Читать книгу "Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - Николай Яковлевич Мерперт"

уже накопившийся за первые недели весьма значительный материал: превосходная (и четко датированная) китайская керамика (фаянс, фарфор, селадон), бронзовые, костяные, деревянные изделия, десятки монет (позднее они будут исчисляться сотнями), стрелы и обломки сабель, тончайшие украшения, знаменитые китайские бронзовые зеркала и булавки, массивные цуны — железные втулки для колес тяжелых телег огромных обозов, обеспечивающих регулярность снабжения монгольских армии. «Тринадцатый век! Почти только тринадцатый век, — радостно восклицал Киселев, разбирая находки. — Какие там поздние монастырские мастерские! Бедный Букинич!». С таким же бурным одобрением знакомился Сергей Владимирович с полевой документацией и великолепными рисунками Лидии Алексеевны. «Здорово у вас здесь, — резюмировал он за первым же обедом. — Жаль, задержался в Улан-Баторе. Со спокойной душой возьму второй объект. Поищу уйгурский город».

Город он нашел: после короткой разведки открыл одну из уйгурских столиц X века — Хара-Балгас — мрачный укрепленный город-лагерь с мощным донжоном в центре. Здесь ему сопутствовала удача, но в этих раскопках я не участвовал.

Каракорум 1948. Первая выставка находок. Слева направо: студент Доржисурэн, археолог Перенлай (позднее монгольский академик), Н.Я. Мерперт, С.В. Киселев

Монголия 1948 г. Каракорум. Стены домов и отопительные каналы (каны)

Монастырь Эрдени Дзу. Обед. С.В. Киселев и лама Чадобата

Каракорум 1948. Объезд раскопа

В Каракоруме же блестящая интуиция Киселева и прекрасное знание им специфики поселенческих памятников исследуемого района Юго-Восточной Азии позволили уже к концу первого сезона, длившегося 6 месяцев, определить основные показатели топографии города. «Смотрите-ка! — говорил он. — Казалось бы, беспорядочно разбросанные слабо выраженные возвышения, а на плане они выстраиваются в определенном порядке... Целые улицы вычерчиваются! В центре застройка густая, очень густая, а к северу резко идет на убыль, перед обводным валом фактически большой пустырь. Зато вал четко выражен». Мои сомнения относительно этого невысокого и отнюдь не грозного вала, Киселев решительно парировал: «Да он, скорее всего, имел лишь фискальное значение, никак не оборонительное: кто мог угрожать тогда столице мировой империи? А вот в юго-западном углу хорошо прослеживаемое внутреннее укрепление. Стены его помощнее, и холмы за ними куда больше и выразительнее! Явно особый участок, и заслуживает особого внимания. Здесь будем копать. Но не только здесь. Раскопы надо расположить так, чтобы определить основные моменты топографии города. И в центре, и на периферии. Даже за валом. Это одна из основных задач. Вторая же — стратиграфия. Надо исправить ошибку Букинича, расчленить слой, найти основные его составные... Слои здесь должны быть значительными, охватывающими по несколько веков. Главное, не смешать их, выявить их границы и специфику, попытаться найти исторические привязки».

Выполнение этих задач и определило весь ход раскопок, продолжавшихся два длительных полевых сезона в 1948 и 1949 гг.

Раскопы охватили уже упомянутый «особый участок» в юго-западном углу городища, наиболее густо застроенную часть его центра, пересеченного крест-накрест двумя главными улицами, район восточных ворот, северный участок городского вала и отдельные постройки за его пределами. Специфика этих участков оказалась достаточной и позволила в значительной мере документировать общую топографию города и его районирование. Всего же на городище было вскрыто около 7000 кв.м площади.

За четырехугольником стен юго-западного «особого участка» вскрыты остатки знаменитого дворца Ваньан-гун, построенного Угедеем в 1235 году и столь поражавшего европейских путешественников. Последние, прежде всего, Вильгельм де Рубрук, оставили восторженные его описания, а результаты раскопок в значительной мере им соответствовали. Элементы дворцового комплекса располагались на большом центральном и четырех боковых холмах, первоначально представлявших собой искусственные платформы, сооруженные из суглинка и песка. Большую часть центрального холма занимал огромный парадный зал, конструктивную основу которого создавали 64 деревянные колонны, опиравшиеся на массивные каменные базы, чаще всего кубической формы. На колонны опиралась кровля, покрытая черепицей и украшенная глиняной скульптурой (изображениями львов, драконов и т. п.). Черепица как зеленого, так и красного цвета, а последний, как сразу же было отмечено Киселевым, в древнем Китае считался цветом императорским. Парапет здания и ведущая с юга к парадному залу широкая лестница были облицованы гранитом. Специальные переходы соединяли зал с расположенными позади него жилыми покоями (их отличало обилие бытовых изделий и костей животных). Эти помещения также имели деревянные колонны с каменными базами, деревом же были покрыты их полы. Жилой и хозяйственный характер носили и постройки на четырех прочих холмах комплекса, причем все они были обращены фасадами к главному зданию дворца. К дворцовому участку с запада подходили каналы, подводящие воду из расположенной в полутора километрах реки Орхон, а следы обширной впадины позволяют предполагать наличие здесь озера, возможно, искусственного. «Пофантазируйте, представьте себе яркий солнечный день и большой многоцветный дворец, отражающийся в водах озера», — увлеченно говорил Сергей Владимирович.

Но при всем огромном своем значении дворцовый участок показывает характер культурного слоя далеко не в полном его объеме. Самая нижняя его часть расчищена и нивелирована при создании упомянутых искусственных террас. В середине XVI в. в период существования Эрдэни-Дзу та же участь постигла и последующую часть слоя, поскольку на сей раз расчистке и нивелировке подверглись поверхности самих террас, на главной из которых, в преддверье монастыря, был сооружен большой субурган (возможно, и другие культовые сооружения).

Зато в полной мере культурный слой представлен в центральной части города, на месте пересечения двух главных улиц, где его толщина достигала 6м. Заложенный здесь и доведенный до материка большой раскоп был назван «Домом на перекрестке»: он позволил выяснить историю большого комплекса сочлененных построек, неоднократно разрушавшихся и восстанавливавшихся. «Он дважды горел, ваш «Дом на перекрестке», — говорил мне Киселев, — трижды строился...». Достаточно массивные и совершенные конструкции этого комплекса свидетельствуют об уверенном владении различными материалами (сырец, глина, камень, дерево) и о хорошо выработанных, прежде всего, в китайской архитектуре, каннов (системы отопительных каналов — каннов и т. п.). Все сооружения носили четко выраженный производственный, складской или торговый характер. Сырцовые стены отштукатурены и в ряде помещений расписаны, причем и с внутренней, и с внешней стороны (наиболее популярные мотивы росписи — бабочки и иероглифы). Концевые диски черепичных кровель украшались зооморфными изображениями, чаще всего, дракона с оленьими рогами. Ремесленные мастерские и лавки отапливались: здесь в ряде мест расчищены уже упоминавшиеся подпольные отопительные каналы — канны. Комплекс был весьма долговечным: