Читать книгу "Верность - Меган Девос"

– Попрощайся за меня с Герком. Хорошо?

По его лицу пробежала едва заметная искра чувства, которую тут же притушил его холодный взгляд. Я повернулась к нему спиной и на дрожащих ногах побрела в Грейстоун. Окровавленный комок, прежде бывший моим сердцем, остался валяться на земле, возле его ног, поскольку другого места для моего сердца не было.

Глава 14. Агония

Хейден

Это была агония.

Мучительная, душераздирающая боль.

Другие слова не смогли бы выразить мои нынешние ощущения и были бы пустым сотрясанием воздуха. Я поступил так по осознанной необходимости. И только тогда, совершенно шокированная, с разбитым сердцем, она отвернулась и произнесла слова, которые раскаленным прутом прожгли меня насквозь.

«Попрощайся за меня с Герком. Хорошо?»

Она швырнула мне в лицо наше обещание всегда прощаться друг с другом. Ей хотелось проверить, способен ли я чувствовать боль; хотелось докопаться до обломков моей человечности. А они оставались во мне, невзирая на все попытки загородиться внешней холодностью. Что ж, ей это удалось. Слова Грейс звучали так, будто она обращалась к чужому человеку. Тот, кто привык заботиться о ней, учитывая каждую мелочь, исчез, а в его тело вселился другой. Я был для нее чужаком. Мои жесткие слова и бессердечное поведение сделали то, чего я и добивался: отпугнули Грейс от меня.

Миновал почти час, как она ушла, а я все стоял на том же месте, не в силах пошевелиться. Думать и дышать я тоже не мог. Осталась лишь способность чувствовать – боль обращенного в пыль сердца, гниющих внутренностей, пронизывающий холод в костях, поселившийся там, едва я затеял с ней этот жестокий разговор.

Она была единственной девчонкой, которую я полюбил, и я же ее прогнал.

Из всех поступков, какие я совершал в жизни, этот оказался наитруднейшим. Я дрался, воровал в чужих лагерях, убивал тамошних людей, убивал Зверей в развалинах города, но все это выглядело детской игрой по сравнению с тем, что я сделал час назад. Я позволил Грейс уйти; более того, принудил ее к этому. Даже мысленное произнесение ее имени терзало мое и без того израненное сердце. Вряд ли она вообще поймет истинную причину, но я это сделал исключительно ради нее. Только для ее блага. Я потерял ее… такова была плата.

Едва признавшись себе, что люблю Грейс, я понял необходимость этого поступка. Я слишком долго набирался мужества. Меня удерживала эгоистическая слабость, хотя умом я понимал правильность такого решения. Я отчаянно цеплялся за наше счастье, я очень хотел сохранить Грейс возле себя и почти отказался от задуманного. Но после нескольких дней изматывающих внутренних споров принял окончательное решение: я сделаю то, что будет правильным для Грейс, и отпущу ее. Поступлю так для ее же блага, даже если пока ей и не понять моих мотивов.

Каждое мгновение, проведенное с Грейс после нашего сближения, когда мы ощутили себя одним целым, было уникальным и в то же время пугающим. Это парадоксальное положение рано или поздно должно было кончиться. Я как будто слышал тиканье часов, и каждая секунда все сильнее язвила меня, наказывая за корысть и слабость. За то, что продолжаю удерживать Грейс подле себя. Я ведь знал, что теряю ее, хотя сама она ничего не подозревала.

Каждое мгновение, проведенное ею со мной, отнимало у нее возможность побыть с отцом, прежде чем случится неизбежное и она потеряет его навсегда. Только моя безнадежно эгоистическая потребность в ее присутствии не давала ей вернуться к отцу раньше.

Грейс сразу почувствовала мои тревоги и подумала было, что причина в ней. Я ненавидел свое дурацкое молчание. Но как еще я мог себя вести, зная, что должен отпустить ту, в которую влюблен по уши? Мог ли я отмахиваться от сердечной боли всякий раз, когда смотрел на Грейс, дотрагивался до нее и целовал, зная при этом, что скоро все это кончится?

И снова моя слабость одержала верх, я в последний раз поцеловал Грейс перед тем, как непоправимо разбить наши сердца. В этот поцелуй я вложил всю мою любовь к ней. Вспыхнувшие чувства едва не затопили нас обоих, что не входило в мои намерения. Я должен был подарить ей этот прощальный поцелуй. Я знал, что поступаю с нею нечестно: вложить столько чувства в поцелуй, а затем силой прогнать ее.

Поход до места, где я сейчас стоял мерзлым столбом, оказался тягчайшим испытанием. Как будто каждый шаг сокращал расстояние между нами и краем утеса, с которого придется прыгать. Неизбежность прыжка становилась все отчетливее. Мне стоило изрядных усилий не схватить Грейс за руку, чтобы развернуть и вместе побежать назад. Признаться ей в любви, рассказать, до чего же мне больно осуществлять задуманное… я не мог рассказать ей об этом. Как же мне сейчас хотелось спрятаться с нею навсегда, отгородиться от ужасов и страданий нынешнего мира, но и этого я не мог.

Она имела полное право увидеться с отцом, пока тот еще жив. Прогнать ее в Грейстоун было единственным надежным способом это сделать. Я не мог рассказать ей о болезни Селта и возложить на ее плечи новый груз, опять заставив выбирать между отцом и мною. Однажды Грейс уже сделала подобный выбор, и это чуть не сломало ее. Повторения я не допущу. Больше ей не понадобится проходить через такую пытку.

Осуществить задуманное я мог, лишь искренне убедив ее, что она мне надоела, что я больше ее не люблю и не хочу видеть рядом. Грейс должна была поверить в перемену моих чувств, иначе она бы ни за что не ушла. Делая вид, что я ее разлюбил, я оставлял ей только один выход. Пусть уходит, не колеблясь и не сомневаясь в правильности своего шага. Пусть не чувствует вины, что выбрала отца, а не меня. Я слишком любил Грейс, чтобы поставить ее перед выбором. Я слишком любил ее и потому не мог допустить, чтобы впоследствии ее терзало раскаяние или чувство вины за решение, которое она вообще не должна принимать.

Такого фундаментального вранья в моей жизни еще не было. Оно меня раздавило, но Грейс мне поверила. Спрашивается как? Как она могла поверить, если все мое существование было пронизано любовью к ней? Как могла она хотя бы на мгновение усомниться, что весь мой мир перестал вращаться вокруг нее? Разве она не видела, что каждое мгновение моей жизни было посвящено заботам о ее безопасности и о сохранении любви к ней?

Но мое вранье удалось и оказалось на редкость убедительным. Грейс полностью поверила в разыгранную мной холодность. Как и намеревался, я полностью разрушил в ней представления о себе прежнем. Знай она, до чего же сильно я ее люблю и нуждаюсь в ней, она бы ни за что не ушла. Каждое мое слово кинжалом било по сердцу каждого из нас. Просьбы Грейс разрывали меня на куски, моя решимость чуть не дрогнула.

И тяжелее всего было оборвать Грейс, когда она начала произносить слова, которые я жаждал от нее услышать. Я так давно ждал этих слов… и был вынужден прервать ее раньше, чем они слетят с ее уст. Не мог я услышать их, когда ее мир рушился. Успей Грейс произнести эти слова, они сразили бы меня наповал. Услышать ее признание, не имея возможности ответить тем же. Более того, разрушая то, что я пытался для нее создать.