Читать книгу "Смерть в начале весны - Наталия Антонова"

– Сочувствую.

– Ага, вник в ситуацию, объяснил вконец обалдевшему мужику суть слов Гёте, добавив при этом, что я большая юмористка, и затащил меня в салон автомобиля. Короче, поломал весь кайф, – подвела она итог.

Морис старался сохранить серьёзное выражение лица, хотя ему хотелось хохотать. Молодой супруг тётки Мирославы Игорь Коломейцев вызывал у него глубокую симпатию. Порой он удивлялся его спокойствию и здравомыслию.

Благо воображением Морис был не обделён и довольно ярко представил себе, какую трагикомедию разыграла Виктория перед незадачливым мужчиной, имевшим неосторожность отпустить комплимент.

Лежащий на коленях Виктории Дон навострил уши, и Морис услышал шум въехавшего во двор автомобиля.

– А вот и наша Слава приехала, – обрадовалась тётя.

Дон спрыгнул с её коленей и помчался к двери. Морис сдержался, чтобы не последовать примеру кота, хотя сердце в его груди проявило не меньше прыти.

– О! Тётя! – воскликнула вошедшая Мирослава и приобняла тётку. – Почему не позвонила, что приедешь?

– Хотела сделать тебе сюрприз!

– На это ты мастерица. А почему одна? Где ты потеряла дядю?

Тётя отмахнулась.

– Он приедет позже.

Племянница не стала больше задавать вопросов. Она знала, что всеми делами тёти и хозяйственными проблемами занимается именно Игорь, считая, что жена должна только писать книжки и наслаждаться жизнью. Виктория не возражала…

Коломейцев приехал, когда за окном уже стемнело. Он чмокнул в щёку Мирославу, пожал руку Морису, погладил кота и, усевшись рядом с женой, поцеловал её руку.

– До меня добрался, как всегда, в последнюю очередь, – скорчила она ему рожицу.

– Это только потому, дорогая, что, добравшись до тебя, я бы уже не смог оторваться и поприветствовать других.

Она одарила его взглядом, в котором уместились и нежность, и насмешка, и благодарность.

Пока мужчины накрывали на стол, подоспел Шура Наполеонов. Ввалившись в гостиную, он первым делом оглядел стоявшие на столе блюда и, убедившись, что без него не начинали, бросился обниматься с Викторией.

На ходу он шепнул Мирославе:

– На завтра вызвал повесткой Виталия Лукьянова.

– Думаешь, придёт? – так же тихо спросила Мирослава.

– Куда он денется. – И добавил: – Вообще-то мы за ним присматриваем.

Волгина кивнула.

После ужина Виктория прочитала пару своих новых стихотворений, а потом попросили спеть Шуру, и он, конечно, не отказался.

Она говорит: шито-крыто,Она говорит: это всё!А сердце моё разбито,Сердце разбито моё!

Она говорит: на ложеТобою я увлеклась!Она говорит: ну что же,Чувства прошли сейчас.

Она говорит: ты знаешь,Случается так, увы!И глупо, что ты страдаешьВ наш век от нежной любви!

Забудь, успокойся! Полно!Полюбишь кого-нибудь вновь!А сердцу по-прежнему больно,А в сердце живёт любовь!

И для любви настоящейНеважно, что нынче векДля чувства неподходящий.Любовью жив человек!

И ты, дорогая, тоже,Когда-нибудь это поймёшь.И чувством проникнувшись, может,Любимым меня назовёшь.

И верность мою оценишь,Мужскую верность мою.Лишь постоянство бесценно.А я тебя очень люблю!

Виктория и Игорь уехали домой довольно поздно. Шура остался ночевать. Мирослава зашла к нему в комнату, присела на край постели и осторожно спросила:

– Шур, ты случайно не влюбился?

– Случайно нет, – рассмеялся он. – А ты никак за меня переживаешь?

– Ещё бы!

– Спасибо, сестрёнка. Но сердце моё пока свободно.

– Тогда ладно. – Она поднялась и направилась к двери.

– Спокойной ночи, – проговорил Шура ей вслед.

– Спокойной, – ответила она, не оборачиваясь, и выскользнула в коридор.

К десяти утра к следователю был вызван повесткой Виталий Константинович Лукьянов, но он соизволил опоздать. Лишь спустя пятнадцать минут после назначенного времени в кабинет Наполеонова постучали, дверь приоткрылась, и в её проёме нарисовался вальяжный блондин лет тридцати пяти с бегающими глазками серовато-коричневого цвета. Наполеонов сразу окрестил их серо-буро-малиновыми, хотя малиновым был только галстук мужчины.

– Меня вызывали, – проговорил он, старательно маскируя под развязностью снедавшее его беспокойство.

– Лукьянов Виталий Константинович? – сурово спросил следователь.

– Ну.

– Лапти гну! Почему опаздываете? – решил не церемониться Наполеонов.

– Так получилось, – замялся Лукьянов.

– Входите. Садитесь.

Посетитель сел на указанный ему следователем стул. Не давая опомниться, Наполеонов спросил:

– В каких отношениях вы находитесь с гражданкой Анной Владимировной Чекуровой?

– Я? – хватанул воздух ртом Лукьянов.

– Ну не я же!

– Не знаю я никакой Чекуровой!

– Неужели?

– Я не понимаю, зачем меня сюда пригласили!

– Не пригласили, а вызвали.

– Тем более. – На лице блондина нарисовалось обиженное выражение.

– Виталий Константинович, прекращайте придуриваться.

– Но позвольте. – Посетитель попытался приподняться со стула.

– Сидеть! – рявкнул Наполеонов.

Зад Лукьянова звучно шлёпнулся обратно.

– Отрицать связь с Чекуровой глупо. Нам доподлинно известно, что вы не только были её любовником, но и находились длительное время на её содержании. А если точнее, то на содержании её покойного мужа Олега Савельевича Чекурова.

– Не знаю я никакого мужа, – пробормотал блондин. Теперь его лицо приобрело помятый вид.

– Папу римского вы тоже не знаете?

– Кого? – растерянно переспросил Лукьянов.

– Папу, – охотно ответил следователь.

– Папу? Нет, я не понимаю…

– За что вы убили Олега Чекурова?

– Кого? Я никого не убивал! У меня и причины не было!

– Ну почему не было, причина была.

– Какая же?

– Вы узнали, что Чекуров решил прекратить выплачивать содержание своей жене.

– Об этом и речи не было! – сорвался на крик Лукьянов.