Читать книгу "Как стать леди - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт"

– Там так тихо, – объясняла она Осборнам. – Кроме меня, туда никто не ходит. Стоит мне перейти старый мостик и расположиться там с книгой или работой, как мне кажется, будто я одна на белом свете. Ни звука, только шорох листьев да всплески плавающих вокруг болотных курочек. Они меня совершенно не боятся, как и дрозды, и малиновки. Они знают, что я сижу тихонечко и только наблюдаю за ними. Иногда они подлетают совсем-совсем близко.

Она взяла за обыкновение писать письма или шить в этом сладостном уединении и проводила здесь многие часы. Ей казалась, что ее жизнь день ото дня становится все прекраснее.

Эстер же пруд совсем не нравился. Ей казалось, что здесь слишком уединенно и тихо. Она предпочитала комфорт своего будуара или солнечный сад. Иногда в эти дни она пугалась собственных мыслей. Ее словно что-то подталкивало – подталкивало к самому краю, и ей требовалось немало усилий, чтобы оставаться самой собой. Когда они с мужем были вдвоем, они все больше молчали. Были темы, которые они предпочитали не обсуждать, но каждый знал, что другой думает об этом денно и нощно. В темные ночные часы Эстер лежала в своей постели без сна и знала, что Алек в своей тоже не спит. Она слышала, как он ворочается, как тихо чертыхается. Она не спрашивала, о чем он думает. Она знала. Знала, потому что и сама думала о том же. О большой, румяной, доброй Эмили Уолдерхерст, размечтавшейся о невероятном счастье и в блаженном изумлении не устающей благодарить Всевышнего; о богатых землях и больших, удобных домах; о том, что значит быть маркизом Уолдерхерстом или его сыном; о длинной, утомительной поездке назад в Индию; о безнадежном прозябании в дрянном бунгало; об испорченных местных слугах, одновременно и подобострастных, и упрямых, лживых и вороватых. И не раз ей приходилось зарываться лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.

В одну из таких ночей она проснулась в очередной раз и, прислушавшись, решила, что Осборн крепко спит – из его комнаты не доносилось ни звука. Поэтому она встала с постели и села у открытого окна.

Она просидела недолго, как вдруг поняла – сама не зная как, – что в кустах под окном кто-то есть. Она не могла определить, что натолкнуло ее на эту мысль – звук, или какое-то движение, или и то и другое, но невольно повернула голову в ту сторону.

Да, что-то или кто-то стоял на углу, скрытый листвой. Странно, глубокая ночь, а кто-то вышел на прогулку или на встречу. Эстер сидела, затаив дыхание. Поначалу она ничего не слышала и не видела, но вдруг среди листвы мелькнуло что-то белое. Белое носила только Амира. Миссис Осборн подождала несколько секунд, и за это время у нее сформировалась одна странная мысль, хотя, если принять во внимание некоторые моменты, мысль эта – как она сразу же поняла – вовсе не была странной. Она встала и прокралась в комнату мужа. Его постель была пуста, хотя он улегся спать в обычное время.

Она вернулась к себе и снова легла. Минут через десять капитан Осборн неслышно поднялся по лестнице и тоже лег. Эстер притворилась спящей и ни о чем его не расспрашивала. Она знала, что он ничего ей не расскажет, да она и не хотела ничего слышать. На днях она видела, как он разговаривал с Амирой на лужайке, теперь вот они встречались среди ночи, и она понимала, что ей не стоит даже думать о том, что означают их переговоры. Утром она выглядела усталой.

Леди Уолдерхерст и сама выглядела не лучшим образом. В последние две-три ночи она опять просыпалась с ощущением, что рядом с ее постелью кто-то есть, хотя когда потом вставала и осматривала комнату, она никого не находила.

– Мне неприятно это говорить, но, боюсь, я становлюсь слишком нервной, – сообщила она Джейн Купп. – Начну-ка я пить валериану, хотя ничего хорошего в этом нет.

На лице Джейн тоже было написано беспокойство. Она не рассказывала своей хозяйке о том, что в последнее время следовала выработанным ею для самой себя правилам. Она приобрела пару матерчатых тапочек и училась ходить неслышно. Ложилась спать она поздно, вставала очень рано, но ничего такого особенного не обнаружила. Правда, отметила она, Амира больше не следит за ней взглядом, как следила раньше. Как показалось Джейн, индианка даже стала ее избегать. Но она ничего об этом не рассказывала леди Уолдерхерст, а только заметила:

– Да, миледи, мама говорит, что валериана очень хороша от нервов. Вам оставить в спальне свет, миледи?

– Боюсь, я не засну при свете, – ответила ее хозяйка. – Я не привыкла.

И она продолжала спать – иногда беспокойно – в темноте и не знала, что в иные из ночей Джейн Купп располагалась в ближайшей к ее спальне комнате и старалась как можно дольше бодрствовать. На самом деле спальня Джейн была в другой части дома, но тряпичные тапочки позволяли ей теперь бесшумно двигаться и замечать вещи, которые укрепляли ее решимость быть поблизости от хозяйки.

– Я не думаю, что все дело в нервах, – сказала она матери. – И что глупо с моей стороны так волноваться из-за всяких мелочей. Но по ночам я должна быть рядом с ней.

Глава 16

На закате липовая аллея была необыкновенно красивым, хотя и сумрачным местом. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь густую листву и золотили лужайки. Но позже, когда наступал вечер, потемневшие стволы напоминали колонны полуразрушенного собора, заброшенного и полного бесплотных духов.

Если бы Джейн Купп не трусила с самого начала, она бы все равно испугалась, осторожно пробираясь по темной аллее и боязливо оглядываясь по сторонам. Она спешила в аллею, пока ее хозяйка сидела за ужином.

Начать с того, что столь любимая ее светлостью липовая аллея не была обычным местом для прогулок горничных и прочих служанок. Сюда даже садовники забредали редко – разве только сгрести сухие листья да убрать упавшие ветки. Раньше Джейн никогда здесь не бывала, да и сейчас вряд ли бы оказалась, если бы не следила за Амирой.

Она пошла вслед за Амирой, потому что во время вечернего чая в гостиной для слуг подслушала парочку фраз и поняла, что ей не найти покоя, пока она своими глазами не увидит пруд, лодку, ступеньки и все прочее.

– Клянусь вам, матушка, – говорила она, – это очень странное занятие для уважающей себя девушки, горничной из хорошего дома… Я следила за этой чернокожей совсем как полицейский, и, заметьте, я никому об этом и словом обмолвиться не могу. Потому как если я что-то такое скажу, капитан Осборн, а он очень хитрый, сделает так, что меня отсюда выгонят в мгновение ока. Но что самое ужасное, – продолжала она, заламывая руки, – так это то, что на самом деле, может, ничего такого ужасного и не происходит. Они бы вели себя точно так же, если бы были невинны, как овечки. Ведь бывают всякие совпадения и случайности…

– Вот именно, это хуже всего, – согласилась с ней миссис Купп. – В любом старом доме может обвалиться кусок балюстрады, и у любой леди, которая не очень хорошо себя чувствует, может случиться ночной кошмар.

– Да, – продолжала расстроенная Джейн, – иногда я чувствую себя ужасно глупо, сама на себя злюсь.

В гостиной для слуг обсуждались многие темы. Это совершенно естественно для загородных домов: здесь говорили о всяких приключившихся в деревне историях, о скандалах в коттеджах арендаторов, о трагедиях на фермах. В этот день речь шла о скандале, обернувшемся трагедией. Красивая, шумная, разбитная деревенская девица попала в беду, которую предрекали ей как друзья, так и недруги. А поскольку она была девушкой видной, то деревенские кумушки назлобствовались вволю. Они полагали, что девушка либо «докатится до Лондона», либо утопится – во всяком случае, ничего хорошего ее уж точно не ждет. Слуги из большого дома ее знали, потому что она какое-то время служила на Псовой ферме и там подружилась с Амирой, став ее истинной поклонницей. Когда девушка вдруг заболела и несколько дней, впав в беспамятство, пребывала на грани жизни и смерти, все пришли к мнению, что именно Амира, с ее-то знанием заклинаний и всяких целебных напитков, может, если, конечно, захочет, дать ценные советы. А девушка действительно была в большой опасности. Срочно призванный деревенский доктор даже в какой-то момент объявил, что жизнь уже покинула ее тело. И только Амира утверждала, что девушка еще жива. И действительно, девушка, пребывавшая в такой прострации, что казалась мертвой, вдруг очнулась и стала медленно возвращаться к жизни. Живописные описания сцен, происходивших у одра больной, рассказы о ее кажущейся смерти, о ее хладном и безжизненном теле, о возвращении в сознание вызвали в гостиной для слуг немалый ажиотаж. Амиру засыпали вопросами, однако ответы ее были весьма загадочны. Она прекрасно понимала, что именно интересовало других слуг: исподтишка наблюдая за ними, Амира хорошо их узнала, в то время как они не знали о ней ничего. Она умело пользовалась тем, что якобы плохо говорила по-английски, и когда на нее особенно давили, улыбалась и переходила на хиндустани.