Читать книгу "Проданная - Кира Шарм"

Каждый раз нервно бросая взгляд на стрелку часов.

Я безумно, до одури боялся не успеть. Пусть и сам не отдавал себе в этом отчета.

— Черт! — сметаю со стола остатки ужина.

Какого хрена! Чем я вообще занимаюсь?

Золотая принцесса — моя!

Моя. мать вашу, — до кончиков пальцев, каждым своим ногтем, каждым волоском и каждой клеткой принадлежит мне со всеми потрохами!

Четырежды принадлежит, и в этот, последний раз — уже даже по собственной, — пусть не воле, но решению!

Так какого хрена я творю?

Оставляю ее на принадлежащей мне постели обнаженной? А сам сижу здесь, в одиночестве и мои яйца, блядь, разрываются от бешенного желания? Какого хрена я вообще должен думать о том, что она чувствует, что ощущает?

И снова — током по венам, потому что пальцы до сих пор чувствуют ее кожу. Ее шелк. Я весь пропитался ее одуренным, сметающим на хрен с ног и с сознания ароматом!

Я что, блядь, — долбанный мазохист?

Взять свое, и ни о чем не думать, — вот что я был должен сделать!

Решительно поднимаюсь, направляюсь по коридору к ее двери.

Со злой ухмылкой представляю себе, как она там дергается на постели, едва заслышав мои шаги, которых намеренно не скрываю, топая как разъяренное стадо слонов.

Потому что — зол и разъярен. До невозможности.

Но не на нее. На себя.

И резко, будто впечатавшись в невидимую дверь, замираю у спальни, где, — я уверен, — до сих пор подрагивает каждой клеточкой золотая принцесса София.

Кажется, даже слышу ее дыхание. — рваное, сбивчивое, перепуганное и надрывное.

Вижу, как подбирается и вжимается в изголовье кровати.

А перед глазами, — другая ночь.

Та, где она металась под моими руками, распахнутая, распластанная на капоте моей машины. Где дрожала не только внешне, внутри вся дрожала от моих прикосновений и с хриплой страстью имя мое выкрикивала.

Как губами ее напиться не мог, а самого разламывало, раздирало, что слабости этой блядской поддался.

Как сладко она льнула ко мне, потираясь острыми вершинками сосков о раскаленную грудь… Как впивалась в мои волосы, запрокинув голову…

— Блядь! — херачу кулаком по стене и ухожу.

Мне нужно развеяться. Просто немедленно.

Благо, есть где. Лучшие элитные бордели, что от Севера остались, в моем полном распоряжении!

Набрасываю одежду, выхожу во двор и рывком дергаю машину вперед на полной мощности, сразу на максимум ударяя по газам. И замечаю краем глаза, как задергивается шторка в ее окне.

Какого, кстати, это хрена, — в ее? Она, как и все в этом доме, принадлежит мне!

И именно София должна была сейчас трудиться ротиком, ублажая меня до рассвета! А не какие-то там элитные шлюхи Севера, мать вашу!

Глава 34

София

Кусала подушку, слушая, как он громит все в той гостиной, где мы ужинали.

Санников ненавидит меня, в этом нет и никогда не будет никаких сомнений!

Ненавидит люто и я теперь прекрасно понимаю, за что, потому что чувствую к нему то же самое.

Понять, поверить не могу, что когда-то так глупо, так беззаботно влюбилась в это чудовище юной наивной девочкой! Что рыцарем его считала, страдала в подушку по ночам о том, что я для рыцаря этого- всего лишь пигалица маленькая, девчонка, а ведь ему нужны красивые, ухоженные женщины. Такие, какие и были рядом с ним, каких я видела в его соцстраничках. Умелые, опытные, ухоженные. Умеющие даже голову так поворачивать, что вслед им все готовы бежать и целовать руки за единственный взгляд.

Что сама льнула к нему той памятной ночью, что даже сейчас до сих пор вся горю от его прикосновений, дыхание вышибает, когда вспомню, как к крепкой, такой немыслимо жаркой, груди меня прижимал!

Но Санников жесток и ужасен. Он чудовище. Чудовище, в чьей полной власти я оказалась, способный сделать со мной все, что угодно! И не только со мной, со всей нашей семьей!

И самое обидное, самое гадкое во всей этой истории, что я его понимала.

Да, черт возьми, ненавидя до крови из носа, понимала его!

На его месте мне бы тоже хотелось отомстить. Втоптать в грязь. Раскрошить. Да и сейчас хочется, при мысли о том, что все это нам сотворил именно он!

Ненависть — страшная, полыхающая, до желания загрызть и напиться кровью — вот что нас объединяет. Как в тех поцелуях, убивающих, жалящих, в которых никакой страсти не было, кроме потребности рвать на части.

Но и тяга какая-то просто безумная будто клеймо на обоих выжгла.

Ни к кому меня за всю жизнь так не тянуло, ни с кем так не пьянела до одури, чувствуя, как кипит и полыхает кровь…

Он злится, громит все, а я в комок скручиваюсь на своей постели.

Лучше бы все случилось. Быстро. Тихо. Может, ему бы стало даже скучно со мной.

Ведь растерзает, если войдет сейчас. На куски растерзает.

И страшно до одури, но руки сами сжимаются в кулаки.

Я не стану терпеть. Я дам сдачи. Насколько смогу. Хоть уродливые шрамы бороздами по лицу от ногтей, а оставлю! К черту здравый смысл, что вопит мне о том, что я должна быть тихой и покорной! К черту все!

Слышу, как останавливается у двери. Даже будто вижу, как глаза сверкают, выжигая следы на дереве. Как прижимается лбом к двери и тяжело дышит. Волнами ток по венам несется. В сжатую пружину превращаюсь вся. На максимум.

Даже не вздрагиваю, когда хлопает кулаком о стену. Только, вопреки всей логике, губу закусываю. От усмешки.

Мне нравится его ярость. Нравится, что смогла довести его до точки кипения. На каком-то подсознательном уровне я рада, что внутри него все сейчас бурлит.

Выходит, не я он меня сломал, а я вышибла его из вечной невозмутимости. Его воля дала трещину, мне удалось его сорвать. И пусть даже он сейчас сюда ворвется. Пусть мне же от этого будет плохо. Но он не выдержал. Не остался ледяной глыбой. Мне это удалось!

Шаги удаляются и с раскрытое окно доносится звук хлопнувшей дверцы его машины.

Как бы мне хотелось выскользнуть из него в этот сад, пройтись босиком по траве, вдохнуть цветочный аромат, что даже здесь кружит голову, а после сбежать! Снова стать свободной!

Санников даже охрану вокруг дома не выставил.

Да ему она и не нужна, — то, чем он держит меня здесь, гораздо сильнее любой охраны. Любого дула пистолета, что он держал бы у моего виска.

Резко срывается с места машина, — а я прячусь за занавеску, будто почувствовав на себе его прожигающий взгляд.