Читать книгу "Беременна по ошибке - Адалин Черно"

— Мам, ты не обижаешься? — спрашивает Маришка, искренне глядя мне в глаза.

Я же, даже если бы и хотела, не смогла бы на нее обидеться. Она девочка взрослая, может сама принимать решения. Любые мои запреты могут восприниматься в штыки, поэтому я лишь киваю и произношу:

— Нет, малыш, не обижаюсь. Мы же будем видеться?

Знаю, что будем, потому что дочь уходит не от меня, а бежит от своей невозможной любви, но почему-то спрашиваю. Одна мысль о том, что мы можем не увидеться, заставляет меня нервно обнять себя за плечи.

— Конечно, — на ее глазах появляются слезы и она рвется ко мне, чтобы обнять.

На крыльце стоит ее отец, которого, впрочем, я хочу видеть в последнюю очередь. Он с нетерпением меняет позы и даже зовет дочку, но она даже не оборачивается.

— Я так люблю тебя, мам…

— Что ты отцу сказала?

— Что хочу его увидеть и немного пожить с ним, — Маришка пожимает плечами. — Я надеюсь, ты извинишь меня. Я не знаю, как по-другому.

— Все в порядке, Мариш, — шепчу и обнимаю дочь за плечи в последний раз. — Вот, — протягиваю ей карту. — На твои нужны.

Хочу сказать, чтобы она не давала карту отцу, но итак знаю, что она не только не даст ее, она даже не скажет, что она у нее есть. Моя малышка слишком хорошо помнит поведение своего отца и то, как мы вынуждены были жить раньше. Она была маленькой, но иногда мы вместе вспоминали трудные времена, когда у нас было только несколько кусочков хлеба на двоих и тарелка супа.

Видимо, Маришка думает о том же, потому что она вдруг смотрит на карту и на ее глазах проступают слезы.

— Не надо, — мотаю головой. — Сейчас все по-другому. У нас все будет хорошо.

— Я скоро вернусь, — обещает она и уходит.

С Пашей я даже не здороваюсь, хотя Давид обменивается с ним едва заметными кивками. Мне нечего сказать бывшему мужу. Я слишком на него обижена, чтобы разговаривать и даже здороваться. Сейчас я вижу в его глазах триумф победителя, но понимаю, что он ничего не значит. Паша уверен, что выиграл, что я проиграла и дочь уехала, потому что поняла, кем мать является на самом деле. Мне жаль, что он так уверен в этом и не видит дальше собственного носа.

— Идем, — произносит Давид, когда Маришка скрывается за воротами. — Пошли, малыш, она вернется.

Я поднимаю взгляд и вижу в окне второго этажа силуэт Глеба. Он видел, что она ушла и не вышел. Я благодарна ему это, потому что не уверена, что дочка бы выдержала. Наверное, нам с ним все же стоит поговорить, но у меня попросту нет на это сил. Я не знаю, как разговаривать с парнем, в которого влюблена моя дочь и который, как она уверена, разбил ее сердце.

* * *

Спустя две недели я понимаю, что привыкла к присутствию Маришки сильнее, чем думала. С ее отсутствием в доме все изменилось. Мы больше не являемся одной семьей: не завтракаем и не ужинаем вместе, а именно этого мне так сильно не хватает. Глеба я практически не вижу. Он уходит рано утром и возвращается после полуночи. Один раз мы столкнулись в коридоре и единственное, что он мне сказал:

— Спокойной ночи, Мила Олеговна.

Он был пьян. А моя душа разбита в дребезги от осознания, что мы разрушили судьбу собственных детей.

Только через две недели я решиюсь поговорить с Давидом обо всем, что происходит. Он приходит домой поздно, а я встречаю его сытным ужином и расстроенным видом. Знаю, он заметил мое состояние сразу же.

— Я и сам понимаю, что так быть не должно, — произносит он, когда я вываливаю ему все, как на духу. Я устала думать и переживать, у меня стало гораздо меньше молока, и я боюсь вовсе перестать кормить Кирюшу. — Глеб собирается перевестись за границу, — сообщает Давид. — Я узнал об этом совсем недавно, и то не от него. Мне позвонили из института и спросили о переводе, так как не смогли дозвониться к нему.

— Ох, — только и могу произнести я.

— Я говорил с ним. Он принял окончательное решение. Через несколько недель Маришка может вернуться домой.

Я хочу обрадоваться, но не могу. Вместе с возвращением Маришки уедет Глеб. Это настоящий мужской поступок, но я не знаю, почему я не радуюсь. Наверное потому, что Маришке будет не очень приятно узнать, какова цена ее возвращения. А еще потому, что это не совсем та цена, которую бы моя дочь хотела заплатить за возвращение.

— Он не останется, да? — как-то обреченно спрашиваю я, хотя и так знаю, что не останется.

В подтверждение моих догадок Давид мотает головой.

— Он упрямый и нашел иснтитут лучше, чем здесь. Там он получит хорошее образование, да и осталось ему всего ничего, — Давид пожимает плечами. — Каких-то четыре года. Он ведь будет приезжать.

Я понимаю, что мужу не нравится эта затея, но удержать Глеба он точно не может. Если бы Маришка захотела уехать куда-то в другую страну, я бы не знаю, что испытывала. Но я ее могу и не отпустить, а Давид не может, потому что его сын давно совершеннолетний и волен сам принимать важные для себя решения.

Всё, что я могу в этот момент, лишь подойти к мужу и обнять его, показывая, что я с ним.

— Всё будет в порядке, — больше для себя, чем для меня, произносит Давид. — Я уверен, что Глеб справится. И мы тоже. Как Кирюша себя сегодня вел?

Давид переводит тему, и я чрезмерно благодарна ему за это. Разговаривать о судьбе наших старших детей больно итак, а делать это постоянно просто невозможно. Я с оживлением рассказываю о Кирюше и тот, будто почувствовав это, плачет в комнате.

— Я пойду к нему, жду тебя.

Кирюша успокаивается не сразу. Мне приходится приложить его к груди и только после этого он прекращает плакать, а вскоре и мирно посапывает у меня на руках. Его маленькая ручка покоится у меня на груди, которую я, впрочем уже спрятала в лифчике. Он смешно посапывает носом и причмокивает ротиком. Я смотрю на это милое зрелище и именно такой меня застает Глеб. Он вначале тихо стучит в комнату, а потом отворяет двери и проходит внутрь.

— Мила, можно?

Он больше не называет меня по отчеству и выглядит каким-то растерянным.

— Как Кирюша? — спрашивает он не из интереса, а скорее, чтобы начать с чего-то разговор.

— Хорошо. Ты ведь не за этим пришел, правда?

— Да, не за этим. Я хотел узнать, как Марина. С ней все в порядке?

Не знаю почему, но меня вдруг напрягает его вопрос. Он с таким беспокойством спрашивает, все ли в порядке с моей дочерью, что я сама сомневаюсь, действительно ли это так.

— Да, я разговаривала с ней утром, она в порядке.

— Она заблокировала меня везде, — объясняет свое любопытство Глеб. — Я хотел бы увидеться с ней перед отъездом, можно?

— Я могу только передать ей твою просьбу. Обещать, что она захочет с тобой встретиться я не могу.