Читать книгу "После долгих дней - Светлана Еремеева"

И вот, в те дни, когда отец уезжал, Александр посещал Буживаль и подолгу просиживал в своей комнате, рассматривая старые фотографии Петербурга, усадьбы вблизи Стрельны, берегов Финского залива. Опять и опять на него смотрели прадед, прабабушка, дед с сестрами и братьями, бывшие крепостные. Он особенно любил фотографии с конюхом Митрофаном и лошадьми, которых отец называл Ветром, Звездой и Огнем. На некоторых фотографиях лошади бежали по кругу, на других Митрофан с любовью гладил их длинные гривы, раздавая каждому по куску сахара. Было в этих старых фото что-то невероятное, притягивающее как магнитом. Александр сам не понимал почему, но, именно глядя на эти фото с конюхом, в те непростые дни он захотел посетить, хотя бы раз в жизни, каждое из мест, которые видел на фотографиях, прикоснуться к уцелевшим камням и почувствовать аромат прошлого – тот аромат, который он ощущал в иракской провинции. Это было сильное желание, которое Александр хотел сохранить в тайне от всех: от мамы, от отца, от Пиоша. Он ловил себя на мысли, что, возможно, желание это возникло в связи с тем, что он дал подписку о невыезде, и это было подсознательным стремлением вырваться наружу из закрытого пространства, но желание это крепло с каждым днем. И Александр понял, первое, что он сделает, когда закончится расследование, состоится суд и он отбудет положенное наказание, он поедет туда в поисках Ветра, Звезды и Огня, в поисках мифического Митрофана, опустевшей усадьбы, от которой, возможно, остался лишь фундамент, он посмотрит на корабли на Неве, на Благовещенский мост, и, возможно, что-то изменится, что-то пойдет по-другому после долгих дней поисков и скитаний. Возможно, именно там его Меде, его Золотой зиккурат. И не нужно искать в чужих краях то, что всегда тебя ждет в родном доме, даже если этот дом разрушен до основания.

Каждый вечер, возвращаясь в квартиру в Латинском квартале, Александр садился за письменный стол и сначала долго собирался с мыслями. Иногда, размышляя, он так и не прикасался ни к бумаге, ни к компьютеру. А порой не успевал печатать и записывать все накопленное, рука не успевала за потоком идей. В этот месяц он хотел завершить задуманное. Надо было спешить. Он не знал, что с ним будет дальше. Он писал о том, как Хосед и Шуб-ад отправились в горы и оказались там в ловушке. Со всех сторон к вершинам подступала вода, а внизу вместо долины бушевала разъяренная стихия. Строчка за строчкой, на экране компьютера и на распечатанных листах выстраивалось пока еще хрупкое здание романа об исчезнувшем многие тысячелетия назад маленьком городе и двух его обитателях, которым суждено было выжить, чтобы начать все с начала на новом месте. Потеряв все, пережив катастрофу, наблюдая за тем, как рушится мир, Хосед и его невеста стали хранителями памяти о том первом исчезнувшем мире, в который им не суждено было вернуться физически, однако мысленно они могли пройти по каждой улице, встретить каждого горожанина, посетить базар, подойти близко к Башне Магов, к причалу речного порта, в душе их этот мир жил, он жил в душах детей, внуков и правнуков. Только материальный мир способен превратиться в пыль, мир идей и образов, мир памяти живет вечно, и ничто не способно убить его.

37

Они поселились в долине у подножия горной цепи. Почва в этом крае, в отличие от Меде и Шуруппака, была плодородная, богатая, жирная. Вокруг поселения стали появляться поля ячменя, ширились фруктовые сады, где созревали яблоки, груши, фиги, гранаты, сливы. Множились рощи финиковых пальм. Люди выращивали тмин, кориандр, горчицу. Они обустраивали дома, занимались разведением скота. От трех коров и одного вола, пяти свиней, нескольких коз и овец появились целые стада; четыре утки и два гуся породили обширное семейство, птичники взрывались от кудахтанья и суеты новорожденных птенцов.

Жизнь потекла по новому руслу. Что их ждало дальше, спасшиеся шумеры не знали, да и не стремились над этим задумываться. Они понимали, что нечего ждать милости от природы и богов, что больше они все равно не смогут вернуться в Меде и Шуруппак, но знали также, что должны хранить память о своих городах. Кто как мог. Одни считали, что память – в работе, делах, сохранении опыта, знаний, традиций. Другие – в рождении детей, их воспитании, передаче культурных и религиозных традиций. Хосед, владевший клинописью, понимал, что необходимо создать летопись о событиях, случившихся в Шумере, и кто-нибудь в далеком будущем обязательно отыщет те многострадальные места, оживит их, откроет людям.

Боги дали разрешение на брак Хоседа и Шуб-ад, о чем юношу уведомил сын Убар-Туту, звавшийся теперь по воле богов Зиусудра, то есть «обретший жизнь после долгих дней». В тот день Хосед написал одно из своих последних, дошедших до нас стихотворений:

Мое имя – Луна.Ты обнимешь меняСо всей силыСвоего необъятного горя.Я буду струиться лучами в тебя,В тело твое,Словно в белое море…

Твое имя – Вода…Ты течешь по земле,В прозрачном потокеТанцуют рыбы…Мое отражениеТонет в тебе…Ты прячешь егоВ темных зарослях тины…

Хосед стал приближенным лицом сына Убар-Туту и готовился к принятию сана жреца. При новом дворе он был летописцем, а также советником правителя и учителем для одаренных детей, которым можно было передать навыки клинописи, факты из истории Шумера, культовые знания. Шуб-ад родила двух детей, мальчика и девочку, и всецело погрузилась в домашние заботы. Позднее у нее и Хоседа родились еще два сына.

Каждый вечер, возвращаясь из дворца правителя, Хосед садился за свой стол и писал о событиях, изменивших его жизнь и судьбы всех, кто спасся на корабле сына Убар-Туту. Он писал об отце, Верховном жреце Меде, о Башне Магов, о некоторых особенностях культа Шумера, о торговле в Меде, о посевах и урожаях, о количестве скота, о содержимом складов и амбаров, о количестве мужчин и женщин в городе до наводнения. Он описал работу порта, упомянул, из чего строились лодки и плоты, какие товары доставлялись из Ларака, а какие из Сиппара и Акшака. Также он подробно описал виды дерева, которые сгружались в порту, виды камня, из которых потом изготавливались статуи для храмов или делались плиты. Особенно тщательно Хосед описывал премудрости строительства каналов, систему орошения полей в тех засушливых краях, где почва часто гибла от избытка соли, подробно описал календарь земледельца бога Нинурты, верного земледельца бога Энлиля и составил новый, чтобы он не выветрился из памяти людей и пригодился в новых условиях. Он описал профессии медника, кузнеца, плотника, ювелира, шорника, гончара, ткача. Он рассказал о том, сколько было в Меде рабов, откуда их привозили, на каких работах они были задействованы. Он стремился передать все до мельчайших деталей, не забыть ни о чем и ни о ком. Рассказал о работе лечебниц, школ, администрации. Он знал, что его глиняные дощечки не пропадут, они обязательно дождутся своего читателя, и в Меде вновь зацветут сливовые деревья, на базарной площади весело заиграет музыка, и птицы будут кружить низко-низко над тростниковыми и сырцовыми крышами домов.