Читать книгу "Фрилансер. Повелитель ареала - Сергей Анатольевич Кусков"

«двухсотыми». Тела оставили на месте, но живым эвакуироваться вроде как удалось.

— Так стоп! — Кажется, на мне лица не было, хорошо, что предупредила не дёргаться. — Кого они вели?

Ласточка назвала имя, и я повторил его в эфир.

—…Сеньор, если вы меня слышите, хочу, чтобы вы знали, — обратился я ко второму за сегодня, но не последнему командиру полка мятежников. — Это вы убили свою семью, погнавшись бить слабого и лежачего.

— Командор — Чупакабре, — снова перебил голос начальника штаба. — Только что доложили, мальчики из УДС уже смонтировали первый ролик, от Нормы. Запускать?

— А это хорошая новость — скидывай мне! — Это я ей, и тут же ведущему. — Флавий, лови файл, запускай в эфир. Это подтверждение с моей стороны, что клан Веласкес не шутит, бросаясь такими вещами.

Через минуту пришедший файл был запущен фоном за нашими спинами. Виды с нашлемных камер девчонок. Взрывы миниядеров, сносящих шлюз загерметизированного дома, небольшой рой из десятка дронов, врывающийся внутрь, и, наконец, девчонки в сером камуфлированном доспехе, бегущие внутрь, прикрывая друг друга. Вспышка от взрыва термобарическихгранат и огонь по расположившейся на первом этаже охране — какие-то сотрудники ЧВК, сеньоры предполагали, что что-то подобное может произойти, просто не рассчитали масштабы возможного нападения. Подъём по лестницам. Слуги. По слугам тоже огонь, но по конечностям. А это снарядом рельсовки снесли пол-черепушки сыну сеньора министра, поднявшего в жесте самозащиты личную огнестрельную пукалку. А тут жену и двух дочерей сеньора министра обороны ставят на колени в ряд. Старшую вытаскивают из комнаты, где плачет ребёнок, но дети нам не нужны. Младшая не замужем (сын тоже пока не женат… Был), а муж старшей где-то в городе, помогает тестю в противогосударственных делах. Опознание через сетчатку, и казнь — очередь из игл по всем троим.

«Всё, уходим!» — голос Нормы.

«Всем — эвакуация!» — Её помощницы.

Визор схлопнулся. Мне, как и ведущему, понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Но, наконец, оцепенение спало.

— Вот такие игры, Флавий. Кабальеро меняют правила, могут себе это позволить. И это хорошо, когда ты кабальеро, правда⁈

— Хуан, скажи честно, вы проигрываете? И это жест отчаяния — забрать с собой как можно больше того, кого можно забрать? Чтобы ранить тех, кто остался, хотя бы морально? Мелочная месть?

— Не пори чушь, Фравий! — противно скривился я. — Мы собираемся драться. И даже победить. Ни о какой мелочной мести нет речи — это персональное наказание для сеньоров, которых мы зачистим позже. В назидание тем, кто ещё не определился, чтобы понимали цену, которую придётся заплатить.

— Но имперский крейсер, вошедший в нашу ПКО… — На его растерянную мордаху было приятно смотреть. Я расплылся в улыбке.

— А что он может показать разведке Империи нового, чего они ещё не знают? Ну, летает себе кораблик вокруг Венеры — и летает. Никому не мешает. Гелия-три из нашего бюджета не просит…

— Но… Как же…

— Казнь всех членов семьи тех, кто покушался на жизнь кого-то из правящей династии, практиковала ещё королева Джинни, Веспасиан, — решил я подбодрить выпавшего из колеи журналиста. — И практиковала часто. Её дочь Оливия — ни разу. Убийц посылала, но семью уничтожила только одну, и так получилось, там было всего два человека, которых убили параллельно. — Селена меня тоже наверняка сейчас слышит и не даст соврать. — Но королева Катарина несколько раз пользовалась этой священной, данной с момента основания, привилегией. Королева Лея тоже им пользовалась, причём совсем недавно, когда на Земле чуть не убили её дочь Изабеллу. Была зачищена семья имперского министра торговли, между прочим! Жаль, что она не практиковала это правило здесь, дома, на Венере. Не хотела нарушать статус-кво, — повторился я, — последствия чего мы сейчас ощущаем. Так что мы ничего нового не придумали, Веспасиан, пока ещё в загашнике есть старые инструменты. Я только подсказываю сеньорам, поднявшим на нас оружие, на что они замахнулись. Не верь глазам своим, когда дело касается слабых-преслабых беззубых Веласкесов, они не раз доказывали, что способны на многое когда жареный петух клюнет, и тем более не дразни дьявола, пытаясь на шару дать поджопник упавшему и по твоему мнению беззащитному льву. Нельзя бить слабого, нехорошо это, сие ещё боженька завещал. Мы — католическая страна, а вы, уроды, взяли на вооружение чуждую противоестественную людям протестантскую мораль — и именно за это заплатите своё сполна. А теперь обращение к тем, кто пока ещё не запятнал себя связями с мятежниками, но планирует это сделать. Мужики, трижды подумайте: оно вам надо, лишиться всех близких из-за блага чуждых вам денежных мешков? Что лично вы с этого поимеете, кроме осознания, что вышло по-вашему?

— Кстати, тем, кто уже замаран, я не то, что предлагаю, просто озвучиваю способ, как спасти ваших близких, — продолжил я, понизив тональность. — Близкие они ведь далеко не всегда разделяют ваши ценности. Чаще скорее НЕ разделяют. — На заднем плане возник образ Каролины Суарес, которую сейчас развлекает Изабелла, дочь одного из главных мятежников. — А потому вы делаете покаянную запись, где признаётесь, что виноваты, дьявол попутал, но ваша семья не при чём, и картинно убиваете сами себя. Ну, или вас грохает кто-то другой. Главное, вы это делаете на камеру. И присылаете запись во дворец, на входящую почту официального дворцового портала, с темой «Мятеж. Раскаяние». И на основании этой записи ваша семья получает прощение, даже без конфискации. Я не пугаю, нет — решение принято не мной. Лишь его оглашаю. Избавьте нас от необходимости гоняться за вами, и мы оставим вашей семье всё, что у вас есть, включая их жизнь.

Повисла тишина. Пауза, ставшая вдруг нехорошей — нельзя молчать в прямом эфире на всю планету. Но я не знал, что говорить, как и всё ещё растерянный Веспасиан. Молчал и штаб, не дёргая, понимая момент, хотя уверен, там было что сказать. Наконец, Веспасиан поднял голову, и я видел, его руки дрожат.

— Хуан, понимаю, работа такая — трезвонить на весь свет о гадостях, которые сделали те, на кого ты работаешь, даже не подписав трудового договора. Но скажи честно, тебе не страшно? Не Веласкесам — лично тебе? — загорелись его глаза. Чел понял, это его апофеоз, только что прозвучали главные слова в его журналистской карьере, из его студии, теперь только плыть по течению — изменить что-то не получится, да и глупо пытаться делать это. Весь вопрос в том, что будет написано в листочке с заголовком «вердикт». А значит, нет смысла юлить и политкорректно недоговаривать.

Эфир заканчивается, и мне тожепора возвращаться в реальный мир. А значит, ставим точку.

— Страшно? — Ухмыльнулся. — Знаешь, Веспасиан, это хороший вопрос. Это лучший твой вопрос сегодня, потому, что я не могу так с ходу сформулировать ответ. — Покачал головой, тяня время, ловя эмоции. — Мне не просто страшно, Флавий. Мне… — Голос задрожал. — Мне капец как страшно! Я охренеть как боюсь!

— Вот перед тобой тут изгаляюсь, какой весь из себя рубаха-парень, и наши девчонки семьи упырей крошат, а через час мы будем и сами упырей крошить, кто на штурм дворца пойдёт. Вот только бравада всё. Я боюсь. НО боюсь не умереть, нет, а что мы НЕ СМОЖЕМ. Что чего-то не хватит, совсем чуть-чуть. И эти упыри возьмут власть на планете, чёрт возьми, зачистив нас!

— Да плевать, что зачистят! — вырвалось у меня, я чувствовал трясун рук и дрожание голоса. — Не о том боюсь. А о том, во что они превратят мою цветущую планету после этого. Знаешь, перед тем, как лететь к тебе, я открытым текстом спросил сеньора Адальберто Торреса, зачем они позволили нечисти из разведки Союза и диаспорам устроить бадабум в столице, и даже помогли им оружием? И он, не стесняясь, честно-честно сказал, что это — военная хитрость. Военная хитрость, мать его, Флавий! У меня есть запись разговора, кто не верит — позже выложу, чтоб не считали, что вру. Сотни горожан убиты! Тысячи ранены! Куча грабежей и изнасилований, издевательств! И всё это — военная хитрость нескольких семей упырей, упивающихся безнаказанностью за любые свои поступки, чтобы прийти к власти и встать у руля. Если мы проиграем, меня завтра не будет, но это даже хорошо — не увижу, во что они превратят Венеру, и в какое стойло загонят мой