Читать книгу "Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - Тереза Браун"

– Конечно-конечно, – говорит Дороти, внимательно изучая бумаги, которые я ей дала. Я вижу, как ее муж слегка закатывает глаза и тихонько вздыхает. Ему хочется поехать домой при свете дня, однако мне нужно выполнить свою работу для Дороти и Кандас. Что ж, посмотрим, получится ли мне угодить всем и каждому.

Переступив через порог, я наталкиваюсь на спор. Увидев меня, Кандас тут же бросается в бой.

– Она, – показывает она на сопровождающую санитарку, – говорит, что мне нужно сесть на каталку, однако меня никто не предупреждал об этом.

– Никто не предупреждал вас в предыдущие разы, когда вы были в больнице?

– Нет. Никто не предупреждал меня об этом в этот раз, насчет этой конкретной процедуры.

Я ничего не могу понять. «А что, с каталкой что-то не так?» – пытаюсь разобраться я.

– Нет, но мне никто не сказал, что я буду должна на нее сесть, и теперь она заставляет меня это сделать. – Повернувшаяся к Кандас санитарка поднимает вверх в жесте отчаяния руки. Я рассматриваю ее пытливым взглядом, как вдруг до меня доходит.

– Я сожалею, что никто не предупредил вас по поводу каталки, – говорю я ровным голосом. В конце концов, с ней лучше держать себя в руках. – Они настаивают на этом, когда проводят КТ, даже для таких здоровых пациентов, как вы. – Говоря слово «здоровых», я изображаю пальцами кавычки, чтобы ее не обидеть. Даже для таких рядовых процедур, – я целенаправленно избегаю слова «простых», – как проверка катетера. Вы не против того, чтобы вас отвезли на каталке?

– Совсем не против, – внезапно успокаивается она. – Просто меня никто не предупредил, вот и все.

– Верно. Что ж, спасибо, что пошли нам навстречу. Знаете, вы можете даже пойти в радиологию своим ходом рядом с каталкой, если я дам на это разрешение. Они просто хотят, чтобы рядом была каталка.

– Нет-нет, я могу залезть на каталку. Видите? – Повернувшись к каталке спиной, она ловко на нее запрыгивает, а затем грациозно вытягивает ноги и ложится. – Подождите, я захвачу свой телефон, – она соскакивает с каталки, и возвращается в палату, чтобы его забрать.

Еще одно очко в пользу эмпатии. Спасибо – безмолвно показываю губами санитарке. «Увидимся, когда с ней закончат».

Я прямо чувствую у себя между бровей эту надоедливую вертикальную складку. Мне просто хочется поскорее закончить с Дороти – неужели нельзя меня хоть ненадолго оставить в покое?

Однажды мне удалось освободить себя ото всех остальных обязанностей, чтобы целиком сосредоточиться на выписке. Я могла бы назвать это подарком своей молодой пациентке, однако это был подарок и мне самой тоже. Вот уже несколько недель я была чрезмерно перегружена работой, и все приходилось делать второпях. Мне хотелось хоть что-нибудь сделать так, как надо.

Пациентку звали Джейн, и ей было двадцать с небольшим. Она заслуживала того, чтобы все было сделано в лучшем виде. Как это обычно бывает, лейкемия обнаружилась у нее словно гром среди ясного неба. Она совсем недавно переехала в Питтсбург после замужества, и, кроме ее новоиспеченного мужа, у нее в городе больше никого не было.

Она была из тех редких людей, которых переполняет доброжелательность. Если бы она была персонажем сказки, то там, где она прошла, вслед за ней на земле распускались бы цветы. Ее облысевшую из-за химиотерапии голову покрывала дешевая бандана, и она никогда открыто не сокрушалась по поводу того, как не вовремя ее сразила болезнь. Порой у меня возникали сомнения в искренности ее благородства – я недоумевала, как человек может все время быть таким милым. Наверняка у нее были моменты, когда она жалела себя и больше ни о ком не думала, однако в больнице ничего подобного мы не видели.

В тот день, когда я занималась ее выпиской, ее фельдшером была Люси. Джейн не была богатой, и с ее медицинской страховкой возникли какие-то проблемы, из-за чего она не могла получить вовремя необходимые ей для дома медицинские принадлежности. Люси попросила меня обеспечить Джейн шприцами с физраствором и резиновыми перчатками, а также показать, как ухаживать за центральным катетером, который, как и в случае с Кандас, должен был остаться на месте и после ее выписки из больницы.

Я взяла в кладовой упакованные шприцы, коробку спиртовых салфеток, а также перчатки ее размера. Формально это было с моей стороны воровством, однако медсестры так поступают, когда иначе обеспечить пациенту надлежащий уход дома возможности нет. Себестоимость этих принадлежностей, в конце концов, мизерная.

Я захватила свой телефон в палату к Джейн, однако дала себе обещание не отвечать, если он зазвонит, пока я не закончу с выпиской. Кроме того, я отодвинула на задний план мысли о том, что мне нужно было сделать помимо этого – дать другому пациенту антибиотики, перезвонить нескольким людям, а также взять еще у одного пациента образец крови и отправить его на анализ. Я решила, что буду говорить только с ней, сколько бы времени на это ни потребовалось.

С документами мы разобрались быстро. За полтора месяца ускоренного курса по лейкемии она многому научилась. Сложнее всего ей будет ухаживать за своим центральным катетером. Людям по понятным причинам немного не по себе, когда их отправляют домой с пластиковым устройством в теле. У Джейн был стандартный катетер Хикмана с тремя трубками – мы называем их просветами, – свисающими из того места, где был установлен катетер в верхней части ее груди. В каждую из этих трубок нужно будет ежедневно вводить физраствор, а также Джейн нужно будет ежедневно проверять, получается ли забирать из них кровь. Я делаю все это машинально, потому что проделывала все эти операции бесчисленное количество раз, однако не уверена, что не стала бы переживать, если бы мне понадобилось ухаживать за своим собственным катетером. Джейн же пришлось учиться правильно обращаться с ним посреди суматохи лечения и затишья в процессе выздоровления.

Находясь в кресле напротив сидящей в кровати Джейн, я подробно описывала ей процедуру, которую следовало выполнять ежедневно. У каждого просвета свой цвет – красный, белый и голубой, – и я советовала обрабатывать их именно в таком порядке, чтобы случайно не пропустить какой-то из них. Взяв в руки красный просвет, я в течение пятнадцати секунд протирала его спиртовой салфеткой, после чего вставила в него шприц с физраствором и слегка надавила на поршень. Он легко поддался. «Это промывка, – объяснила я. – Теперь нужно остановиться и слегка оттянуть поршень назад, вот так». Придерживая шприц левой рукой, я аккуратно отвожу поршень назад, пока прозрачная жидкость не озаряется кровавыми разводами. «Видишь, твоя кровь набирается в шприц. Это означает, что катетер работает и не сместился».

Она пристально наблюдала за моими действиями. Проделав те же самые манипуляции с белым просветом, я попросила ее самостоятельно обработать голубой, чтобы показать мне, что она все усвоила. Она немного поколебалась, прежде чем вставить шприц с физраствором и надавить на поршень, однако, когда отвела его назад, набрав в шприц кровь, уже не сдержала довольной улыбки. Затем, как я ей и показывала, она впрыснула все десять миллилитров физраствора, открутила шприц и закрыла защелку на катетере.