Читать книгу "Совок 8 - Вадим Агарев"

рукой, в которой держал букет, потянул на себя дверь.

Шагнув в темноту, я не столько увидел, сколько почувствовал движение навстречу.

По моей броне, сверху и сбоку прилетело чем-то твёрдым и тяжелым.

Отбиваться своей железякой навстречу удару я не стал. Фехтование на мясорубках в мои планы на сегодня не входило. Размены ударами мне были ни к чему. Поэтому, по-прежнему прикрываясь портфельно-газетным щитом, я рубанул гвоздиками по левому колену своего оппонента. Со всей силы и со всей молодецкой удалью. Там, куда ударил, что-то смачно хрустнуло и тёмная фигура начала заваливаться совсем рядом, но куда-то мимо меня.

Я уже, пусть и смутно, но визуально различал фигуру нападавшего. Поэтому вполне прицельно приложился букетом по склонившейся в шаге от меня голове.

Ударил я злодея крепко и уверенности, что не перестарался, у меня было не много.

Вова появился, когда я уже успел нащупать бьющуюся жилку на шее встречающей меня стороны. Мужик, слава аллаху, был жив.

Застегнув на его запястьях наручники, мы, словно пьяного, потащили грубияна в машину. Свалив бесчувственное тело на заднее сиденье, я велел Нагаеву постеречь своего крестника, а сам быстро, но не бегом, вернулся в подъезд. Надо было забрать не только спасший меня портфель, но и железяку, выпавшую из руки злодея. И которая, следует заметить, произвела, изрядный шум, звякнув и покатившись по керамической плитке. Нет всё-таки еще никакой культуры у нынешних киллеров. В отличие от меня, он не озаботился чем-то обернуть свою железяку. Но, главное, что он жив! Во всяком случае, так мне показалось,

Я не стал рассматривать окна на предмет наличия в них любопытствующих соседей. Сразу же запустил двигатель и порулил со двора. В любом случае, пока что ни мне, ни моему другу предъявить нечего. Даже превышения мер необходимой обороны никто мне не докажет. Но вот через час-полтора, основания для десяти или даже двенадцати лет строгого режима, я себе наработаю с лихвой. Н-да…

Глава 22

Нагаева я высадил на проспекте, неподалёку от остановки. Было бы лишним злоупотреблять дружбой там, где я смогу справиться самостоятельно. Язык взят, а как я его буду расспрашивать, Вове лучше не знать и уж, тем более, не видеть. Инфантильное сознание застойных ментов еще не готово к восприятию подобных стрессовых зрелищ. Чтобы психика не свихнулась, надо сначала пройти вакцинацию интернациональным долгом в Афганистане или многоразовыми командировками в Чечню.

Далеко везти пленника я не собирался. Свернув на Московский, я покатил к восточной окраине города. Улицы уже освободились от основной массы легкового автотранспорта и через двадцать минут спокойной езды, я был на месте.

Долгострой какого-то заводского пансионата для моей затеи подходил вполне. Замороженная стройка была на стадии прерванного монтажа фундамента и по этой причине не привлекала никого. Ни жуликов, потому что воровать пока еще было нечего, ни алкашей, потому что синячить было еще негде. Зато приличная отдалённость от других зданий позволяла надеяться на возможность побеседовать с упырём без чьих-то любопытных глаз и без чьего-либо вмешательства. Отсутствие ровных подъездных путей, тоже тому способствовало.

Осторожно, стараясь не угробить подвеску и не сесть в колее на брюхо, я прокрался вплотную к штабелям фундаментных блоков и сборного железобетона. Времени терять не хотелось, но спешить я не стал и добросовестно произвёл рекогносцировку на местности. Обойдя и проверив окрестности котлована на предмет присутствия алкашей, и блудливых потрахушечников. Присутствия грехоупавших обнаружить не представилось возможным и я возвратился к машине.

Соглядатай пришел в себя и крутил слепой башкой, пытаясь понять, что он и где он. Обмотанная изолентой морда не позволяла ему подать голос или оглядеться.

По причине экономии времени и нежелания быть кем-то увиденным, я решил не интриговать агрессора и вернул ему зрение. Не обращая внимания на бабские повизгивания от вынужденной депиляции, я содрал изоленту со рта, ресниц и бровей пленника. Увидев меня в непосредственной близи от себя, шпион сначала заморозился на какие-то секунды, а потом начал дурковать. Обещая все мыслимые и немыслимые кары на мою голову.

Угрожая не только прокуратурой, но и безжалостным мордобоем. Так же мне было обещано, что когда меня за нарушение социалистической законности определят на тюрьму, то там менту-беспредельщику будет обеспечен режим самого наименьшего благоприятствования в камерном сообществе. Вплоть до противоестественных отношений.

Слушать этот бред мне было не впервой. Да и сиживал я в СИЗО. А потому тамошние реалии мне были неплохо знакомы. И от страшных россказней таких вот грозных словоблудов они порой отличались очень сильно. Поэтому, ни возражать, ни, тем более спорить с суровым предрекателем, я не стал. И всё по той же причине. Из-за бессмысленности и экономии времени.

Чтобы минимизировать издержки, наглеца я саданул в переносицу. От такого удара обычно сразу заплывают оба глаза. И, самое главное, нижняя челюсть остаётся в рабочем состоянии. В моём случае это было очень важно для того, чтобы собеседник впоследствии мог успешно и беспрепятственно делиться всеми своими потаёнными секретами.

— Заткнись, сука! — вполголоса попросил я болтливого следопыта, — Еще одно грубое слово и я тебе коленку прострелю! — поднёс я пистолет к носу кровожадного охальника, совсем недавно встретившего меня в подъезде с железкой. — Если ты собрался в прокуратуру жаловаться, то какого хера ты меня блатными пугаешь⁈ Ты уж определись, кто ты сам и какой ты масти!

Мужичок разумно охолонул и умолк, угрюмо косясь на механический прибор оружейника Макарова.

А я тем временем принялся за личный обыск своего скандального недоброжелателя.

Шмон не оказался урожайным. Кошелёк с купюрами разного достоинства, водительские права и, само собой, техпаспорт на уже знакомый мне «Москвич». Найденная в заднем кармане брюк выкидуха, заставила меня дополнительно расстроиться и еще больше озлобиться на её носителя. Продукт зоновских ремесленников не производил впечатления обычного перочинного ножика. Даже без экспертного заключения дипломированного эксперта-криминалиста, я безошибочно и с полной гарантией определил, что эта штука является холодным оружием. Изготовленным для убийства, а не для демонстрации дешевых босяцких понтов или нарезки колбасы.

— Ты кто? — стоя перед привязанным к раме растворно-бетонного узла злодеем, задал я первый вопрос. — Назовись!

— На х#й иди! — продемонстрировал мне вернувшееся к нему дурное воспитание жулик. — Не будешь ты здесь стрелять, падла! Побоишься! Люди услышат и обязательно ментов сюда вызовут! — ехидно щурясь набухающими фиолетом глазами, выразил он мне всю свою недружественность. И смачно харкнул мне под ноги.

Возразить ему мне было нечем. И в самом деле, стрелять я здесь не собирался. ПМ штука громогласная и хлопот с ним потом не оберёшься. Трижды прав следопыт. Привезя его на стройку, а не в милицию, я тем самым перешел черту. И теперь, как и сам этот злодей, я нахожусь вне законного поля.

Ладно, будем бороться за искренность так, как когда-то научила родина. Пусть, силами инструкторов и не в Академии МВД, а при прохождении узко-специализированных курсов на базе одной из армейских структур министерства обороны. С процедурой сдачи зачетов по теории. На практике эти знания пригодились там же, во время второй кампании. В совместных выходах с армейской разведкой при выполнении определённых задач. То есть, дала мне родина эти специфические навыки легитимно. И хотя в отличники по этой дисциплине я не выбился, но твёрдым хорошистом всё же был.

Оглядев брючной ремень пленника, я с сожалением понял, что он для создания предпосылок откровенной беседе совсем не годится. Этот ушлый парень где-то надыбал себе новомодный прорезиненный поясок, да еще с красивой пряжкой. Носить такой удобно, а, чтобы использовать его в получении правдивой информации, он абсолютно не приспособлен. Пришлось шагнуть к машине и открыть багажник, в котором от прежнего хозяина много чего осталось. Я хорошо помнил, что нужный мне брючной солдатский ремешок перетягивал сумку с домкратом. Придётся им пожертвовать ради правды.

Когда я служил срочную службу, как в первый, так и во второй раз, этот брезентовый поясок мы называли тренчиком. Потом, уже при Ельцине и позже, когда солдатики начали массово вешаться, его название сменилось на «суицидник».

— Рот открой! — попросил я полномочного представителя «ликёрки».

И сразу же был послан в далёкую даль посредством ненормативной лексики.

Пришлось в полсилы заехать грубияну кулаком в поддых. Только после этого я получил требуемое. Пытаясь вдохнуть в себя сколь-нибудь воздуха, мой хамоватый собеседник, как вытащенная на берег рыбина, хватал ртом окружающее нас пространство.

Вытянув на всякий случай из пистолета магазин, я передёрнул затвор. Щелкнув потом задержкой, я сунул в распахнутый зев матершинника свой