она к нему попала, только заявил, что ему необходимо видеть Альфреда Котмана. Сказал… дайте-ка вспомнить… сказал, что все началось с этой фотографии, а что такое это «все» – одному богу ведомо. – Он покачал головой и протянул вырезку мне.

Через секунду вся моя жизнь перевернулась. Я глядел на снимок, и руки у меня дрожали.

На снимке были запечатлены мужчина и женщина на дипломатическом приеме. Женщина была намного моложе мужчины. Она смотрела на кого-то вне кадра, сдержанно улыбаясь. Мужчина, красивый, веселый, слегка склонил голову набок, будто вслушивался в слова не попавшего в кадр собеседника.

– Может, вам дать воды, дружище? На вас лица нет. Я говорю…

– Да нет, все нормально.

– Я взял на себя смелость показать эту фотографию герру Котману после отъезда вашего брата. Альфред сказал, что он никогда прежде не видел эту даму, но в свое время знал семейство Бренделей. По его словам, Гюнтеру сейчас лет пятьдесят. Отца Гюнтера судили как военного преступника, и он умер в тюрьме. Гюнтер же оказался парнем стойким, собрал по кусочкам все, что уцелело, и возродил семейное благосостояние с помощью кое-каких деловых авантюр. Однако все это опять-таки прошлое, не правда ли? По-моему, будет более мудро там его и оставить. Может, пусть прошлое само о себе позаботится, пусть прах своих мертвецов они погребают сами, а?

– Но разве это прошлое? – Голос мой дрожал, в горле пересохло.

– Да, в этом-то вся и загвоздка: всегда ли прошлое есть прошлое?

Точечное изображение шрифта расползалось, вновь сливалось, оно как бы двигалось и оживало. Я разглядывал снимок весь день.

С первого взгляда мне почудилось, что это фото моей матери. Время словно не коснулось ее, и она осталась такой, как на том портрете, который много лет назад писал отец. Действительно, дама на снимке поразительно походила на мою мать. Однако были и некоторые отличия: углы ее широкого рта резко опускались вниз, хотя она и улыбалась; верхняя губа была тоньше, чем у матери, а нижняя слишком полная, будто несколько искаженная плохим газетным изображением. Волосы, кажется, были темнее и длиннее, а брови менее изогнуты. Но вот лоб точь-в-точь – широкий и плоский. Весь ее облик был настолько мне знаком и близок, словно всю свою жизнь я ожидал увидеть ее именно такой.

Это была моя маленькая сестренка Ли.

Теперь я знал, ради чего Сирил совершил это длинное путешествие, которое привело его в утонувший в сугробах Куперс-Фолс и закончилось смертью.

Он держал в руках эту вырезку. И я уверен, она так же прыгала у него в руках, которые наверняка дрожали, как у меня. Он узнал Ли и решил разыскать ее. Теперь найти ее предстояло мне, это я знал твердо.

Итак, начало и конец известны. Но что происходило между ними?

Буэнос-Айрес. Но не только он. Пола перечислила мне много городов. Глазго… теперь понятно, что увидел Сирил в глазговской газете. Из Глазго он отправился в Мюнхен. В глубь Германии, в глубь Баварии.

Стояла жарища, но при мысли о Ли меня начинало знобить. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Мне страшно!

Говорила Мария Долдорф.

– Мне страшно, – повторила она, – что-то происходит. Не знаю что, но что-то нехорошее… – Ее голос, тихий, полный горечи, слегка дрожал.

– А именно?

– Сегодня мне звонили сюда, на работу. Какой-то мужчина, его голос я не узнала. Сказал, что за мной следят ежеминутно. Сказал, что мне следует быть осмотрительной, знать, с кем встречаться, о чем говорить, и спросил, понимаю ли я, о чем идет речь.

– А вы?

– Я ответила, что не понимаю, и тогда он заявил, что старые друзья всегда лучше и я должна выбирать новых знакомых с осторожностью. Он имел в виду вас, Джон. Больше некого. Фактически, кроме вас, я ни с кем не встречалась уже давно. Только по работе. И им это известно. – Голос ее дрожал все сильнее. Она замолчала, откашлялась. Она нервничала, никак не могла взять себя в руки. – Джон?

– Да?

– За вами тоже следят. Я думаю об этом весь день. Только так они могли узнать обо мне… До вас я не представляла для них ни малейшего интереса. Следить за мной просто не имело смысла.

– Но был же какой-то смысл убивать вашего отца?

– Ваш брат…

– На каком языке говорил этот человек? – перебил я ее, заранее зная ответ.

– На немецком.

– Послушайте, вы не боитесь встретиться со мной?

– Не знаю… Я просто ничего уже не соображаю.

– Тогда приезжайте сюда. Выпьем чего-нибудь и спокойно во всем разберемся…

Во время легкого ужина мы вновь тщательно проанализировали обстоятельства смерти ее отца, его дневник и полученное ею предупреждение, но не пришли ни к какому выводу. Она поджала губы, потупила свои огромные глаза. Ее беспокоило, провожу ли я ее домой. Я подумал, что, если бы кто-нибудь тогда поехал вместе с Полой Смитиз в библиотеку, она осталась бы жива…