Читать книгу "Воспоминание о будущем - Михаил Хазин"

И такой раскол американских (точнее, западных) элит не может не привести к глубоким кризисам во всех общественных процессах, проходящих сегодня в мире. Эта общественная шизофрения видна и в политике, и в экономике, и в национальных и межрелигиозных отношениях. И до ее преодоления рассчитывать на серьезное улучшение положения дел в мире не приходится. Собственно, феномен Трампа во многом как раз и является следствием этих крайне серьезных противоречий.

Глава 9

Технологические зоны

Логика, описанная в предыдущих двух главах, хотя и выбивается из главной исторической линии, которая описывает последовательность основных глав этой книги, но, как и было сказано во Введении, позволяет объяснить, почему разделение кризисов капитализма на два типа не произошло раньше. Просто потому, что любая общественная наука развивается в рамках общественных (и государственных) интересов, и если какие-то исследования этим интересам противоречат… они, мягко говоря, не поощряются. Но поскольку для читателя этой книги уже ясно, что типов кризиса все-таки два, то теперь имеет смысл отдельно изучить все кризисы падения эффективности капитала, которые произошли в мире за 500 лет существования капитализма, и четко выделить, чем они отличаются от обычных циклических кризисов.

Собственно, их, как уже отмечалось, не так много, всего четыре, причем последний (во всех смыслах) только начался, и его мы будем разбирать более подробно. И именно процессу развития ПЭК-кризисов будут посвящены несколько следующих глав, поскольку для более полного их описания нам придется и ввести несколько новых понятий и сделать несколько исторических экскурсов. И начнем мы с того, что в полном соответствии с концепцией Адама Смита, который говорил о том, что для остановки углубления разделения труда все-таки нужна замкнутая экономическая система, будем эти самые замкнутые системы искать.

Поскольку по мере того, как расширяется торговля и усложняются производственные цепочки, необходима унификация и стандартизация, воспроизводственные контуры начинают, каждый внутри себя, формировать единую технологическую среду, которая довольно быстро создает некую сложную конструкцию, включающую в себя и финансовую, и кредитную, и налоговую, и законодательную системы. Все большую и большую роль начинают играть не только экономические, но и политические инструменты экспансии и обеспечения устойчивости. Особенно этот процесс ускоряется, когда в рамках какого-нибудь крупного государства остается только один воспроизводственный контур.

В этой ситуации фактически взаимодействие крупных воспроизводственных контуров, относительно независимых систем разделения труда начинает все больше и больше сводиться к межгосударственной политике. Отметим, что слово «независимых» тут понимается в том смысле, что внутрисистемное экономическое взаимодействие существенно больше межсистемного – т. е. воспроизводственные контуры, в общем, достаточно четко разделяемы. В результате создается некий сложный объект, который мы назвали технологической зоной. В ее основе, базе лежит воспроизводственный контур, но это куда более сложное и нетривиальное образование, в том числе связанное с политикой входящих в него государств. При этом единство решаемых задач (главное – обеспечить возможность расширения рынков) делает их внешнюю политику достаточно стереотипной, в то время как внутри контура они могут друг от друга серьезно различаться.

Именно это понятие позволяет нам объяснить два момента, связанные с ПЭК-кризисами. Первый – они происходят внутри технологических зон. Теоретически, в одной зоне кризис может уже начаться и развиваться, а в другой – может еще идти развитие. Это будет хорошо видно на примерах конкретных технологических зон, которые я буду рассматривать ниже.

Второй – сам ПЭК-кризис всегда начинается тогда, когда внутренние рынки технологической зоны исчерпаны, а сама она не имеет возможности расширяться и/или компенсировать проблемы за счет других зон (как это, например, сделал СССР в начале 70-х годов, начав экспорт дешевой на внутреннем и дорогой на внешнем рынке нефти). И рассматривать кризис имеет смысл только в масштабе всей технологической зоны, а не с точки зрения отдельных стран, которые ее составляют.

Для примера можно рассмотреть самую первую технологическую зону, Британскую, возникшую в конце XVIII в. Она с целью сокращения логистических издержек и контроля за инновационно-технологическим прогрессом создала очень жесткие но, в общем, достаточно разумные и справедливые (со своей точки зрения, разумеется) правила. В частности, запретила промышленное производство в рамках колоний Британской империи, которые должны были стать сырьевой периферией метрополии. Те американские колонии Британии, которые потом стали Соединенными Штатами Америки, производством все-таки занимались, но делали это вопреки британскому законодательству, хотя какое-то время на это в Лондоне закрывали глаза. А так – организация промышленного производства за пределами метрополии была в Британской империи уголовным преступлением.

При этом для поддержания технического прогресса (углубления разделения труда) была придумана специфическая денежная система на основе двух валют: фунт стерлингов – гинея. Первый являлся бумажными деньгами, запрещенными к вывозу за пределы Британских островов, вторая – золотая монета, которая печаталась только в колониях. В результате обеспечить кредит для развития производства в колониях было невероятно сложно (т. е. не только законом было ограничено производство), а привезти с собой домой, после того как сделана карьера в колониях, сколоченный капитал можно было только в золотых монетах. Что, как понятно, обеспечивало устойчивость фунту стерлингов, который, как и все валюты в то время, был привязан к золоту и в котором осуществлялись все производственные инвестиции.

Именно Британская технологическая зона стала первой в рамках капитализма, она первая начала предъявлять миру единую политику, направленную не на интересы королевской семьи или правящей аристократической элиты, а на интересы своего воспроизводственного контура и его главных бенефициаров. Отметим, что во многом это стало возможно за счет возникновения (за 150 лет до появления первой технологической зоны) Вестфальской системы (в 1648 г.), которая перенесла основной политический акцент с аристократических семейств на государства. Но сама Вестфальская система стала возможной только из-за развития капитализма.

На ее примере, кстати, очень хорошо видны границы ядра воспроизводственного контура и его периферии. Последняя не является обязательным элементом для воспроизводственного контура (ядро которого для Британской зоны было очерчено законодательно и включало в себя Англию, Шотландию и Уэльс, т. е. собственно Великобританию), но ее использование позволяет резко увеличить темпы НТП и повысить уровень жизни населения. Что, в свою очередь, увеличивает емкость рынков и темпы окупаемости инноваций.

В случае с Британской технологической зоной периферия (которая включала в себя не только колониальную систему, но и, в части товаров, европейские страны до формирования альтернативных технологических зон) реально обеспечивала рост доходов, что хорошо видно по тому, как на политике Британской империи сказалась континентальная блокада, организованная Наполеоном. Это еще Пушкин писал в Евгении Онегине: «Все, чем для прихоти обильной / Торгует Лондон щепетильный / И по Балтическим волнам / За лес и сало возит нам…» А для Французской империи эта политика была столь важной, что Наполеон на протяжении более 10 лет пытался договориться с Россией о присоединении к этой блокаде и ввязался в войну в 1812 г. исключительно с этой целью. После того как сторонник континентальной политики Павел I был в 1801 г. убит в результате заговора, одним их важных участников которого был посол Великобритании в России.