Читать книгу "Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - Иван Кузнецов"

Повезло! Оказалось, что в жертву мы должны принести всего лишь свою собственную кровь. Каждый, кому подходил черёд, брал в правую руку кинжал и проводил им по запястью левой, а затем заносил кровоточащую рану над чашей. Одновременно ведущий задувал за его спиной одну из чёрных свечей. От вида бегущих в чашу струек крови меня мутило и кружилась голова, несмотря на анестезирующее действие свечного дурмана и группового транса.

Подошла моя очередь. Боли я не боялась… Да, я не испугалась боли!.. Я боялась вида текущей из меня крови. Скорее отделаться! Я отчаянно полоснула по руке…

* * *

У меня до сих пор тонкий шрам на левом запястье. При медосмотрах к нему подозрительно присматриваются врачи и обязательно проверяют, нет ли такого же на правом запястье. Но врачи не находят следов второго пореза, тогда подозрения в давней попытке суицида снимаются.

Кровь бежала ручьём, в глазах потемнело, тело текло куда-то вместе с кровью, а непрочный окружающий мирок уплывал в другую сторону. Я не могла видеть, как задули мою свечу. Контроль сознания я сохраняла, но на миг свет окончательно померк в глазах, и я не заметила, откуда в руках ассистента появился жгут. Молча и споро, стараясь не разрушить групповой работы, он перетянул мне руку.

Теперь спокойная, я приготовилась ждать, чем же продолжится сеанс, однако он был свёрнут очень скоро после того, как последний из круга влил капельку своей крови в чашу. В чашу добавили какой-то жидкости и подожгли последней, самой толстой свечой. Затлелся тусклый огонь, комнату заполнил смрадный дым. Группа продолжала молчаливую коллективную медитацию.

Странно, но с того момента, как полоснула запястье кинжалом, я больше не чувствовала присутствия. Атмосфера в кругу и за его пределами совершенно успокоилась, стала будничной.

Спириты разошлись, не прощаясь друг с другом, задумчивые, молчаливые.

Жгут сняли, и обнаружилось, что ранка, как ни странно, уже подсыхает.

А всё-таки что же произошло: колдовство удалось или сорвалось? Нечистый вместе с сонмом мрачных германских духов убрался восвояси, чтобы переваривать богатую пищу или глубокое разочарование?

«За мир и свет мы боремся, они – за царство тьмы»… Отныне никто, даже Лидок, не сумеет убедить меня в том, что поэт пишет такое, ничего не ведая, по одному лишь наитию, и что эти слова из песни – не более чем художественный образ…

Парадокс: после этого, самого тяжёлого и опасного, сеанса я чувствовала себя гораздо лучше, чем после предыдущих. Те перекрывали энергию и выматывали всю душу. На сей раз состояние было бодрым и ровным. Спасибо нашим за поддержку! Какие же задачи теперь поставят мне?

Увидев повязку на моей руке, мой наставник, естественно, спросил, что случилось. Глупо было бы скрывать: все вышли после сеанса с повязками, и он мог видеть не меня одну. Я коротко ответила, что открывали кровь во время сеанса – это было частью ритуала. Тут Ульриха прорвало.

– Дорогая Хайке, скажите, вас связали клятвой молчания?

– Нет.

Он прямо попросил меня рассказать, что происходит на сеансах, кого мы вызываем и как лично я оцениваю результативность. Я начала рассказывать – он насупился. Трагическим голосом задал несколько уточняющих вопросов. Не дослушав до конца, объявил:

– Вы должны пойти со мной к господину Хюттелю и рассказать ему всё сначала!

Я, само собой, не возражала. Но как бы знать: надо сгустить краски или, наоборот, смягчить картину. Лично мне очень хотелось, чтобы начальник отделения приказал прекратить эти сеансы или хотя бы запретил мне в этом участвовать. Но если для наших важно, чтобы моё участие продолжилось, надо, как ни противно, сделать для этого всё возможное. Получить бы инструкции. Но их нет, а на доклад Ульрих тянет меня прямо сейчас. В такой ситуации лучше всего рассказать правду без прикрас и утаек. То, что не устраивает Ульриха, ещё не факт, что не устроит его дядю.

Господин Хюттель слушал меня доброжелательно, но молча. Наводящие вопросы задавал Ульрих, и вся сценка походила на какое-то показательное выступление перед одним зрителем. Подробности, которых я касалась, стали и для моего опекуна новостью: ведь он прежде не дослушал моего рассказа. Вторично услышав о чаше и ритуальном кровопускании, он возмущённо воскликнул:

– Да они собираются конкурировать с самим Вевельсбургом!

Эге! Следовательно, в Вевельсбурге, откуда осуществлялось идейное покровительство «Аненербе», практикуют подобное колдовство.

– Не думаю, – весомо уронил Хюттель.

– Почему же? В последнее время там, по слухам, неважно идут дела. Подходящий момент, чтобы проявить себя.

Господин Хюттель припечатал моего наставника очень суровым предупреждающим взглядом. В самом деле, что-то Ульрих разговорился! Он привык за последнее время делиться со мной своими соображениями по содержанию работы и теперь, увлекшись, разболтал при мне то, что, вообще говоря, никому из сотрудников, наверное, не стоило обсуждать вслух. Ни много ни мало он объявил, что главный колдовской круг страны с недавних пор преследуют неудачи. Но Ульрих – тот ещё хитрый змей!

– Не волнуйтесь, господин штандартенфюрер. При фрейлейн Пляйс можно говорить свободно: она очень тонко чувствует нюансы человеческих эмоций и прекрасно отличает искреннюю заботу о деле от злословия!

Он одновременно льстил мне, стараясь заработать мою преданность, и демонстрировал дяде, что ситуация у него под контролем. Его частенько подводила привычка считать людей немного глупее самого себя. Дядю он нисколько не убедил. Тот решил не заниматься выяснением отношений при мне, а всыпать племянничку по первое число позже, наедине, чтобы впредь не подводил под монастырь своего благодетеля. При этом сам «благодетель» тоже не собирался тотально скрывать от меня всё, что касалось дела, в котором я приняла активное участие.

– Думаю, напротив, они хотят выслужиться и выделиться и составить конкуренцию боевым магам. Хотят, чтобы их заметили в Вевельсбурге.

– Кто же их там не знает? Чтобы их пригласили в Вевельсбург – так будет точнее! Чтобы приглашали прямо на… мероприятия.

– Вот-вот.

Гнев на Ульриха у господина Хюттеля уже подостыл. Моё присутствие оба как-то перестали замечать. Очень хорошая защита – рассеянием, просто прелесть! Мне она раньше не очень удавалась, а тут получилась на славу. Впрочем, никакой уж излишней крамолы они больше не произносили.

– Но там, – штандартенфюрер указал взглядом на потолок, – их усилия могут понять превратно…

– Как конкуренцию – я же об этом и говорил!

Молодец, выкрутился!

– Как бы всему оккультному отделению не оказаться в вонючей…

Господин Хюттель всё-таки нервно оглянулся на меня, будто пробудившись. Неумолимая сила усвоенных с молоком матери привычек! Он не в состоянии произнести при девушке слово «задница».