Читать книгу "Я - осень, а ты май - Анастасия Бельская"

— Угу.

— Вот прям каждую минутку?

— И всю ночь буду, если не заткнешься.

Его ворчание — и мой смех, пока мы мчим домой по вечернему пригороду. Мне так хорошо, так легко и спокойно — что я не сразу понимаю, что это еще не все.

— А я могу спросить прямо еще о нескольких вещах, чтобы потом не было… Вот такого.

— Можешь, можешь, — морщит лицо Максим, и подъезжает почти вплотную к моим воротам. — Только давай уже дома.

Мы быстро отпускаем Ксению, и я заглядываю к спящей Марусе, убедиться, что все хорошо. Дочка спит в любимой позе на животе, а ее одеяло комком под нею, и это — моя картина спокойствия и гарантии, что здесь все в порядке.

Максима я нахожу в своей спальне, удобно расположившего на нашей кровати — и сажусь на край рядом, любуясь его расслабленной позой.

Может, ну его, разговор этот?

— А ты сможешь задавать свои вопросы с пробкой в попочке? — мурлычет Максим, как будто тоже любуясь мною из-под полуопущенных ресниц.

— Маньяк! — смеюсь я, и усаживаюсь удобнее, напоминая себе, что с ним всегда лучше прямо. — Думаю, тогда нам точно будет не до разговоров.

— Ох, ну ладно, давай. Я слушаю.

Мой план был сперва просто достать телефон, и спросить про следующую фотку — мол, когда она была сделана, и убедиться, что дата публикации и его дата не совпадают. Но неожиданно мои слова звучат совсем про другое — и я ругаюсь на свои подозрения, которые никак не могут развеяться.

— А… Как ты относишься к изменам?

Глава 28

Настена

Я замираю, когда складка между бровей мужчины становится глубже, а поза перестает быть расслабленной. Он опирается на руки, и тяжело приподнимается, принимая сидячее положение, и с все большим пониманием поглядывая на меня.

— Откуда такие вопросы?

— Кира подсказала, — не пытаюсь скрыть очевидное, и Максим кивает на мои слова, — тут есть что-то, что мне не понравится?

— Смотря с какой стороны посмотреть.

Я терпеливо жду, пока он разминает свои чудесные пальцы, и немного жалею, что решила продолжать разговор. Гораздо более сильно я хотела сейчас лежать, зажатой между ним и кроватью, и чувствовать эти руки где угодно на своем теле.

Но с другой стороны, после нашего ужина стало ясно как день — покоя мне не будет, пока я не получу ответы. А Максим, кажется, сегодня в том редком ресурсе, когда готов помочь мне с тараканами в голове.

— За мои тридцать четыре года у меня были разные отношения, — медленно произносит Максим, взвешивая каждое слово, и наблюдая за моим лицом в поисках реакций, — бывало и нечто серьезные. А бывал и просто секс.

Я киваю, потому что слышала уже подобное. Но при чем тут…

— Было и нечто посередине.

Что?

— Полиамория, Насть.

Я честно пытаюсь понять. Достаю из закромов все знания об этом, прикладывая так и эдак на свое мировоззрение и представление о любви в частности.

Не выходит. На ум лишь приходят дурацкие картинки о шведской семье, а еще сценки из юмористических передач, где два полиаморфа приводят в дом кого-то на «позаниматься любовью». Но все это настолько далеко от того, в каких отношения я была, и на каких идеалах росла, что голова тяжелеет, а во рту появляется неприятный кислый вкус.

— Можешь объяснить подробнее?

— Как это было у меня? Ну, смотри. Мы жили вместе с девушкой, около года. И у нас существовала договоренность, что несмотря на нежные чувства друг к другу, мы вполне можем испытывать влечение к другим партнерам. И удовлетворять их с другими — тоже.

— Ага.

Ясно. Понятно. Хорошо. Ок.

Это все, что сейчас способен выдать мой язык, потому что мозг слишком активно занят перерабатыванием информации. Мой Максим — и… Вот так? Боже, да я же совсем из тех, кто даже думает о подобном!

— Это не было изменой, Настен. Мы заранее проговорили подобные штуки, а потому я со спокойной душой мог поцеловать другую на какой-то вечеринке, к примеру. Также я мысленно предполагал, что и моя девушка совершает подобное — и относился к этому спокойно, без ревности и прочего.

Я лишь киваю, понимая, что мне снова не за что зацепиться. То, что он рассказывает — это его прошлое, на которое он имеет полное право.

Но что он думает обо всем этом в контексте… Нас?

— Эти отношения не просто этап в моей жизни. Они показали мне, что я в принципе способен быть влюблен сразу в нескольких, — продолжает Макс, и с каждым словом я все больше сжимаю пальцы в кулак, — а еще я осознал все плюсы вот таких вот договоренностей. Думаю, ты бы поняла тоже, есть несколько лекций, Эстер Перель на ТЕД, она известный психотерапевт, и…

— Замолчи.

Я прошу это не грубо, и даже не хоть сколько-нибудь эмоционально. Просто прерываю одним отрывистым словом, потому что сейчас мне это необходимо — тишина, и отсутствие «страшных слов»…

«Все плюсы таких отношений…»

«Думаю, ты бы поняла тоже…»

Господи, я попала в какой-то бред, или мне сейчас на полном серьезе предлагают договориться, и легализировать измены?!

Максим послушно ждет, пока я собираюсь с мыслями, и не пытается помешать. Мне нужно около десяти минут, чтобы снова настроиться на диалог — именно разговор, который я хотела изначально.

Мы ведь — за прямоту и открытость, так?

Ну, значит, можно не бояться и выяснить все до конца.

— Если двое любят друг друга, — я вывожу слова так аккуратно, словно пишу на бумаге, и боюсь поспешить и изгадить почерк, — то разве они не хотят только друг друга? И не способны удовлетворить все свои потребности с одним партнером?

— Способны, конечно. Но ты путаешь. Любовь и влечение — это про разное. Человек так устроен, что даже если очень сильно любит одного, то рано или поздно начнет испытывать сексуальное влечение к другому. И я не про пресловутую мужскую полигамность. Вовсе нет. Любой человек — независимо от пола, возраста, моральных качеств и прочих вводных. Даже если он очень сильно любит своего партнера.

— Я не согласна.

Максим чуть усмехается, отводит взгляд, и затем возвращает его. Там — снисходительность, будто Его Высочество сейчас глядит на глуповатую мартышку, которая в силу образованности и взглядов не может понять его слов.

— Не имеет значение, согласна ты или нет. Мы так устроены. Человек сам по себе полигамен, а если бы это было не так, такого понятия, как измены, не существовало бы.

— То есть, ты считаешь, что все изменяют? — иронично приподнимая бровь, и замечая вдруг, что готова биться.

Да-да, именно так. Биться до последнего — за верность, настоящую любовь, свои идеалы и ориентиры, которые сейчас ломают и сгибают без всякого уважения. А еще вот эта явная снисходительность, которая бесит, бесит, бесит…