Читать книгу "Мухи - Максим Кабир"

– Посмотри на все иначе. Десятки жильцов были счастливы в доме. И, если бы не он, мы бы не познакомились.

– Я ему признательна, – сказала Саша задумчиво.

Посетители расходились, Инна убирала пустую посуду. Мерцал огнями микрорайон за холмом.

– Правда или действие? – прищурилась Саша.

– Правда.

– Ты расстроился бы, если бы я переехала?

– Клянусь, я был бы совершенно разбит.

Они побрели по обочине к светящимся точкам.

– Правда или действие? – спросил он.

– Действие.

Он остановил ее под кустом бузины, обнял и страстно прижал к себе, к колотящемуся сердцу. Поцелуй вышел неловким, с конфузливым столкновением зубами, но она обвила его шею и помогла исправиться. Стоя в пыльной темноте, они целовались нежно и притворялись, что под вестибюлем нет котельной, а под котельной нет замшелого бассейна.

Придя домой, Саша забила в «Гугле»:

«Освятить квартиру. Священник. Шестин. Цена».

24

Исчезновение

– Еще! Еще! – охала она, перекрикивая пение Кайли Миноуг из колонок.

Припадала разгоряченным телом к скомканной постели, которую специально для него достала из ящика. Свежие простыни с огромными бутонами роз. Ноготки царапали боковину дивана. Сильные широкие ладони тискали ее ягодицы. Как она скучала по этим ощущениям, по мужской власти над ней.

– Постой, малышка, – прохрипел Коля, – дай отдышаться.

Инна перевернулась на спину. Коля улыбался ей, запыхавшийся немолодой мужчина. Инна была рада, что приняла приглашение. И что позвала Колю на чай. Она устала от одиночества.

Вчера ей снова снился этот кошмар. Еще ярче, выпуклее предыдущих. Она стояла на безлюдной террасе. Была ночь, и она переживала, что заблудится в беззвездной тьме, свалится в реку ненароком, не найдет дом. Мрак окружал кафе. Непроницаемый, физически ощутимый. Иногда в нем проносились, лязгая металлом, гладкие туши, но она сомневалась, что это фуры дальнобойщиков. Разве могут грузовики мчаться с незажженными фарами в такой мгле?

Она хотела уйти, спрятаться на кухне. Все равно посетителей не будет, никто не дойдет до «Водопоя» сегодня. Но что-то остановило ее. Она повернулась, посмотрела туда, где минуту назад пустовали стулья. За столиками сидели клиенты. За каждым столом, и это были не люди. Манекены.

Белые кисти со спаянными пальцами чинно оперлись о столешницы. Оранжевые лампы освещали плоские невыразительные овалы. Пластиковые губы усмехались. Пластиковые волосы разделяли аккуратные проборы. Нарисованные глаза буравили официантку. Болтались бирки на неношеной одежде.

– Нет, – прошептала она, – пожалуйста.

Инна моргнула испуганно, и манекены рывком приблизились. Поменялись местами. Только что тот, в «Армани», был у ограды, и вот он рядом, и полусогнутые руки словно манят ее: давай потанцуем…

«Я умру, если они прикоснутся ко мне».

Куклы становились ближе, стоило ей отвлечься. Теснили во мрак. Она ненавидела манекены. Эти обитатели витрин внушали ей ужас. Големы, подделки. В детстве она втемяшила себе, что встречала живого манекена. Лет до десяти верила и рассказывала бабушке, но бабушка вряд ли слушала ее бредни.

Манекен, одетый с иголочки, в начищенных до блеска туфлях. Незапоминающаяся внешность, зализанные волосы…

– Залазь ко мне в машину, звездочка, я друг твоей мамы, она ищет тебя.

Инна забыла, что случилось потом. Вероятно, манекен отвез ее на игрушечном автомобиле в манекенью страну, а потом высадил около парка, заплаканную.

Проходя мимо витрин, Инна опускала взор. Вы замечали, что манекены немного меняют позы, пока вы не смотрите на них?

В последнем сне манекены напирали и тянули к ней протезы. Она проснулась, захлебываясь слезами. Позвонила напарнице и хозяину «Водопоя». Выбила три отгула. Как там зовут весельчака, что назначал ей свидания и приходил в кафе пару раз? Коля. Крестный папа ее милой соседки.

– Ты чудо, – сказал любовник, поглаживая полные девичьи бедра.

Она приподняла руками свою пышную грудь, чтобы он хотел, чтобы изнывал от желания.

– Поцелуй меня.

Губы страстно впились в мякоть.

Инне исполнилось двадцать восемь. Ее жизнь была чередой разочарований. Она похоронила обоих родителей. И двух детей, пусть и не было гробиков и крестов над могилами. Кровотечение, алые сгустки, чистка в гинекологии. Двадцатая неделя и двадцать шестая. Врачи говорили: недостаток прогестерона. Прописали гормональную терапию. Муж бросил ее. Ребенок был слабым шансом сохранить треснувший по швам брак. Она мечтала о материнстве, о большой счастливой семье.

Осенью Инна начала все с нуля. Устроилась в кафе на окраине города. Сняла шикарную квартиру. Однокомнатная в Речном обошлась бы дешевле, но теснота вызывала у нее панику. Хозяева квартиры обитали за границей, она могла жить в их двушке хоть до старости. Обустроить детскую.

Дореволюционные хоромы вместили бы ораву детей.

Впервые переступив порог, она поняла, что здесь сумеет построить будущее, которое заслужила. Стены нашептывали о счастье.

Однако с переездом ей стали сниться странные сны. Про старые кости. Про манекены. Про Урфина Джюса. Так она нарекла главное чудище из повторяющихся кошмаров. Во сне она знала, что Урфин Джюс прячется под фундаментом, всегда скрытый темнотой. Он управлял манекенами, как герой волковской сказки – деревянными солдатами. Натравливал их на Инну. Он был очень плохим. Очень голодным.

– Да, вот так, вот так, – шептала она. Белые локоны разметались по подушке. Груди подпрыгивали в такт толчкам.

– Погоди! – взмолился любовник. – Не сдержусь.

Он был таким смешным, развлекал ее байками о кругосветном плавании, о немыслимо далеких странах. О вещах вне Шестина, города, в котором она застряла навеки. Они гуляли по центру и целовались под вязами, и она не думала о дурных снах. Коля напоминал пирата.

– Я пью таблетки, – сказала она, прикусила мочку его уха.

Он застонал, забился на ней. Отдал частичку себя.

В минувший понедельник Инна отдыхала от работы перед телевизором. Листала журнал и клацала пультом, подыскивая мелодраму на ночь. Она застопорилась на канале «ТВ-Голд». Местное телевидение показывало передачу о ее доме. Коптер парил над полем, снимая здания сверху. Нефункционирующие дымоходы. Двускатная крыша. А вон окно, то самое, за которым она сейчас сидит. И заболоченная река, и поле…

Она добавила звук.

– …Шедевр архитектуры, – говорил диктор. – Несомненно, лучшее творение архитектора Элле.

Камера плавно вклинилась в подъездный портал, демонстрируя этажи и лестницу, по которой Инна спускалась и поднималась ежедневно. Диктор рассказывал об истории здания. В кадре появился худощавый мужчина с черными подрисованными бровями и темно-карими глазами. Инна подумала, что гримеры переборщили, пудря его. Титр сообщал, что это жилец дома, Адам Садивский.