Читать книгу "Охота на ведьму - Астрид Фритц"

– Эльзбет! Открой!

Дверь действительно отворили, и перед нами предстала Барбара. Лицо у нее посерело.

– Все кончено. Господь забрал ее к себе.

Глава 27

Селеста, середина марта 1485 года

Генрих поспешно шел по весенней распутице сырого холодного города, не оглядываясь по сторонам и надвинув черный капюшон на лоб. Он не хотел, чтобы его узнали. Не хотел, чтобы его потревожили.

К его облегчению, когда он добрался до монастыря, как раз наступило время вечерни, и потому он не встретил никого из своих собратьев, кроме брата Клауса, который открыл ему только после того, как Крамер долго звонил в колокольчик у входа. Передавая осла конюшему, Генрих недовольно отмахнулся от всех вопросов любопытного привратника об успехах его поездки.

– Позже, брат Клаус. Я ведь только прибыл. Перед ужином в зале собраний я подробно отчитаюсь перед всеми братьями.

– Позволь хотя бы отнести твои вещи в дом и помочь тебе снять мокрый плащ!

– Как угодно.

Привратник торопливо прошел вперед, снял с пояса огромную связку ключей и отпер дверь в дом приора, после чего помог настоятелю снять плащ и обувь, подбросил в печь дров и уже собирался расстелить Генриху кровать, когда тот ухватил его за рукав.

– Довольно, брат Клаус, все в порядке. Оставь меня одного ненадолго, я хочу спокойно помолиться. Дорога была очень тяжелой.

– Ну конечно, брат приор, конечно.

С этими словами привратник наконец-то удалился, и Генрих устало вытянулся на кровати.

Крамер вздохнул. Он все еще злился, вспоминая о графе фон Зонненберге и своей неудаче в Вальдзе[107]. Подумать хотя бы о том, что вначале его заставили ждать в Вальдбурге, а потом в замке Вольфегг, точно какого-то уличного попрошайку! Ему пришлось гоняться за этим графом, как собачонке, пока тот наконец-то не удостоил его аудиенции. Но, как человек воспитанный, Генрих вел себя вежливо и доброжелательно, и инквизиторское расследование в верхнешвабском Вальдзе, на землях, принадлежавших роду сенешаля, наконец-то началось. К немалой радости Крамера, уже вскоре из Иберлингена прибыл его собрат по духу, комтур иоаннитов Рудольф фон Баден. Однако, к сожалению, они оба не рассчитывали на то, что кучка ученых крючкотворов испортит им судебный процесс. В итоге этим упрямым законникам действительно удалось добиться освобождения всех арестованных женщин – они доказали, что обвинения в ведовстве в каждом отдельном случае несостоятельны. И ему, доктору Генрикусу Инститору, пришлось выслушивать их оскорбления – мол, ему мерещатся призраки, он воображает то, чего нет, и беспочвенно хочет обречь этих женщин на погибель.

Юному графу фон Зонненбергу все это, конечно, было весьма и весьма неприятно. Чтобы смягчить гнев Генриха, сенешаль пригласил его перезимовать в замке Вольфегг, поскольку сразу после Рождества начались сильные метели. Там Генрих попросил себе перья, чернила и бумагу и написал подробный отчет в римскую курию о том, как ему не дали провести инквизиторский процесс. Он не побоялся перечислить этих хитромудрых интриганов-законников поименно и изобличить их как тайных еретиков. Крамеру пришлось заплатить целое состояние за гонца, доставившего его сообщение через Альпы, но монаху было все равно.

И все же, если подумать, все его усилия последних месяцев в конце концов принесли свои плоды. Более чем. Когда приор вспомнил о том, что он принес домой в вещевом мешке, всю его усталость от трудного пути и плохое настроение как рукой сняло. Целых восемь дней назад из соседнего Равенсбурга в Вольфегг прискакал гонец с известием, что нотариус Гремпер в добром здравии вернулся из Рима, с благодарственным письмом, указаниями и свидетельствами об индульгенции, предназначенными для жителей имперского города Равенсбурга – а также с папским указом необычайной важности, который надлежало вручить лично верховному инквизитору доктору Генрикусу Инститору. Верховному инквизитору! Как дрожали его руки, когда он принял у гонца документ с печатью Святого Престола и прямо в холле замка развернул свиток и прочел указ!.. В его черновик буллы внесли только несколько мелких изменений, затронувших орфографию, – в остальном же все осталось так, как он написал, слово в слово. Кроме того, теперь он официально вступил в должность верховного инквизитора и ему поручили сообщить содержание папской буллы о ведовстве народу на всех землях.

От счастья он едва не бросился гонцу на шею. Ни о чем он не мечтал больше, чем об этом документе, и сразу же отправился к графскому архивариусу, которого попросил сделать заверенную и подтвержденную печатью копию буллы. После этого уже ничто не могло бы задержать его в замке Вольфегг.

Генрих вскочил с кровати и достал из вещевого мешка кожаный футляр, содержавший его величайшее сокровище. Он осторожно погладил тонкую телячью кожу кончиками пальцев. Вот его собратья удивятся, когда он расскажет им о папской булле! По спине у Крамера пробежал приятный холодок. Монах уже радовался, что вернулся в родной город. А потом ему в голову пришла новая мысль: на следующий инквизиторский процесс нужно непременно взять с собой брата Мартина, и не важно, в какой части немецких земель будет проходить суд.

Мартин Миттнахт… Интересно, сможет ли он рассказать что-то новое о своей сестре? За эти месяцы он не получал никаких вестей от Мартина, к тому же Генрих почти не вспоминал о Сюзанне все это время. Кроме одного-единственного раза, во время допроса в Вальдзе, когда он вызвал для предварительной дачи показаний одну молодую женщину. Тогда его сердце забилось чаще: подозреваемая с ее золотистыми волосами и светлыми веснушками на носу внешне походила на Сюзанну, как сестра. В остальном же она скорее казалась слабой и стеснительной. Когда спустя несколько дней эту девушку с обритой головой и одетую только в льняную рубашку привели в пыточную городского суда, она, едва завидев орудия пыток, потеряла сознание. Ее пришлось отнести обратно в камеру.

Вообще, все это было как-то странно. Теперь, вернувшись в Селесту, Крамер уже и сам не понимал, что им движет в отношении Сюзанны. И почему эта девица, еще почти дитя, так запала ему в душу? С его точки зрения, Сюзанне следовало как можно скорее уйти в монастырь или выйти замуж. К этому моменту Генрих уже сожалел о том, что отговорил ее отца выдавать девушку за Аберлина. Нет, он больше не хотел иметь с ней никаких дел, у него действительно были занятия более важные, чем нянчиться с едва повзрослевшими девицами и наставлять их на путь истинный, и это ясно показали события прошедших месяцев. Он – орудие в руках Господа, а теперь еще и исполнитель воли понтифика.

Ни один из братьев монастыря не отсутствовал на собрании. Когда Генрих занял свое место в кресле в центре зала, монахи расселись на каменных лавках вокруг и устремили на него свои исполненные ожидания взгляды.

– Сегодня я вернулся к вам, чтобы сообщить о небывалом успехе в борьбе с ведовским отродьем, – начал он. – И не только потому, что нам удалось нанести удар по этой дьявольской ереси во всей Верхней Швабии; не только потому, что удалось упрочить связи с епископом Констанца, тамошним духовенством и родом сенешалей в Вальдбурге; не только потому, что там теперь будут хранить бдительность, не допуская безбожного святотатства, и при малейшем подозрении смогут начать судебный процесс силами светских властей… Нет. Да откроется вашему взгляду свидетельство сего величайшего успеха: вот этой апостольской[108] буллой, недавно присланной мне из Рима, Его Святейшество папа Иннокентий VIII ясно описывает мерзость ведовских деяний и призывает инквизиторов преследовать и карать ворожей, как они того заслуживают. Это переломный момент в истории инквизиции!