Читать книгу "Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - Альфред Рамбо"

Отношения между патронами и рабочими. Главной отличительной чертой этого экономического строя сравнительно с современным являются те товарищеские отношения, которые он устанавливал между хозяином и рабочими. Насколько в настоящее время отношения между работодателем и рабочим натянуты, настолько они были в XIII в. свободны. Мастер прошел продолжительную выучку и жил жизнью рабочего; организовав дело, он не предоставлял затем управление мастерской помощнику. Для этого промышленные предприятия были в то время еще слишком скромны; должность помощника была неизвестна, и патрон работал сам наравне со своими рабочими и учениками, делая им указания и помогая им своими собственными руками, как это еще и теперь делают каменщики, слесари и другие мелкие промышленники; он сажал их за свой стол, у них были одни и те же радости и огорчения, и они обращались друг с другом, как товарищи. От этой домашней близости оставался один шаг до дружбы. Наконец, рабочий, не имевший состояния, легко мог достичь звания мастера; приобретение этого звания требовало ничтожных расходов; всякий трудолюбивый и бережливый рабочий мог надеяться стать со временем патроном. Наоборот, мастера часто снова делались рабочими вследствие неудач или по каким-либо иным причинам. Эта легкость перехода из одного класса в другой неминуемо должна была предотвращать возможность систематической борьбы между ними. Конечно, не следует преувеличивать мягкости этих отношений: в известные моменты интересы рабочих должны были расходиться с интересами мастеров. Иногда рабочие составляли союзы и устраивали стачки, это доказывается тем, что стачки запрещались статутами. Бомануар признавал достойным тюрьмы и штрафа в 60 су того, кто принимал участие в забастовке, имевшей целью повышение платы. Тем не менее, если уже и тогда абсолютный мир был химерой, все же столкновения случались редко; можно сказать, что в Средние века пролетариата не было.

Цеховая монополия. Всякая корпорация сохраняла за собой исключительное право заниматься своей профессией, по крайней мере, в городах Северной Франции. Первой ее заботой было устранить всякую конкуренцию. Рабочий окапывался в своей крепости и страстно защищал ее против нападающих. Генрих II заявляет в XII в.: «Никто не имеет права заниматься в Руане или его округе ремеслом дубильщиков, если не принадлежит к их корпорации». Такой же привилегией пользовалось большинство цехов. Каждая из сеньорий, на которые делился Париж, хотела иметь своих мясников, но корпорация Большой бойни зорко следила за этими попытками и не раз оказывала им победоносное сопротивление.

Но конкуренция могла явиться и извне, со стороны иногородних производителей, поэтому ремесленники всячески старались обезопасить себя от этой внешней опасности. Чужестранцы имели право продавать свои товары только на рынке, притом лишь в известные дни, обыкновенно раз в неделю. Если парижские суконщики, несмотря даже на поддержку суда и прево, не могли помешать жителям Сен-Дени выставлять по субботам свои товары в парижском гостином дворе, то лишь потому, что парламент отказал им в их просьбе (1309). Если иногородние обходили правила, то корпорации тотчас же старались восстановить свои права. Так, корбейльским булочникам, имевшим право торговать в Париже лишь по субботам на рынке, пришла в голову остроумная мысль нанимать в столице амбары, наполнять их в узаконенный день хлебами и спокойно продавать его в течение остальных дней недели; но корпорация хлебопеков подала жалобу Людовику Святому, и амбары были закрыты. Наконец, привозные товары допускались к продаже лишь после осмотра, который производился экспертами цеха, но это были пристрастные судьи. Так, булочники Понтуазы, к большому убытку потребителей, отказывали в приеме большей части привозного хлеба, и в конце концов в это дело должен был вмешаться парламент.

Стараясь устранять чужаков, ремесленники в то же время недоверчиво относились и к корпорациям смежных профессий. В Амьене кузнец, или ковач, не мог ни продать, ни починить ключ, столяр не мог делать мебели с замком: это было дело слесаря. Портной не имел права чинить старое платье, старьевщик — шить новое: каждый должен был заниматься своим делом. Но демаркационные линии не всегда были ясно помечены, и кроме того в уставах не были предусмотрены все возможные случаи. Некоторые из этих спорных пунктов сделались знаменитыми: в какую именно минуту одежда становится старой и должна перейти с прилавка портного в лавочку старьевщика? Парижские старьевщики покупали старые штаны, тщательно складывали их, наводили глянец и ухитрялись придавать им вид девственной свежести, чем вводили в обман публику. Портные, занимавшиеся изготовлением брюк, стали жаловаться; с тех пор они одни имели право класть платье под пресс и раскладывать его в своих лавках, тогда как старьевщики должны были развешивать свой товар на гвоздях. Точно так же железники, продававшие удила, уздечки, шпоры и стремена, затеяли процесс с шорниками, которые подновляли старые уздечки и стремена, и с седельниками, которые, чтобы не покупать этих предметов, надумали сами изготовлять их; шорникам было дозволено делать лишь мелкие починки в этих вещах; что же касается седельников, то они сохранили право переделывать удила и стремена, заклепывать их и прикреплять к седлам, но должны были предварительно покупать их у железников. Одним из самых ревнивых, высокомерных цехов был цех суконщиков, он вечно ссорился с валяльщиками и красильщиками. Кто был способен судить о достоинстве материй, суконщики ли, изготовлявшие их, или сукновалы, которые выделывали и окончательно обрабатывали их? Парламент в 1270 г. решил предоставить эту обязанность смешанным комиссиям. Имели ли суконщики право красить свои собственные материи? «Нет», — говорили красильщики, тщетно пытавшиеся соединить обе корпорации. В отместку суконщики начали отдавать свои сукна в окраску иногородним красильщикам; прево должен был вмешаться и внушить обеим сторонам уважение к традициям (1291).

Подобные столкновения возникали повсюду: в Сен-Дени валяльщики ссорились с красильщиками; в Провене взаимная вражда валяльщиков, суконщиков и ткачей доходила до того, что каждый из этих цехов отказывался принимать в ученики сына или родственника мастера, принадлежавшего к одной из двух остальных корпораций. Эти ссоры были нескончаемы; прекратившись, они тотчас начинались снова, и некоторые из них продолжались целые века, до крушения старого порядка; если бы не Французская революция, то портные и до сих пор препирались бы о своих правах со старьевщиками.

Некоторые корпорации имели право насильно навязывать свои услуги клиентам; таким образом, привилегия обращалась в вымогательство. Таковы были, например, винные крикуны в Париже, которые занимались тем, что утром и вечером ходили по перекресткам со жбаном и кружкой в руках и заставляли прохожих пробовать вино, сообщая при этом адрес торговца и цену. За это они получали от кабатчика по четыре денье в день. Отказаться же от их услуг он не мог: если он не хотел говорить им своей цены, то крикуны справлялись о ней у гостей; если он не впускал их, они могли предлагать вино по королевской цене, и тогда кабатчик был обязан продавать его по этой цене. Такими же насильственными привилегиями пользовались мерильщики зерна и жидкостей и некоторые другие.

Регламентация труда. Понятие свободы было чуждо этому экономическому строю. Вне корпорации свободы не было; внутри нее свобода ремесленника также была сильно ограничена. Он был стеснен в своей ежедневной работе суровой дисциплиной. Статуты цеха наперед предписывали ему условия его труда вплоть до технических подробностей производства. Никто не должен был работать ни в воскресенье, ни в праздничные дни; хлебные печи надо было гасить в субботу вечером, в тот час, когда зажигают свечи; это составляло в общем около ста прогульных дней в год. Ночная работа была вообще воспрещена, по крайней мере во всех производствах, требующих внимания и точности, потому что, как говорит один амьенский устав, «ночная работа не может быть хороша и добросовестна». Исключения из этого закона делались лишь в пользу некоторых несложных производств или известных операций, продолжавшихся не менее 24 часов подряд, как например, литья металлов. Сама техника была точно установлена и подчинена контролю: ремесленник должен был постоянно наблюдать за трудом своих рабочих; все работали днем, на глазах публики; горн или кузница золотых дел мастера и кузнеца должны были помещаться в их лавках; портной должен был шить на столе, стоявшем возле окна. Корпорация не доверяла ремесленнику, опасалась искушений, обмана и лени с его стороны; она боялась, как бы он не обманул неопытного покупателя, и потому удваивала свои предосторожности. В Амьене слесарь не мог делать ключ, если не имел под руками замка; мясникам запрещалось надувать говядину и продавать мясо собак, кошек и лошадей. В Париже ремесленник не имел права приделывать старый замок к новой мебели или украшать серебром костяные ножи, которые он мог бы потом выдавать за ножи из слоновой кости. Точно так же запрещалось ткать смешанные материи из бумаги и шелка, если же иногда это и разрешалось, то лишь с условием, чтобы бумажные нитки были ясно видны. Иногда уставы предусматривали даже детали производства, например, количество золота, которое ковач мог примешивать к листовому серебру, пробу металла для золотых дел мастеров, способ нанизывания четок на нитку, длину и ширину материи и качество основы. Продажа также регламентировалась до мелочей: продавец должен был правильно мерять и вешать; так как пакля и сало стоили дешевле свечей, то один указ предписывал, чтобы на четыре фунта свечей приходилось лишь четверть фунта светильни. В Париже в большинстве корпораций ни один предмет не мог быть пущен в продажу без предварительного осмотра. Товар, признанный «хорошим и добросовестным», отмечался знаком цеха; тот же, который признавался дурным, забирали и сжигали, виновного присуждали к штрафу, часто довольно крупному, его лавку закрывали на несколько дней, а иногда он безвозвратно исключался из корпорации.