Читать книгу "Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг"

Голавкин?

Касперович зажигает спичку, чтобы закурить, но машинально снова берется за бинокль. Тревожные мысли о пропавшем красноармейце не оставляют его.

Японцы же словно вымерли — никаких признаков жизни…

— А не выкатить ли нам снова орудие? — обращается Касперович к артиллеристу, и лицо его озаряется надеждой.

И вот уже орудие снова на бугорке. Один за другим вспыхивают огоньки разрывов, а горячие гильзы жгут пальцы. Но только эхом отдаются раскаты канонады, с японской же стороны ни звука. Враг продолжает хитрить.

Касперович спускается вниз к своим разведчикам.

Дав задание командирам бронемашин, Касперович подзывает к себе смуглого Лызина — младшего политрука.

— Подъедете к грузовику, возьмете на буксир и подведете его сюда, ко мне. Живым или мертвым — нужно спасти Тимохина, чтоб не дать японцам издеваться над нашим бойцом. Мы же с лейтенантом Голавкиным поддержим вас артиллерийским огнем.

Как только бронемашины приблизились к высоте, японцы открыли по ним сильный огонь. Безмолвствовавший до этого бархан охватило пламенем. Майор Касперович, наблюдавший за боем, открыл огонь из пушки, которая стояла на бугре. Тотчас же в воздух полетело противотанковое орудие японцев. Это оно мешало младшему политруку Лызину подобраться к машине Тимохина. Но в это время с новой силой загремела канонада, и думать нельзя было открыть люк бронемашины. Сквозь дым и пламя Лызину лишь удалось заметить, что ни около машины, ни в машине Тимохина нет.

Всю ночь майор Касперович вел беспрерывную разведку боем. Ни одна японская огневая точка не должна была остаться незамеченной. На утро предстояло горячее сражение.

Ночная разведка продолжалась. То в одном, то в другом конце бархана вспыхивали японские разрывы. Выделенная майором партия разведчиков боем вызывала огонь врага. Касперович засекал вражеские вспышки и наносил на карту точное расположение японцев. Одновременно он проверял готовность части к завтрашнему бою.

Вот он остановился около военфельдшера Бурмистрова и беседует с ним о расположении санитарного пункта, о том, как завтра будет организована работа санитаров. Но в это время с южных высот разведчикам удалось обнаружить три вражеских станковых пулемета. И Касперович, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к стрельбе, наносит огневые точки на карту.

Только что мимо него пронесли носилки. Касперович останавливает санитара, спрашивает, куда ранен боец, пристально вглядывается в лицо раненого.

Остановившись около группы красноармейцев, он слушает их разговор. Это пулеметчики. Часть только что пришла сюда, кухня еще не подоспела, и пулеметчики обеспокоены тем, что утром итти в бои, а в пулеметах нет воды. К тому же, по правде сказать, самим также хочется пить, а в баклажках сухо.

Майор вспоминает о небольшом запасе воды, имеющемся у него. Он принес воду пулеметчикам и наполнил водой их пулеметные коробки.

Наблюдая, как жадно пьют воду бойцы, майор невольно вспоминает о Тимохине. Жив ли он, кто утолит его жажду?!

Ночь близится к концу, майор проверяет собранные данные, он точно знает расположение огневых средств! врага, словно сам присутствовал во время их установки.

К четырем часам утра Касперович уже снова на высоте. Как будто не было здесь ночью горячей перестрелки, спокойствие и тишина поражают. Но это тишина обманчивая…

Заалел рассвет, и наступление началось. Открывая путь своей пехоте, майор уже мчался на броневике. И вот в разгар сражения, сквозь мутно-желтое стекло триплекса майор увидел знакомую машину, а рядом с ней стоял Тимохин. Неужели это лишь счастливое видение? Но нет, глава никогда еще не обманывали майора. И вот уже навстречу Касперовичу бежит знакомая фигурка. Да, это Тимохин, теперь уж никаких сомнений нет.

На высоте только что взвился красный флаг. Майор уже подошел к грузовику, и Тимохин очутился в объятиях своего любимого командира.

Перед Касперовичем стоял Тимохин — окровавленный, грязный, с запекшимися ранами, почти голый. Бойца и командира душили слезы радости.

— Я так и знал, я так и думал, — твердил Тимохин, — я был уверен, что обо мне не забудут, меня не оставят. Мой майор меня спасет.

Командир подносит ко рту больного флягу с водой, отдает ему плитку шоколада. Усадив Тимохина в кабину, сам быстро набрасывает серьгу на подбитый грузовик. А Тимохин не успокаивается. С волнением он начинает рассказывать…

…После того как машина была подбита, он решил не сдаваться, выхватил ив кабины винтовку и примкнул к ней штык, но в это время его ранили в грудь и четверо японцев подползли к нему, желая — взять живым. Ударом приклада он размозжил одному череп, с остальными пришлось еще повозиться. Только отбился он от них, как снова был ранен. Вражеские пули угодили ему в бедро и голень. Ослабевший, истекающий кровью, он бросился бежать, но откуда-то вынырнул еще японец. Патронов у Тимохина уже не было, и он, собрав последние силы, обеими руками бросил винтовку в японца, и тот свалился.

День был жаркий, знойный. Пот, кровь, грязь — все перемешалось. Тимохин на ходу скинул сапоги и, добежав до куста, снял с себя все снаряжение, обмундирование и перевязал сквозные раны на груди и голени.

— Я верил, я надеялся, что меня выручат, — прервал свой рассказ раненый…

Ночью мимо него прошел наш танк. Тимохин кричал, махал каской, но его не заметили, и он до утра оставался в траве. Позже слышал, как японцы подошли к его машине и долго о чем-то разговаривали. Они достали оттуда консервы и галеты и стали есть.

А на рассвете, когда наши пошли в. наступление, он встал и при прохождении пехоты пробрался к своей машине. Здесь-то его скорей всего найдут.

Рассказ окончен. И раненый боец снова протягивает руки к своему любимому командиру. Грузовик уже взят на буксир, теперь он мчится на медицинский пункт. Вот уже показались санитарные палатки. На руках майор Касперович несет раненого бойца к врачу. У Тимохина семь ран, Касперович настаивает, чтобы немедленно отправили на самолете в госпиталь. Тимохин с любовью смотрит на своего майора, глазами зовет его к себе и ослабевшей рукой пожимает ему руку.

Самолет уже в воздухе, а броневик Касперовича снова мчится в бой на врага.

Красноармеец С. БЕССОНОВ

НА ФРОНТЕ

Я — слесарь. Зовут меня Степан Васильевич Бессонов. Семь лет тому назад отпустили меня в долгосрочный отпуск. Работал на Урале.

После событий на Хасане начали наши ребята заниматься военной тренировкой. Я сдал на ГТО. Лучше всего у меня выходило бросание гранат. Рука, привычная к точной работе, бросала гранату за 50 метров и укладывала на 2–3 квадратных метра десяток гранат.

И вот я —