Читать книгу "Французская революция - Дмитрий Бовыкин"

Пытаясь успокоить санкюлотов, чья протестная активность во многом провоцировалась неуклонным ухудшением экономической ситуации и непрестанным ростом дороговизны, Конвент 4 мая принял декрет о максимуме – ограничении цен на хлеб. Тем самым было выполнено одно из главных требований «бешеных».

Во второй половине мая жирондисты развернули наступление на Коммуну, стремясь лишить Гору ее наиболее сильного союзника. 18 мая Гаде при поддержке коллег по «партии» убедил Конвент создать комиссию для расследования действий Коммуны, направленных против общественного спокойствия. Новый орган получил название «Комиссия двенадцати». В ее состав вошли только жирондисты и умеренные депутаты.

Уже 24 мая Комиссия двенадцати постановила арестовать за подстрекательские призывы журналиста Жака Рене Эбера, являвшегося также заместителем прокурора Коммуны. Это был весьма примечательный персонаж. Сын ювелира, он предпочел отцовскому ремеслу изучение юриспруденции, но затем бросил и ее, пустившись в погоню за призрачной славой литератора. Перед Революцией Эбер в полной мере вкусил все «прелести» пребывания на литературном дне, пока, наконец, не получил место контролера контрамарок в театре. Революция открыла для него поприще политической журналистики, на котором он быстро преуспел. Его газета «Папаша Дюшен», обсуждавшая политические проблемы псевдонародным, грубым языком, приобрела большую популярность. Именно за статьи в ней Комиссия двенадцати и постановила арестовать автора. Тем же вечером аналогичное решение приняли и в отношении Варле, одного из лидеров «бешеных».

25 мая Коммуна выразила Конвенту протест и потребовала освобождения Эбера. Председателем в Конвенте в тот день был Максимен Инар, провансальский предприниматель, один из наиболее активных жирондистов. В ответ на ремонстрацию Коммуны он не нашел ничего лучшего, как угрожающе заявить, что если та попробует покуситься на национальное представительство, то Париж будет уничтожен без следа. А ведь не прошло еще и года с тех пор, как аналогичная угроза со стороны герцога Брауншвейгского привела к самым трагическим последствиям. Таковых и теперь не пришлось долго ждать.

Слова Инара вызвали широчайшее возмущение парижан. 26 мая прошла уличная манифестация в защиту Эбера. 27 мая Марат потребовал в Конвенте упразднить Комиссию двенадцати как врага свободы. Заседание, вылившееся в шумное и скандальное выяснение отношений между «партиями», затянулось. Уже глубокой ночью, когда уставшие жирондисты разошлись по домам, монтаньяры убедили Равнину проголосовать за предложенный Делакруа декрет: Комиссия двенадцати ликвидировалась, арестованные ею активисты освобождались.

На следующий день, 28 мая, жирондисты потребовали отмены незаконного, по их мнению, декрета о роспуске Комиссии двенадцати. Им удалось добиться постановки вопроса на поименное голосование, в результате которого комиссия была восстановлена. В тот же день секции при поддержке монтаньяров начали готовить восстание. 30 мая появился руководящий центр движения – Комитет девяти, куда вошли секционные активисты. Наиболее известным из них был все тот же Варле.

31 мая парижане проснулись от звуков набата в половине четвертого утра. Плохо соображая спросонья, люди высыпали из домов. Назначенный Комитетом девяти новый главнокомандующий национальной гвардии, бывший налоговый клерк Франсуа Анрио, приказал барабанщикам бить сбор. Видя десятки тысяч национальных гвардейцев, заполнивших улицы города, к руководству восстанием присоединилась и Коммуна. В конце концов отряды национальной гвардии окружили Конвент и направили на него орудия. Представители Коммуны потребовали роспуска Комиссии двенадцати и предания суду 22 жирондистов. Однако депутатам удалось успокоить народ, основная масса которого плохо понимала причину всего этого переполоха, и дело ограничилось ликвидацией Комиссии двенадцати.

Гора родила мышь. Разочарование в таком исходе восстания испытывали и монтаньяры, и Коммуна, и секционные активисты. Весь день 1 июня столичные власти продолжали держать национальную гвардию под ружьем, пока вожди движения договаривались между собой о дальнейших действиях. К вечеру повстанческий комитет приказал арестовать Клавьера и Ролана. Последнего дома не оказалось, поэтому арестовали его жену. Анрио получил от комитета задание опять выводить поутру батальоны национальной гвардии.

2 июня все повторилось. Барабаны ударили сбор, колонны национальной гвардии проторенной дорогой двинулись к Конвенту и опять осадили его, взяв национальное представительство под прицел артиллерийских орудий. Петиционеры Коммуны потребовали арестовать депутатов-жирондистов. Толпа, заполнившая зал заседаний, оказывала давление на депутатов, выступавших в прениях. Национальные гвардейцы блокировали выходы. Депутаты возмутились: «Конвент несвободен!» Барер предложил коллегам выйти на улицу, дабы убедиться, что никто не хочет чинить насилие над национальным представительством. Но дальше сада народных представителей не выпустили. Анрио отдал приказ: «Канониры, к орудиям!» Члены Конвента, опустив головы и пряча друг от друга глаза, чувствуя свою беспомощность перед столь откровенным насилием, поплелись обратно в зал. Кутон не покидал своего места, так как к этому времени ноги у него уже окончательно отнялись из-за болезни и ходить он просто не мог. Однако, когда вернувшиеся депутаты расселись по местам, он с язвительной улыбкой нанес решающий удар: «Теперь же, когда вы признаете, что свободны в принятии решений, я требую уже не просто обвинительного акта против 22 изобличенных депутатов, но, учитывая, что общественное мнение решительно высказалось против них, я предлагаю арестовать их…» Верньо в сердцах воскликнул: «Кутон жаждет, дайте ему стакан крови!» Но воля депутатов Болота уже была сломлена, и они покорно проголосовали вместе с Горой за декрет об аресте 29 жирондистов. Власть в Конвенте перешла к монтаньярам.

Глава 6

Диктатура монтаньяров

«Федералистский мятеж»

Приняв под внешним нажимом решение об аресте жирондистов, Конвент не слишком заботился о его строгом выполнении. Изгнанные депутаты отправились по домам, каждый в сопровождении всего одного жандарма. Охраняли их под домашним арестом чисто символически, и уже на другой день двенадцать из них покинули в Париж, отправившись в департаменты искать защиты у избирателей. В последующие дни еще восемь изгнанников из Конвента последовали подобному примеру. 6 июня с протестом против посягательства на права национального представительства, которое произошло 31 мая – 2 июня, выступили 75 из остававшихся в Конвенте депутатов. Вслед за тем некоторые из них тоже покинули Париж и поехали в провинцию жаловаться избирателям.

И жалобы эти были услышаны. Весть о том, что избранные в департаментах представители народа лишились в столице депутатских мандатов только потому, что того захотела парижская толпа, вызвала у провинциальных элит взрыв негодования. Прибыв на места, изгнанные из Конвента депутаты своими рассказами еще больше подлили масла в огонь. После того как Бюзо приехал к себе в департамент Эр (Нормандия) и сообщил о произошедшем в Париже, местные власти уже 7 июня постановили начать формирование вооруженных отрядов для борьбы со столичными радикалами. Два дня спустя такое же решение принял соседний департамент Кальвадос. Находившихся там двух комиссаров Конвента арестовали. В последующие дни к восстанию присоединились и бретонские департаменты. И вот уже в Кане началось формирование объединенной армии для похода на Париж и восстановления попранных прав национального представительства. Во главе нее встал герой обороны Тионвиля генерал Вимпфен, а должность начальника штаба занял генерал Жозеф-Женевьев граф де Пюизе, потомственный военный, в недавнем прошлом депутат-конституционалист Учредительного собрания.