Читать книгу "Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева"

сын известного драматурга и поэта, историки, энтомологи. Снимался фильм в фабровских местах.

Вот отрывок, который стоит привести…

«В гости к Фабру пришел Стюарт Милль. Фабр — в палисаднике. Рад гостю. Ведет его к скамье.

— Садитесь, дорогой Милль! Не видел вас целую вечность. Правда, каждый вечер имею удовольствие видеть в Сен-Марциале вашу Елену.

Фабр садится на скамью рядом с Миллем.

— Она в восторге от ваших лекций. Друг мой, вы становитесь знаменитостью и весьма важной фигурой.

— Не уверен. Во всяком случае, дирекция и деятели из муниципалитета всячески доказывают мне обратное, — качает головой Фабр.

— Чистая ревность. — Стюарт Милль принимается набивать табаком трубку.

— Так уж и чистая, — вздыхает Фабр. — Они все время мне глаза колют этими курсами для девиц… Знал бы Дюрюи…

Милль хлопает себя по лбу.

— Какая голова стала! Хорошо, вы о Дюрюи вспомнили… Я вошел к вам одновременно с курьером, который доставил с почты пакет. Ваша жена просила меня передать его вам. Прошу вас, это что-то как раз из министерства.

Милль передает вынутый из кармана конверт. Фабр какое-то время вертит его в руках, принимается распечатывать, приговаривая:

— Неужели они и Дюрюи успели  настроить против меня?

Пробежав письмо, протягивает бумагу Миллю:

— Взгляните!

Милль читает вслух:

— „Дорогой Фабр, в субботу Вам надлежит быть в Париже. Если опять ослушаетесь, придется прибегнуть к помощи жандармерии. Сердечно Ваш Виктор Дюрюи…“ Так! Превосходно! И что же мы намерены делать?»

На этом прервем цитату из сценария и сообщим, что уже вскоре после возвращения из Авиньона в Париж министр вызвал туда Фабра, но тот уклонился от поездки, не захотел отрываться от дел. Последовал второй вызов. Фабр и на этот раз пренебрег командой администрации. Тогда прибыло письмо, подписанное уже самим министром и действительно с шутливым упоминанием о жандармах.

И вот снова Париж. У входа в министерство приезжий учитель протягивает важному швейцару письмо Дюрюи, и Фабра почтительно ведут по коридорам. Министр принимает его сразу и первым делом протягивает правительственный вестник — газету «Монитер».

— Смотрите, чем мы вас встречаем! — Дюрюи указывает в списке новых кавалеров ордена Почетного легиона строку: «Жан-Анри-Казимир Фабр, преподаватель Авиньонского лицея».

Дюрюи поздравляет смущенного, диковатого посетителя, расспрашивает о работе курсов в Авиньоне, вспоминает о новой книге, которую Фабр собирался писать.

— Вас ждет Шарль Делаграв, молодой издатель просветительной литературы. Он очень вами интересуется.

Делаграв? Но это же название горного источника на склонах Ванту!

— Посетите его сегодня, — продолжает Дюрюи. — А завтра мы вместе поедем на прием к императору.

Балы и приемы у Луи-Бонапарта способствовали созданию «необходимого внешнего блеска» режима. Вот что пишет о них «Социалистическая история» под редакцией Жана Жореса: «Празднества занимают внимание общества… Кое-кто, конечно, ропщет: время ли теперь задавать балы? „Монитер“ отвечает недовольным: расходы на большой бал обратно проливаются золотым дождем на все отрасли промышленности. Портные, декораторы, садовники соперничают друг с другом, даже устраивают конкурсы. Иностранные гости стекаются со всех сторон в Тюильрийский дворец».

А Эмиль Золя в «Добыче» рисует и общий вид «нового Лувра в миниатюре, одного из характерных образцов стиля Наполеона III, пышной помеси всех стилей», и отдельные сцены проходивших здесь парадов, когда, окутанные рокотом голосов, в теплом воздухе выстраиваются в два ряда белые плечи, за ними, отступив на шаг, со скромным видом черные фраки, а вдоль рядов семенил на коротких ножках Луи-Наполеон с красной орденской лентой через плечо. Он движется между двух рядов дам, приседающих перед ним, и его тусклый взгляд, бросаемый то направо, то налево, скользит по корсажам…

Известная — она была выставлена в Лувре — акварель Г. Барона «Вечер в Тюильри» относится как раз к 1867 году. Здесь среди сверкания мрамора и хрусталя, колонн, ваз и люстр тоже видны черные фраки и дамы в туалетах, пожирающих состояния.

На пышное торжество — встречу императора с виднейшими учеными страны — попадает только позавчера расставшийся с лицеем помощник преподавателя в своем видавшем виды мундире.

Фабр с любопытством разглядывает придворных в коротких штанах и туфлях с серебряными пряжками. Натуралист верен себе: камергеры напоминают ему жуков, вместо элитр у них фраки цвета кофе с молоком; платья дам — цветочные клумбы. Он посматривает на ученых. Это геологи, историки, ботаники, археологи, физиологи. Многие известны ему по книгам и календарям. Здесь Клод Бернар, почти земляк, родом с берегов Роны; Мильн-Эдвардс, знакомый по защите докторской; автор учения о диссоциации химик Сен-Клер Девилль…

Входит император. Пухленький, с большими усами и полуприкрытыми веками, он будто дремлет. Его сопровождает Дюрюи, представляет гостей и называет их специальность. Каждому император задает один-два вопроса. Фабра он спрашивает о гиперметаморфозе мелоид. Дальше произносятся речи. Фабр, конечно, не выступает.

Улучив минуту, когда около Дюрюи никого нет, Фабр подходит и решительно прощается. Его ждут насекомые, рукописи, марена. Париж не для него, он не сможет задержаться ни на один день, не станет даже знакомиться с коллекциями Музея естественной истории.

Фабр нервничает: какой-то услужливый чиновник шепнул, будто есть план оставить его при дворце воспитателем принца.

Дюрюи не перебивает, потом, вздохнув, говорит:

— Пожалуй, вы правы. Но я очень об этом жалею.

Фабр спешит покинуть дворец. В тот день ему довелось еще побывать на знаменитом Пон-Неф, одном из самых оживленных мостов Парижа. Его резануло особенно тягостное после роскоши Тюильри зрелище. Старый, оборванный, провонявший духом всех ночлежек нищий стоит среди клеток с собаками и кошками. Надпись, прибитая к одной из клеток, по-русски выглядела бы примерно так:

Пьйотр де Шамони

Режит хвосты псам

Кастрирует котов

Расстояниями ни стисняемся.

…Он ехал в Авиньон, с ужасом представляя себе, во что бы превратилась жизнь, если б на него напялили фрак цвета кофе с молоком и лишили возможности заниматься навозниками, тлями, мухами, богомолами. Он радовался освобождению: «Я не пойду, друзья, к вельможе, вот как!» — и повторял, что алая мареновая краска раньше или позже станет для него Синей птицей, приведет к цели.

Глава IV

Изгнанный

В лице Фабра мы имеем пример человека совершенно изумительной и разносторонней одаренности, соединенной с исключительным трудолюбием. Это фигура, подобная Леонардо да Винчи, Ломоносову, Копернику.

Профессор А. А. Любищев