Читать книгу "Потерянный мальчишка - Кристина Генри"

По-моему, я еще ни разу не видел, чтобы с Питером что-то случалось. Почему-то на нем не было ни царапины, даже когда мы сражались с пиратами. У меня-то был целый набор шрамов на память о сражениях, а у него – нет.

Странно, что я раньше этого не замечал, ни разу за все эти годы. В свое оправдание могу только сказать, что обычно штопал кого-то из мальчишек или себя самого, и мне некогда было задумываться о травмах Питера или их отсутствии.

– Кивок, – сказал Питер так обиженно, что тот даже прекратил кричать и дергаться. – Почему ты это сделал?

Под печальным взглядом Питера Кивок сник, будто вспомнив, как они вместе веселились. Правда, я пока не решался его отпустить. Если Питер скажет что-то неразумное, то Кивок может завестись снова.

– Ты же не… ты сказал… пираты… – невнятно пробормотал Кивок.

– И при чем тут пираты? – переспросил Питер.

Я не мог понять: то ли ему действительно настолько все равно, что он искренне не понимает, или просто так хорошо изображает невинность.

– Пираты убили Тумана, а ты говорил так, словно это было весело! – сказал Кивок.

После этих слов он обмяк сильнее, словно ему было очень нелегко вслух признать, что Питер не чудесный и не безупречный.

Я знал, что он чувствует. Именно поэтому я всегда находил Питеру оправдания, защищал, даже когда он поступал отвратительно.

Эту власть он имел над всеми нами.

– Ну так это же весело, разве нет! Убивать пиратов – это чуть ли не самое лучшее в мире веселье! – ответил Питер.

– Когда мой брат умирает – нет! – завопил Кивок.

Хорошо, что я крепко держал Кивка – иначе он снова бросился бы на Питера. Я обхватил его за пояс, а он дергал руками и ногами, пытаясь добраться до Питера.

Питер пожал плечами.

– Масса мальчишек умирают, Кивок. Раньше это тебя не волновало.

– Это не был мой брат! – бросил Кивок и издал длинный и страшный вой.

И тут внезапно разразилась гроза. Он прекратил лягаться и махать кулаками и повис на моих руках. Я почувствовал, как сотрясается его грудь, мне на кожу полились его слезы.

Сэл моментально вскочила, оттеснив меня от Кивка и обхватив его за плечи. Кивок навалился на нее, с плачем уткнувшись в плечо.

Питер на такое только фыркнул. Он сам никогда не плакал и не понимал, с чего это могут делать другие.

– Раз никто из вас не хочет смотреть на отличное дерево, которое я нам нашел, я иду в русалочью лагуну! – объявил он.

– Питер, никто в то дерево перебираться не станет, – сказал я.

– А, я понял! – Питер прищурился на меня. – Меня слишком долго не было, да? Теперь тут мальчишки Джейми на острове Джейми.

– Нет, – возразил я, – все не так. Нет смысла бросать это дерево, здесь безопаснее.

– Ну-ну, – проговорил Питер мягко и угрожающе. – А выглядит именно так. Похоже, они все теперь тебя слушаются. И что мне помешает набрать в Другом Месте новую команду мальчишек, чтобы кто-то слушался меня?

– Ты обещал, Питер, – сказал я. – У нас уговор.

– Уговор о том, что ты будешь играть со мной, – напомнил Питер.

– А я так и делал. Много дней я был только с тобой, и мы вдвоем бродили по всему острову, – ответил я. – Я сдержал слово. Значит, и ты должен держать свое.

– Если ты не пойдешь со мной в русалочью лагуну, значит, ты не держишь слово, – сказал Питер. – Я хочу играть, и хочу, чтобы кто-то играл со мной. Если ты не станешь, мне надо будет найти другого мальчишку.

Сэл посмотрела на меня поверх плеча Кивка и еле заметно кивнула, показывая, что понимает.

– Присмотри за Чарли, – сказал я Грачу.

Грач кивнул. Он наблюдал за всем этим круглыми глазами. Хотел бы я знать, что он думает сейчас о Питере. Похоже, Питер не мог понять, что теряет их всех из-за того, что делает он, а не из-за того, что делаю я.

Питер захлопал в ладоши, когда я к нему подошел. Кровь у него под носом уже засохла. Ему повезло: нос совсем не распух. Он словно не замечал, что мне совершенно не хочется развлекаться. Он просто радовался, что я иду с ним, что он добился своего.

Я плелся рядом с ним по поляне, слушая, как он радостно болтает о том и о сем, и обо всем, чем занимался, пока его не было: как нашел это новое дерево и какие шутки устраивал пиратам, вернувшимся в лагерь, чтобы они считали, будто на острове есть привидения, как они уже думали когда-то давно.

– По-моему, тебе не стоит больше дразнить пиратов, Питер, – сказал я. – Разве ты их недостаточно сильно разозлил?

– Я вообще-то разозлил их из-за тебя, Джейми. Забыл? Ты убил Многоглаза, хотя не должен был этого делать, и захотел представить все так, будто это сделали пираты. Ты попросил меня выманить пиратов из лагеря, а я так и сделал. А теперь ты винишь меня в том, что пираты из-за этого в ярости. Это несправедливо.

– Я просил их выманить, а не все сжигать.

Я был готов взять на себя вину за Многоглаза, но и только. То решение принимал Питер.

А вот заплатили за него мальчишки. Как всегда.

– Этого не случилось бы, если бы не ты. Так что если все те мальчишки умерли, то это из-за тебя, Джейми.

Все те мальчишки. Билли, и Чуток, и Кит, и Джонатан, и Эд, и Терри, и Сэм, и Гарри, и Дел, и Туман, и Джек, и Щипок – и все, кто были до них, кого я похоронил на поляне. Так много, что их лица сливались в одно, и имена стали одним именем. Они все смотрели на меня и винили меня, но не потому, что они умерли по моей вине.

Потому, что я не остановил Питера, потому что позволил Питеру жить, потому что позволил Питеру лгать им и обещать то, чего быть не могло. Все дети вырастают, или умирают – или и то, и другое.

Все дети, кроме одного.

Глава 13

После этого Питер стал проводить с нами меньше времени, появлялся и исчезал, когда ему вздумается – и никого это не интересовало. В отсутствие Питера всем было спокойнее, особенно потому, что, находясь в лагере, он часто смотрел на Сэлли недовольно.

Он больше не заговаривал о том, чтобы заставить ее вернуться в Другое Место. Я не обманывал себя: это не означало, что ей разрешено остаться. Это просто означало, что он пытается придумать для нее подходящий несчастный случай, чтобы потом притвориться, будто ему ужас как ее жалко.

Когда ему нужен был товарищ, он всегда заставлял меня идти с ним – и все проведенное с ним время было для меня мукой. На острове не было ничего такого, чего мы уже не делали бы тысячи-тысячи-тысячи раз, а Питер не замечал – или не желал видеть, – что мне больше не хочется этим заниматься.