Читать книгу "Город убийц - Наталья Точильникова"

Я порадовался тому, что закаты здесь быстрые и плеснул еще коньяка.

— Адам, знаешь, я очень четко вспомнил день казни. И как меня водили к тому самому БПшнику заранее, подстраивали его под меня, якобы для того, чтобы я ничего не почувствовал. Но, словно казнили еще раз. Хотя да, сказали, что проверка.

Потом в тот день, я помню, что заказал стакан воды на последнюю трапезу. Ройтман счел это позой, по-моему, а я просто боялся, что мне кусок в горло не полезет. Я помню, как говорил со священником, с Камиллой. Они же провели меня через все этапы ожидания смерти, через эти пять минут перед концом. Даже под БП положили и дали последнее слово. Я это раньше как должное воспринимал. Ну да, им было хуже. Тем, кто погиб на «Анастасии», Ройтман это любил повторять. Но сейчас я вдруг как-то начал жалеть себя. Зря, наверное.

— У тебя было подкорректировано восприятие, — сказал Адам. — Я вернул изначальное. Тебя заставили поверить в то, что казнь заслужена, а помилование — манна небесная.

— Отсрочка! Не помилование. Отсрочка, Адам. Приговор отменило только Народное Собрание. Я девять с половиной лет жил под дамокловым мечом.

Адам внимательно слушал, периодически подливая себе коньяк.

Солнце скрылось за горизонтом, оставив над холмами алое зарево и лиловые облака.

— И я вспомнил день, когда взорвался корабль. Но я как-то странно это вспомнил.

— Вспомнил, что корабль взорвался от выстрела с имперского крейсера?

— Я всегда это помнил. Но управление было у меня. Я их послал под выстрел. И об этом я тоже всегда помнил. Я помню, что я помнил. Но я больше этого не помню!

— Анри, эти нейронные связи имели признаки имплантированных.

— Этого не может быть! «Анастасия» действительно за доли секунды до выстрела резко меняет курс и идет под выстрел, это на видеозаписи видно. И Хазаровский заметил. Мы это обсуждали с Хазаровским. Вы разорвали эту связь, чтобы я их возненавидел, за то, что они мучили меня за свое же преступление?

— Я этим не занимаюсь, — четко сказал Адам. — Этот участок мозга у тебя корректировали. Тебе усилили чувство вины, чтобы не было соблазна разделить ее еще с кем-нибудь. Им ведь было гораздо важнее уничтожить террористов, а не спасти своих граждан.

— Нагорный говорил на НС, что те, кто стрелял по «Анастасии» с имперского крейсера должны разделить со мной ответственность, однако никто, кроме меня не был наказан.

— Золотые слова. Да, ты захватил корабль, ты заложил взрывчатку, пусть даже ты им управлял, но стреляли они.

— Я вспомнил еще, что сначала требовал чего-то глобального, вроде независимости Тессы, а потом, когда увидел, сколько они привели кораблей, у меня осталось одно требование: чтобы мне дали уйти.

— Но они начали стрелять.

— Да, хотя я им десять раз сказал, что «Анастасия» заминирована. Они знали, черт возьми!

Небо за Западе темнело, зажигались звезды, и вот уже у горизонта на востоке появилась первая красная Луна, маленькая, не больше четверти градуса. Адам говорил, что она называется «Руми».

— Это не все, — сказал я. — Понимаешь, я не надеялся, конечно, что они освободят наших людей и дадут независимость Тессе, из-за того, что я захватил заложников. Моей целью было заманить туда их флот. Они убили больше тысячи моих людей одним выстрелом из иглы Тракля, и я хотел сравнять счет.

Они купились. Они прислали двести посудин против моих двенадцати. У меня было двенадцать маленьких кораблей и мобильный живой щит под названием «Анастасия», которым я управлял с кольца. Здоровый неповоротливый щит, и я берег его. Мне было невыгодно, чтобы они его раздолбали. Мне нужна была возможность им закрываться как можно дольше.

Главное, не приближаться слишком близко, чтобы нас не накрыло взрывом и не удаляться слишком далеко, чтобы он мог служить нам укрытием. Мы были как маленькие юркие рыбки вокруг огромной акулы. И другие акулы окружили нас со всех сторон, но почти не могли стрелять, потому что каждый их выстрел в нас угрожал и «Анастасии».

Они и были осторожны. Поначалу. Но зато мы устроили им фейерверк! Помнишь, как говорил Аларих: «Чем гуще трава, тем легче ее косить»? Чем крупнее корабль, тем легче в него попасть, Адам.

И каждый наш выстрел был имени одного из погибших на Лие. «За Мартина Мореля», — говорил я. И их очередной крейсер взрывался под наши победные крики. «За Пьера Валенски», — орал я, и следующий их катер разлетался на куски.

«За Лючию!» Помнишь, была подруга у Пьера, которая занималась у нас снабжением, у них еще был сын Марио? Или тебя там не было? Адам, я тебя там не помню.

— Меня там не было, — сказал Адам. — Но Эжен мне рассказывал.

— Адам! У нас ведь тоже были женщины и дети. Мой сын стоял тогда рядом со мной. И, когда «Анастасия» взорвалась, и огонь взрыва ослепил нас, залив иллюминаторы, я склонился к Артуру и сказал: «Это за Марио. Помнишь, как он учил тебя играть в шахматы?» Помнит ли он это сейчас? По-моему, нет, он мне не упоминал об этом.

И тогда надо было уходить, потому что щита у нас больше не было. Я подвел свои корабли вплотную к дыре. Я их долго туда подводил, когда еще была цела «Анастасия».

Мы знали о дыре, имперцы, как всегда, нет. И я бы не оставил ее пассажиров в живых. Я запланировал их смерть заранее, они входили в мой счет. И уже неважно, Адам, сам я толкнул их навстречу импульсу из иглы Тракля или имперцы обозлились настолько, чтобы полностью утратить осторожность.

Взрыв не был для меня неожиданностью. Он был как раз вовремя. Они потеряли больше пятидесяти кораблей, но и мы потеряли половину. Надо было уходить, и я успел построить мой флот так, чтобы взрывом нас отбросило прямо к туннелю. Нас и отбросило, мы исчезли так быстро, что имперцы и опомниться не успели, и понять, что случилось.

Это была чистая победа, мы праздновали победу на наших кораблях. Их тяжелые линкоры просто не смогли бы пройти через такую узкую нору, их бы раздавило, так что через полчаса мы уже были в безопасности по другую сторону, где-то в районе Скита, поминали погибших и пили за победу.

Я помню, что перед казнью я просил прощения у родственников погибших и сказал, что сожалею, что погибло столько людей, что я не хотел этого. Я врал, Адам! Ни о чем я не сожалел, по крайней мере, через полчаса после их гибели. И я хотел этого.

— Анри, может, прекратим это? — спросил Адам и подлил себе коньяку. — Ты многое вспомнил. Может быть, все, а? Баста?

— Что монстр получается? — спросил я и выплеснул себе остатки.

Первая Луна Дервиша уже сияла желтой жемчужиной высоко над холмами, а у кромки земли вставала вторая — алая и огромная по имени Хайям. Стало холоднее, подул ветер. Но у меня не было ни малейшего желания тащиться в дом.

— Да нет, монстр — это перебор. Ты мстил. Это нормальная человеческая реакция, просто я понял степень и концепцию редактуры твоей нейронной сети.