Читать книгу "Предатель. В горе и радости - Арина Арская"

к любовнику, а как к другу, чья жена попутала берега.

— Надеюсь, вы тут обсуждаете, что пора подавать заявление на развод, — Вера ухмыляется. — Ты ему больше не нужна.

Закручивает гайки.

— Вера, ты вынуждаешь меня…

— Ты зря думаешь, что я остановлюсь, Гор, — оглядывается, — я пойду до конца. Я потом твоей жене еще принесу папочке тест на отцовство, — вновь смотрит на меня, — только придется чуток подождать.

Если можно подделать больничный лист с информацией о беременности, то можно и с тестом на отцовство подобное провернуть.

— Ты меня вообще слышишь?! — Вера повышает голос. — Але! Щелкает пальцами перед лицом?

Она возмущена моим молчанием, и я ее понимаю. Она мне говорит о том, что мой муж станет отцом и что она поднимет скандал, а я стою и смотрю на нее.

Гордей подходит к ней, берет по другу и ведет к двери:

— Господи, Вер, ты больная на голову.

— Что-то ты так не говорил, когда был на мне.

Гордей резко останавливается. С недоуменной яростью смотрит на Веру, а Вера на него, и в ее взгляде есть вопрос “Перегнула?”.

Между ними совершенно нет любовной химии.

Друзья.

Какие-то придурочные, одинокие и потерянные в уродливом мире друзья, у которых в прошлом была связь, но сейчас ее нет. Даже тоненькой ниточки, но есть человеческое доверие.

И я ревную. Ревную к тому, что у меня с Гордеем не было разговоров в последнее время. Не было шуток. Не было усталого молчания. И ревность это не агрессивная, а печальная.

Я потеряла мужа не как мужчину, а как близкого человека.

— Гордеюшка у себя? — за дверью раздается деловито-насмешливый голос Пастухова. — Ой, извините, Гордей Вячеславович... Короче, босс твой на месте?

Глава 48. Вот и молодец

— Гордея Вячеславовича нет, — лжет за дверью секретарша.

— Ну, ты же врешь, — цокает Пастухов. — Я слышал там какую-то возню.

— Часы приема…

— Ну, обалдеть, — охает Пастухов. — Мне еще напрашиваться на часы приема?

Я, Гордей и Вера переглядываемся, потому что ситуация выходит на новый уровень абсурда, за которым нас могут уже ждать санитары со смирительными рубашками.

Ну, меня так точно скоро можно будет упаковать в палату с мягкими стенами.

— Гордей, — Юра стучит по косяку. — Я знаю, что ты там.

— Юр, не сейчас, — цедит сквозь зубы Гордей каждое слово. — Ты сейчас лишний.

— Я всегда лишний и что дальше?

Я вздыхаю, медленно промаргиваюсь, чтобы немного прийти в себя, и проворачиваю ключи в замке. Открываю дверь и устало смотрю в круглое улыбчивое лицо Пастухова:

— Добрый день.

— Да, добрый, — любопытно выглядывает из-за моего плеча и округляет глаза, когда видит Верочку, — во дела, — смотрит на Гордея, который стоит и раздувает ноздри и крепче сжимает плечо Веры. — Я теряюсь в догадках, дорогой мой друг.

Беспардонно заходит в кабинет. Поправляет свой безразмерный пиджак на пузе.

— Ты иди уже, пожалуйста, — Гордей тащит Веру к двери.

— Я протестую, — Юра вздыхает.

— Да, мы не закончили… — воркует Вера.

— Да вашу ж мать! — несдержанно и истерично взвизгиваю я. — Я не позволю! Это уже перебор!

— Что не позволишь, — Пастухов медленно и заинтересованно разворачивается ко мне. — Ох уж этот женский гнев…

— Не будет вам спектакля, которому вы похлопаете, потому что, — перевожу злой взгляд на Веру, — я в курсе, что вы не трахались! Остынь, Вера! Гордей мне все сказал! И это, конечно, гениальная, блять, идея вывести меня из себя вот такой дурью, что ты залетела!

Вера на пару секунд тушуется, но потом вновь надевает маску ехидной стервы:

— И ты ему поверила, что ничего не было? О, господи, — теперь смотрит на Гордея, — ты, что, решил в кусты спрятаться? Не ожидала…

— Харе, Вер!

Я на мгновение я верю это сисястой провокаторше, что Гордей мне солгал в желании обелить свою шкуру, и это осознание того, что я легко ведусь на манипуляции постороннего человека, бьют меня пощечиной.

— И ты ему веришь? — Вера высокомерно смеется. — Ты настолько дура?

Впервые за долгое время мне удается поймать в глазах Гордея мимолетную тень растерянности, которая говорит мне: ему важно, чтобы ему верили. Пусть он с рыком сейчас тащит Веру прочь в приемную, но я увидела его настоящего.

— Верю, — говорю я. — Он говорил мне правду.

Оглядываюсь на Веру, которой удается вырваться из захвата Гордея. Она поправляет ровную челку на лбу кончиками пальцев и усмехается:

— Вот и молодец.

А после, пригладив воротник блузки, выходит из кабинета как ни в чем не бывало. Пастухов переводит на меня недоуменный взгляд и изгибает бровь:

—Я нихрена не понял, если честно, — причмокивает, — но тут что-то очень глубокое и… надрывное.

— Вы извините, но я не буду удовлетворять ваше любопытство, — вежливо и отстраненно улыбаюсь Юре Пастухову

— Да я всего лишь хотел извиниться за то, что выпил лишнего…

Я его уже не слушаю. Пусть Гордей с ним дружит, общается и принимает извинения, а торопливо ретируюсь.

Я хочу поговорить с Верой.

Я не могу логично объяснить своего порыва, но я подчиняюсь ему, и поговорить я с ней я хочу без присутствия Гордея.

Просто, как женщина с женщиной.

— Вер, — выхожу из приемной на просторную площадку перед двумя лифтам. — Погоди.

Вера остервенело тыкает в кнопку вызова и не сразу понимает, что я ее окликаю.

— Чего? — оборачивается. — Да, не было дикого траха между нами. Все.

— Я хочу выпить кофе.

Молча смотрим друг на друга. Поджимает губы, и у нее вздрагивают ноздри:

— Не надо ко мне набиваться в подружки.

— С такой подружкой и врагов не надо.

Вскидывает бровь, хмыкает и ведет плечиком:

— Это ты зря. Я за своих подруг могу порвать.

— И много у тебя подруг? — я тоже насмешливо приподнимаю бровь.

И мне совершенно не стыдно за свою язвительность, потому что с ней новый вздох выходит свободнее и легче.

Щурится и усмехается:

— Вот сучка, а. Что, не такая уж ты и овца?

Смысл обижаться на правду? Столько лет была овцой и совсем не возникала против того, чтобы быть ею.

Поэтому