Читать книгу "Нищий, вор - Ирвин Шоу"

— Ничего, — ответил Рудольф. — Вырос. И такой же серьезный. Даже еще более серьезный.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Не страшнее, чем у нас с тобой, — весело ответил он.

— А как он отнесется к моему появлению?

— Прекрасно. Он сказал, что мы с тобой первые в списке тех, кого он хочет видеть.

— Что это значит? — встревожилась она.

— После ужина я тебе все объясню. Парень просит бифштекс. — Он назвал ей ресторан, положил трубку и, надев пиджак, спустился вниз. Уэсли стоял посреди гостиной и осматривался по сторонам.

— Знаете, — усмехнулся он, — вот таким, по-моему, и должен быть дом истинного христианина.

По дороге к ресторану Рудольф заметил, что Уэсли ходит точь-в-точь как отец: так же горбится, так же угрожающе поводит плечами. В детстве Рудольф думал, что Том нарочно так ходит: пусть все знают, что перед ними вырвавшийся на свободу опасный хищник, и держатся подальше. Повзрослев, Рудольф увидел в этой походке способ самозащиты. Так брат давал понять, чтобы его оставили в покое.

Узнав, что Гретхен тоже придет в ресторан, Уэсли обрадовался:

— Здорово! Она — блеск, настоящая леди. Не то что эти дамочки, которых мы катали. Деньги у них прямо из ушей сыпались… — Он смешно затряс головой. — Они день и ночь разгуливали полуголые и на всех… плевать хотели. — После двух стаканов пива у него слегка развязался язык. — Знаете, я иногда не могу понять: вот некоторые женщины за всю свою жизнь пальцем не пошевелили, а держатся так, будто им принадлежит весь мир.

— Они репетируют перед зеркалом, — сказал Рудольф.

— Репетируют перед зеркалом! — расхохотался Уэсли. — Надо запомнить. А тетя Гретхен работает, правда?

— Еще как, — ответил Рудольф.

— В этом, по-моему, все и дело. Кто не работает, тот дерьмо. Извините за выражение, — спохватился он.

— Ничего.

— Отец и покрепче выражался, — сказал Уэсли. — Вот некоторые говорят так, будто у них в заднице якорь сидит. Он таких не любил. Он говорил, что крепкие словечки — это одно дело, а похабщина — совсем другое.

— Правильно он говорил. — Интересно, подумал Рудольф, который так и не преодолел детской неприязни к ругательствам и всегда тщательно следил за своей речью, а я тоже вхожу в эту категорию людей с якорем в заднице?

— Знаете, — продолжал Уэсли. — Кролик очень высокого мнения о вашей сестре. Он сказал мне, что вам следовало бы жениться на ней.

— Тут возникли бы определенные затруднения, — возразил Рудольф, — поскольку мы брат и сестра, а я не египетский фараон.

— Как это? — не понял Уэсли.

— В Древнем Египте у фараонов было принято жениться на сестрах.

— Понятно, — отозвался Уэсли. — Я, знаете, не очень-то силен в науках.

— Ты еще молодой.

— Ага-а, — протянул Уэсли, задумавшись над своей молодостью.

Нет, в мальчишке определенно есть хорошие задатки, а теперь Крейлеры получили законное право искоренять и губить их. Это же настоящее преступление! Завтра нужно будет еще раз спросить у Джонни Хита — он и его жена едут с ними в Монток, — нет ли какой-нибудь возможности вырвать мальчишку из рук матери.

— Кстати, об образовании, — сказал Рудольф, — ты собираешься в колледж?

— Мать говорит, это пустая трата денег, — пожал плечами Уэсли. — Я много читаю, но не то, что велят в школе. Я тут заинтересовался мормонами. Наверное, хотел узнать, почему мать и мистер Крейлер такие — потому, что они мормоны, или сами по себе. — Он усмехнулся. — Я думаю, они мерзкие по природе, а от религии вся дрянь из них так и полезла. Но, — добавил он серьезнее, — религия эта необычная. Мормоны определенно были людьми храбрыми, они пошли наперекор всем Соединенным Штатам, пересекли в своих фургонах половину страны, поселились в пустыне, и пустыня, говорят, зацвела. Но эти их женщины! Смотрю я на свою мать и, клянусь вам, не понимаю, зачем люди женятся! Послушаешь ее десять минут — и всю жизнь просидишь холостяком. И вообще, брак… — Он нахмурился. — Наша семья, например. Вы развелись. Тетя Гретхен развелась, мой отец тоже… В чем тут дело, а?

— Не ты первый об этом спрашиваешь, — сказал Рудольф. — Может быть, просто такое сейчас время. Мы меняемся, стараемся приспособиться друг к другу, притереться, и ничего не получается. Наверное, мы к этому не совсем готовы.

— У нас в школе есть одна девчонка, — снова нахмурился Уэсли, — хорошенькая, постарше меня. Мы… Ну, мы с ней дурачились в машине на заднем сиденье и у нее дома, когда родителей не было… Раза два… И она уже начала поговаривать о свадьбе. Вижу, ее на этом прямо заклинило. Ну, тогда я перестал с ней встречаться. А вы женитесь еще раз? — И он подозрительно уставился на Рудольфа, словно ожидая, что вот-вот услышит звон свадебных колоколов.

— Трудно сказать, — ответил Рудольф. — Пока не собираюсь.

— Смешная вещь — религия, — вдруг ни с того ни с сего сказал Уэсли; должно быть, разговор о браке смутил его, и он решил поскорее переменить тему. — Я хочу верить в бога, — серьезно продолжал он. — Кто-то же ведь все это создал, правда? Откуда мы здесь взялись, чем заняты, как все происходит — например, откуда берется воздух, которым мы дышим, вода, которую пьем, пища, которую едим? За последние месяцы я прочитал всю Библию от корки до корки. Ответов там нет — по крайней мере я их не нашел.

Милый мой племянник, хотелось сказать Рудольфу, когда твоему дяде было шестнадцать лет, он тоже читал Библию в поисках ответов. И тоже не нашел их.

— Во что же верить? — спросил Уэсли. — Вот мормоны говорят, будто бы Джозеф Смит нашел эти медные пластинки и никому не показал. Вы верите? Неужели люди способны верить в такую чушь?

— Еще говорят, будто бы Моисей спустился с горы Синай и принес с собой десять заповедей, высеченных богом на камне, — сказал Рудольф, обрадованный тем, что Уэсли не спросил его прямо, верит ли он в бога. — И в течение тысячелетий многие люди верили в эту легенду.

— А вы верите?

— Нет.

— И в школе нас тоже учат таким вещам, от которых просто смех берет. Часами, например, талдычат, что между черными и белыми нет никакой разницы, но стоит только выйти за дверь и пройти один квартал — и оказывается, все совсем не так. Во Франции было по-другому. А может, я сам был другим во Франции. Во Франции мне жилось весело, хотя с языком приходилось нелегко, а в Индианаполисе… — Он пожал плечами. — Большинство учителей, на мой взгляд, законченное дерьмо. Ребята на уроках орут, стреляют шариками из жеваной бумаги, бывает, и ножиками пыряются, а учителя только и делают, что их утихомиривают. Если в колледже то же самое, тогда ну его… — Он вопросительно посмотрел на Рудольфа. — А вы что думаете про колледж? Идти мне туда?

— Смотря чем ты хочешь потом заниматься, — осторожно ответил Рудольф, тронутый наивной словоохотливостью Уэсли и верой в то, что дядя не предаст его миру взрослых.