Читать книгу "Парк Горького - Мартин Круз Смит"

Неповрежденной осталась лишь коробка, доставленная сегодня. В ней были свежие записи. Аркадий отыскал одну запись из номера Осборна, всего двухдневной давности.

Вопреки всему, он продолжит начатое.

Первая запись оказалась очень короткой.

Аркадий слышал стук в дверь, звук открываемой двери и голос Осборна:

— Здравствуйте.

— Где Валерия?

— Погодите. Я как раз собрался погулять.

Дверь закрылась.

Аркадий снова и снова слушал запись. Он узнал голос девушки с «Мосфильма».

10

Лозунг протянулся на весь квартал. Красные буквы в рост человека гласили: «СОВЕТСКИЙ СОЮЗ — НАДЕЖДА ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! СЛАВА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!».

Позади лозунга раскинулся завод имени Лихачева. Там «штурмовали» рабочие, чтобы выполнить предмайские обязательства по производству автомашин, тракторов и холодильников. Молотками загоняли болты, молотками же подгоняли холодильные спирали, с помощью молотков вручную собирали целые машины. Следом, отставая на шаг, шел сварщик и заметал следы факелом газовой горелки. Над лозунгом небо было затянуто внушительными клубами серого дыма, регулярно выбрасываемыми из труб в утреннее небо.

Аркадий прошел с Лебедем в кафетерий и там передал ему снимки Джеймса Кервилла, Кости-Бандита и Валерии Давидовой. Ранние алкаши оторвали головы от столов. Лебедь был в черном свитере, отчего его шея и кисти рук казались еще тоньше. Аркадий подумал, как он выживет, став осведомителем. Туда, где пили рабочие, даже милиционеры приходили парами.

— Вам, должно быть, трудно, — заметил Лебедь.

— Мне? — удивился Аркадий.

— Я хочу сказать, такому доброму человеку, как вы.

Хитрый заход гомосексуалиста? — подумал Аркадий.

— Порасспроси об этих людях, — он бросил на столик несколько рублевок и вышел.

Ирина Асанова жила в подвале недостроенного дома неподалеку от ипподрома. Поднимаясь по лестнице, она окинула Аркадия открытым пристальным взглядом, а он успел разглядеть голубоватое пятнышко на ее правой щеке. Пятнышко было небольшое: если бы она хотела, то могла бы запудрить его. А так оно оттеняло голубизной ее темные глаза. Полы латаной-перелатаной дубленки развивались на ветру.

— Где Валерия? — спросил Аркадий.

— Валерия… какая?.. — запнулась она.

— Вы не из тех, кто сообщает милиции о пропаже коньков, — сказал он. — А из тех, кто держится подальше от нее. Вы бы не заявили о пропаже коньков, если бы не боялись, что они приведут к вам.

— В чем меня обвиняют?

— Во лжи. Кому вы давали свои коньки?

— Я опаздываю на автобус, — она попыталась пройти мимо него.

Аркадий схватил ее за руку. Такую мягкую…

— Кто такая Валерия? Говорите!

— Кто да что! Я ничего не знаю, да и вы тоже. — Она вырвалась из рук Аркадия.

На обратном пути Аркадий прошел мимо стайки девушек, ожидавших автобуса. По сравнению с Ириной Асановой они казались замухрышками.

В Министерстве торговли Аркадий рассказывал Евгению Менделю:

— Несколько лет назад один американский турист приехал в деревню, где он родился, где-то километрах в двухстах от Москвы, и там скоропостижно скончался. Было лето, и местные жители засунули его в холодильник. Вы же знаете, у нас на деревню всего один холодильник. Они явились сюда, и в Министерстве иностранных дел им сказали, чтобы они больше ничего не предпринимали, пока не получат специальные бланки свидетельств о смерти туристов. Проходит два дня — нет бланков. Неделя — нет бланков. Чтобы достать бланки, нужно время. Прошло две недели, и селянам до чертиков надоел этот турист в холодильнике. В конце-то концов, на дворе лето. Молоко киснет, а много ли поставишь в холодильник, когда там американец. Но вы знаете деревенских — как-то вечером они выпили, бросили покойника в грузовик, привезли в Москву, свалили труп у вас в вестибюле и укатили. Истинная правда. Представляете, как здесь забегали. Вестибюль был оцеплен офицерами КГБ. В три часа утра позвонили атташе американского посольства. Бедняга подумал, что его пригласили на личную беседу с Громыко, а тут покойник. Он не пожелал даже подойти — не было нужных бланков. Кто-то предположил, что таких бланков вообще не существует, и тут поднялась паника. Все хотели избавиться от американца. Кто-то даже предложил потерять его. Или отвезти обратно в деревню, похоронить в Парке Горького или в подвале министерства. Наконец позвонили мне и главному патологоанатому. У нас оказался нужный бланк, и мы погрузили американского туриста в багажник машины атташе. С тех пор мне больше не доводилось бывать в вашем здании.

Аркадий убедился, что Евгений Мендель, которого он видел с Осборном в бане и голос которого часто встречался на пленках с записями разговоров Осборна, ничего не знал ни о Джеймсе Кервилле, ни о покойниках в Парке Горького. В течение всего рассказа на нежном лице Менделя не промелькнуло ни особого беспокойства, ни даже тени мысли.

— А какой бланк нужен для американского туриста? — спросил Мендель.

— В конечном счете согласились на обыкновенное свидетельство о смерти.

И все же Евгений Мендель испытывал тревогу. Ему было известно, что Аркадий работает следователем, и если его не смутил бы следователь, выбившийся наверх из простых людей, то здесь он знал, что Аркадий принадлежал к избранному кругу детей московских «шишек», кругу выпускников одних и тех же спецшкол, а выходцу из этого круга открывался путь к более высоким постам, нежели чин старшего следователя. Мендель, которого в этом кругу принимали за дурачка, был обладателем просторного кабинета на Смоленской площади с тремя телефонами и бронзовой фигуркой соболя на стене — эмблемой экспортного агентства «Союзпушнина». На нем был английский костюм, из кармашка, рядом с партийным значком на лацкане, торчала серебряная ручка. Не иначе этот старший следователь на чем-то погорел, и при одной мысли о последствиях для собственной карьеры на подбородке Менделя, будто росинки на куске хорошего масла, выступали капельки пота.

Аркадий воспользовался замешательством собеседника. Он упомянул о большой дружбе между их отцами, высоко отозвался о полезной работе Менделя-старшего в тылу во время войны, но при этом ввернул, что старик все же был трусоват.

— Однако же его наградили за храбрость, — возмутился Евгений. — Могу показать бумаги. Я вам их пришлю. В Ленинграде он отбивал атаку фашистов! Кстати, бывают же совпадения, он тогда был с американцем, с которым вы на днях познакомились. Их двоих атаковал целый взвод немцев. Отец с Осборном уничтожили тогда трех фашистов, а остальных обратили в бегство.

— Осборн? Американский торговец пушниной в блокадном Ленинграде?

— Это теперь он занимается пушниной. Закупает русские меха и импортирует их в Америку. Скажем, покупает здесь шкурку за четыреста долларов, а там продает за шестьсот. Вот это и есть капитализм — остается только восхищаться. Он друг Советского Союза, и это давно доказано. Можно по секрету?