Читать книгу "Давай притворимся, что этого не было - Дженни Лоусон"

*ПОЯСНЕНИЕ: Под «добралась до дома» я имею в виду, что я снова потерялась, и Виктору пришлось меня найти, чтобы я могла поехать за ним до дома. Смысл в том, что я добралась до дома. И у меня нет робота.

Вся эта история – настоящая трагедия. Виктор со мной согласился – правда, думаю, по несколько иным причинам.

А потом меня пырнул ножом в лицо серийный убийца

На людей с тревожными расстройствами частенько навешивают ярлыки «застенчивый», «молчаливый» или «та странная девушка, которая, скорее всего, закапывает трупы у себя в подвале». На самом деле я никогда не слышала, чтобы про меня говорили вот это последнее, но я всегда полагала, что именно так люди и думают, потому что такого рода паранойя является распространенным побочным эффектом тревожного расстройства. Лично я всегда считала себя «неуклюжей в общении с другими людьми» и подбадривала себя мыслью, что на свете полно совершенно нормальных людей, которые не любят выступать на публике. И это действительно так. К сожалению, мои страхи немного выходят за рамки «совершенно нормальных» – они парализуют меня, мешая нормально жить.

Даже во время обычного разговора с незнакомцем в продуктовом я либо не могу выдавить из себя ни слова, либо оказываюсь не в состоянии перестать говорить о чем-то, о чем говорить с незнакомцами в продуктовых совершенно неуместно. Долгое время я корила себя за это, поскольку была уверена, что будь я достаточно сильной, то непременно могла бы себя контролировать, но на третьем десятке я начала испытывать самые настоящие панические атаки и обратилась наконец к врачу, который и диагностировал у меня общее тревожное расстройство.

Согласно моему опыту, люди всегда полагают, будто общее тревожное расстройство не так страшно, как социальное тревожное расстройство, потому что это звучит более расплывчато и безобидно, – однако эти люди в корне ошибаются. Лично для меня общее тревожное расстройство – это что-то вроде всех остальных видов тревожных расстройств, сжатых в одну болезнь. Причем среди них есть расстройства, которые пока неизвестны современной науке. Например, тревожное расстройство «птицы наверняка задушат меня во сне» или расстройство «я всегда ношу с собой в кармане крекеры на случай, если застряну в лифте». По сути, я просто испытываю общую тревогу по поводу всего, на хрен, на свете. Подозреваю, так и придумали это название.

Моя врач вела себя очень тактично, когда диагностировала у меня тревожное расстройство. Настолько тактично, что только после нескольких сеансов у нее я наконец поняла, что у меня именно эта проблема. Она все болтала про какого-то пациента, который, судя по ее рассказам, был полным психом. Я не особо внимательно слушала, как она говорит про тревожные расстройства, поскольку была слишком поглощена мыслями о том, не покажется ли ей шагом назад, если я буду во время наших сеансов прятаться под диваном. И только потом до меня дошло, что тем безумным человеком, про которого она говорила, была я сама. Полагаю, она не торопилась давать моей проблеме название, так как боялась, что я буду стыдиться наличия настоящего психического расстройства. На деле же я почувствовала облегчение. Теперь моя неспособность вести нормальный разговор объяснялась не тем, что я «странная», а тем, что у меня «крайне губительное и неизлечимое психическое заболевание, которое изводит и саму жертву, и тех, кто ее окружает». Во всяком случае, так его называла я. Моя же врач называла это «незначительным расстройством, легко поддающимся медикаментозному лечению». Подозреваю, однако, что, если бы ей хоть раз пришлось вести со мной разговор на званом ужине, она согласилась бы, что мое определение подходит куда лучше, чем ее.

Когда я прихожу к кому-то в гости на ужин, то обычно здороваюсь с хозяевами, а потом все оставшееся время прячусь в туалете. Как правило, это идет на пользу всем присутствующим. Раньше я читала книги про людей, которым от природы легко даются разговоры, и недоумевала, почему я не могу быть настолько же уверенной в себе и обворожительной и рассказывать забавные истории, случившиеся со мной, когда я путешествовала с Жаком Кусто. По правде говоря, я подозреваю, что собеседник все равно был бы из меня никудышный, даже если бы я и правда хоть раз встречалась с Жаком Кусто. Большинство моих разговоров на вечеринках начинаются с того, что я просто киваю в ответ на ту тупую чушь, которую мне кто-то рассказывает, а затем, несколько минут спустя, у меня начинается паника, потому что этот человек спрашивает моего мнения обо всем том, что я только что пропустила мимо ушей, и я непроизвольно начинаю рассказывать историю о том, как случайно проглотила иголку. Потом я объясняю, что на самом деле это была не иголка, но тогда я думала, что это иголка, а потом молчание собеседника становится все более и более невыносимым, но я уже не могу прекратить говорить о том, насколько ужасно, когда не знаешь, проглотил ли ты на самом деле иголку или нет. Тут я замечаю, что в комнате воцарилась полная тишина, и слышно только, как я немного истерично пытаюсь придумать конец истории, у которой его, на хрен, нет. Тогда мне приходится физически заставить себя замолчать, и (после нескольких невыносимых секунд тишины) кто-то меняет тему разговора, а я незаметно ускользаю, чтобы спрятаться в туалете до тех пор, пока не придет пора идти домой. И это еще самый благоприятный вариант развития событий.

Мой панический бред неоднократно звучал настолько ужасающе, что все вокруг теряли дар речи, и, когда тишина становилась пугающе осязаемой, я от отчаяния выдавала вслух номер своей кредитки и убегала в туалет. Я делала это по двум причинам. Во-первых, я надеялась, что, услышав случайные числа, озадаченная публика подумает, будто я одна из этих эксцентричных математиков, которые слишком гениальны, чтобы их мог хоть кто-нибудь понять, а во-вторых, я чувствовала себя немного виноватой за то, что этим людям пришлось слушать всю эту историю про то, как «я, может, проглотила, а может, и не проглотила иголку», и, давая им номер своей кредитной карты, я тем самым как бы давала им возможность взять с меня плату за впустую потраченное время. Проблема только в том, что с числами у меня все совсем плохо, и номер своей кредитки я никогда запомнить не могла, так что вместо него я выдавала случайный набор цифр. Короче говоря, получается, что каким-то случайным, совершенно незнакомым мне людям приходится платить за мое несовершенство только потому, что у меня плохая память. А также потому, что я не могу вести разговор, как это делают нормальные люди. А еще потому, что мошенничество с кредитками – невероятно прибыльное дело. Так что, по сути, мы все в проигрыше.

Полагаю, это могло бы привести в замешательство людей, с которыми я контактирую только по электронной почте и СМС, – дело в том, что, вообще-то говоря, в переписке я могу произвести впечатление в меру остроумного и вразумительного человека, ведь у меня есть время обдумать, что написал бы на моем месте нормальный, сдержанный, психически уравновешенный взрослый человек, прежде чем я нажму «Отправить». Вот почему я предпочитаю общаться с людьми только таким образом. Бывает, я напишу письмо, а потом спрашиваю себя: разве стали бы нормальные люди говорить, что Линкольн умер после того, как все подряд тыкнули своими немытыми пальцами в отверстие от пули у него в голове? Потом я понимаю, что не стали бы, и вдобавок убираю кусок про то, что вегетарианцам разрешено съедать человеческую плаценту, потому что ни одно животное ради нее не пострадало, и в итоге оставляю лаконичное письмо, в котором просто говорится: «Поздравляю с рождением ребенка!»; это звучит куда более банально, но именно это я слышала прежде от других людей, так что точно ничем не рискую.