Читать книгу "Игрушка стаи - Джанель Морено"

Голоса приближались, я уже слышала хруст снега. Этот звук казался самым приятным на свете.

И еще крик. И еще. Потом — нырнуть в чащу, спрятаться за раскинувшимся кустарником и ждать. Мучительные, долгие минуты. Ждать, быть готовой в любую секунду сорваться с места и бежать прочь от охотников. Спасаться, скрываться, прятаться.

Они вышли на тропу: трое человек, вооруженных до зубов. Темная фигура женщины отчетливо виднелась на снегу.

— Нашел, — крикнул один.

Второй тут же бросился к Марии.

— Жива. Но без сознания. Давайте носилки.

— Эртен… карханы где-то здесь.

Я затаила дыхание. Они меня услышали? Или не меня…

Я внимательно прислушалась, напрягая все свои способности. Но не ощущала постороннего присутствия.

— Давайте быстрее. Забирайте и уходим. Проклятые твари, сжечь бы их, как они нас жгли.

Тот, кого назвали Эртеном, с отвращением сплюнул на землю. Я пригнулась еще ниже, молясь, чтобы они не заметили меня. И расслабилась лишь когда фигуры скрылись в темноте. Оставалось только надеяться, что они в безопасности доберутся до города.

Такой теперь была я. Ненавидимой людьми, внушающей им страх. Монстром, которому прочили смерть в огне. Однажды я ее избежала, смогу ли избежать второй раз? Как много оставалось непонятным.

Спросить бы отца, но мертвые хорошо хранят секреты. А Торны… Торны стали моим огнем, пожирающим душу. И к этому огню не хотелось прикасаться. Он не просто обжигал, он превращал в пепел каждую хорошую частичку меня. Оставляя лишь отвратительную темную сущность.

Я медленно брела прочь, уставшая, опустошенная. В неизвестность, куда-то в лес, где не было ничего, что напомнило бы о жуткой ночи. Сколько так шла, не помню, просто в один момент поняла, что больше не могу.

Широкие ветви ели напоминали пушистые лапы. Они надежно укрыли меня от пронизывающего до костей северного ветра. В объятиях вековой ели было почти не страшно. Лишь очень одиноко и как-то обреченно. Я закрыла глаза, думая, что чем быстрее усну, тем скорее холод сделает свое дело. Смерть виделась избавлением. Почти ласковыми объятиями, в которые я так хотела попасть.

А еще — эта мысль разлилась внутри щемящим теплом — я увижу отца.

Воспоминания подхватили, унесли в счастливые моменты детства и юности. Они смешивались с фантазиями, и вскоре я уже не отличала вымысел от реальности. Даже когда рядом послышались шаги, не шелохнулась, погруженная в свой мир грез. Безопасный и теплый.

Ветки разошлись в стороны и в моем убежище показалась обсидианово-черная морда кархана. Увидев меня, он рыкнул и протиснулся под покров ели. Мгновенно стало тесно. Я равнодушно наблюдала, как зверь устраивается рядом. Как носом касается моей шеи и прижимается, согревая своим теплом. Мне было плевать, кто он и чего хочет. Поддавшись сиюминутному порыву, я прижалась к теплой шкуре.

Уснула, наконец-то почувствовав себя в безопасности.

* * *

Утреннюю темноту ни с чем не спутать. Это лишь кажется, что северная ночь одинаково черна. Но нет. Утром воздух другой, неуловимо меняются краски, густеет воздух. Мир просыпается. Каждое утро — маленькое рождение.

Я уставилась на собственную руку так, словно впервые видела. Недавний, но уже затянувшийся порез от бумаги, кольцо на среднем пальце правой руки, несколько сломанных ногтей. Да, это определенно была моя рука, человеческая и самая-самая обычная. Снова сон? На этот раз измотавший меня вконец?

Но реальность была куда более пугающей. Я лежала, закутанная в теплый меховой плед. Прямо на снегу, под широкими ветками ели. Тело охватила дрожь, сковала ледяными оковами сердце — это был не сон. Не во сне я была зверем, не во сне едва не убила человека. Не во сне меня грел своим теплом черный кархан…

В пледе было тепло, но под ним я была абсолютно голая. Отлично… просто прекрасно. Решать проблемы стоило по убыванию важности. И самой важной я сочла необходимость вернуться в тепло. Если меня туда, конечно, пустят.

Сев в своем убежище, я обнаружила небольшой сверток, в котором лежали белье, меховые сапожки и дорожный костюм. Не было времени и сил думать о причинах и последствиях. Я быстро одевалась, а меж тем утренний холод пробирался под плед. Зуб на зуб не попадал. Все же шерсть грела куда лучше кожи. Если бы получалось оборачиваться, когда захочется. Но к этому, похоже, предстояло еще идти и идти. Под чутким руководством Торнов.

Я вылезла из-под ели и осмотрелась. Ночью мне казалось, я бродила очень долго и ушла далеко от поместья, но сейчас хорошо освещенный дом виднелся вдали. Достаточно было лишь двигаться в его сторону — и не промахнешься. Что я и сделала, хотя несколько мгновений искушение сбежать в город, было слишком велико.

Но я привыкла смотреть вперед и с некоторых пор ненавидела недосказанности. Может, идти к Дрейку с откровенным разговором было и глупо, но иначе я просто не могла.

Мозаика еще не сложилась в единую картину, но кое-какие места уже проявились.

Я почти не помнила детство и вполне закономерно приняла историю папы. Мама умерла при родах и мы вместе уехали в другой город, чтобы начать новую жизнь. И что это была за жизнь. Папа посвятил мне все свое время. Обеспечил всем необходимым, окружил заботой, дал образование. Иногда я замечала, что он словно не со мной, словно что-то тяготит его и мучает. Но списывала на бесконечную любовь к маме, которую мы так несправедливо потеряли.

Если Мария была не безумной, к отцу я попала совсем не сразу после рождения. Как? Почему? Вряд ли остался хоть один человек, могущий ответить на эти вопросы.

Возможно, в глубине души я всегда знала, что мои сны были отголосками прошлого. Предпочитала не верить, жить так, как удобно. Но Торны имели на меня свои планы и не хотели ждать. Поэтому случилось так, как случилось.

Кендар уверенно надавил на самые больные места, заставил выйти из себя и ошеломляющая ярость стала толчком к первому обращению. Не первому в жизни, но первому в сознательном возрасте.

Пока что это не укладывалось в голове, хотя с осознанием правды стали понятнее многие вещи. То, как я реагировала на карханов, как против доводов разума принимала их уклады — не так-то просто отказаться от собственной сущности. Меня воспитали люди, но десятком-другим лет не вытравить память сотен поколений.

По мере того, как я приближалась к дому, сердце билось все сильнее. Горло пересохло, глаза слезились. Ноги заледенели, а руки я вообще едва чувствовала. На ресницах замерзли слезы. Меня пугала мысль, что я сейчас войду в дом через парадную дверь. Сама не соображая до конца, что делаю, я скользнула на задний двор, приблизилась к двери в подвал. Его запирали лишь на ночь, в подвале хранились продукты и мясо. Прислуга то и дело сновала туда-сюда.

Когда я вошла в наполненное запахами съестного помещение, Селия, на свою беду забредшая за чаем, ойкнула и подскочила.