Читать книгу "Фуга для темнеющего острова - Кристофер Прист"

В который раз все сводилось к тому, найду ли я Изобель. Если она и Салли живы и здоровы, то я смогу успокоиться.

Что произойдет в противном случае, я не мог даже представить.

Я понимал, что сам виноват в сложившейся ситуации. Если бы я начал решать свои проблемы раньше, задолго до кризиса, то, наверное, ничего этого не произошло бы. Всю сознательную жизнь меня сопровождали нерешительность, эгоизм, мелкие заботы и нежелание называть вещи своими именами – почти все то же, что я наблюдал сейчас у Инид и Чарлза Джеффри. Ни к чему хорошему такой образ жизни не приводит. Так или иначе, я понимал, что ни о каком спокойном будущем для моей семьи не может быть и речи, пока обстановка в стране не утрясется.

* * *

На четвертый день я уже сам вставал и ходил по дому. Я подстриг бороду, а Инид постирала и заштопала мою одежду. Можно было снова взяться за поиски Изобель и Салли. Повязку с ноги сняли, опухоль понемногу сходила. Ступню повторно зафиксировали бинтами из домашней аптечки, уже не так туго. Я стал помогать Чарлзу в саду.

Меня удивляла их полная неосведомленность о происходящем в стране. Чарлз вел себя так, словно гражданская война шла на другом краю света. Вспомнив наказ дружинников не упоминать про африммов, я обходил вопросы политики стороной. Впрочем, Чарлз ими все равно не интересовался, довольствуясь таким описанием текущей ситуации: правительство столкнулось с какой-то трудной общественной проблемой и ищет решение, которое непременно будет найдено.

В течение дня над домом несколько раз пролетали военные самолеты, по вечерам в отдалении раздавались взрывы. В разговорах эти события не обсуждали. После ужина мы с Джеффри смотрели телевизор. Наличие эфира повергло меня в изумление. Стиль вещания напоминал манеру «Би-би-си». На самом деле, канал даже назывался «Би-би-си Патриот – Юг». Передачи, правда, в основном были американского производства. В середине вечернего эфира давали короткий выпуск новостей – только темы, касающиеся побережья, и ни слова о гражданской войне. Остальные передачи – в основном игровые шоу, полицейские сериалы и ситкомы – шли в записи или транслировались из-за рубежа.

Я спросил у Джеффри, откуда сигнал. Мне ответили, что телевидение у них кабельное, а центр находится в Брайтоне. К нему подключены почти все прибрежные города от Дувра до Портсмута; скоро запустят вторую такую сеть в Лондоне.

На пятый день я почувствовал, что нога достаточно зажила, и собрался уходить. Джеффри умоляли меня остаться, раз уж все равно гостевая спальня свободна. Признаться, за эти несколько дней я порядком привязался к этим милым, простым людям, так что соблазн принять приглашение был велик.

Однако я знал, что не смогу осесть на одном месте, пока не закончу свое дело.

Я ушел после обеда. Инид плакала, Чарлз держался подчеркнуто холодно, чтобы не выдавать чувств. Я обнял их, пожал на прощание руку. Они в странной, пафосной манере пожелали мне удачи. Я долго смотрел на этих милых добрых людей, не находя слов и чувствуя, что никакие мои речи или поступки не будут иметь значения за пределами их безмятежного мирка.

Покинув дом, я пошел, как мне указали, через центр города по дороге, выходящей на побережье.

* * *

Баррикаду я миновал без проблем. Дружинники, стоявшие на вахте, не могли понять, с какой стати мне покидать замечательный Уэртинг. Ведь тут тебе и автобусы, и почта, и кабельное, и магазины, и кинотеатр на главной улице. Спятил, явно решили они. Пришлось объяснять, что мне действительно надо уйти. Дружинники пожали плечами, но пропустили меня.

* * *

Два часа я шел мимо загородных вилл и коттеджей. Почти все были заброшены или превратились в развалины. Беженцы там не прятались. Магазины сгорели.

Несколько раз я натыкался на небольшие отряды африммских боевиков. Я сходил с дороги, чтобы не мозолить глаза, но они не обращали на меня внимания.

Зайдя в пустой дом, я съел салат и сэндвичи с говядиной, которые дала мне в дорогу Инид Джеффри, запил все чаем. Бутылку сполоснул – возможно, еще пригодится. Наконец я почистил зубы, расчесался и расправил одежду.

Я шел по пляжу, пока не увидел то самое бунгало, где были спрятаны материалы для коктейлей Молотова. Ради любопытства я заглянул туда. Схрон уже кто-то обчистил. Впрочем, неудивительно.

Я подошел к воде и сел на гальку.

Полчаса спустя объявился какой-то парень. Некоторое время мы настороженно глядели друг на друга, потом он направился ко мне. Не дойдя нескольких шагов, остановился. В ближайшем городе к востоку отсюда, рассказал он, группа британцев захватила судно, чтобы уплыть на нем во Францию, и пригласил меня присоединиться. Я спросил, есть ли у них оружие. Он ответил, что есть.

Мы немного поговорили про африммов и сколько их может быть в округе. Парень рассказал, что тот город раньше был укрепленной базой, однако организация оставляла желать лучшего. Недавно патриотические войска провели штурм и разогнали боевиков. Сейчас, правда, они вернулись и вновь заполонили побережье.

Да, сказал я, мне попалось несколько отрядов по дороге.

– Я бы больше опасался патриотистов, – пожал плечами парень. – Для них все, кто не с ними, – враги. А во врагов они стреляют.

Остатки умиротворения, которое мне дало пребывание у четы Джеффри, улетучились. Слова парня, его усталый цинизм и мрачный взгляд на мир разбудили в памяти долгие месяцы скитаний. Вернулись и смешанные чувства по отношению к африканцам – жалость пополам с ненавистью, – страх перед патриотистами и их жестокостью, презрение к никчемным сецессионистам, а также злость на гуманитарные организации. Я посмотрел на море. В это время дня оно приняло тусклый серебристый оттенок с темными росчерками. Многие столетия Великобритания, наш остров, сопротивлялся вторжению извне, формируя тесное, толерантное, немного чудаковатое сообщество с богатыми традициями и легким отношением к истории. Приветливые с чужаками, британцы все же сторонились их с ироничной, но беззлобной насмешкой. В этот раз, однако, массовый наплыв беженцев не прошел бесследно. Толерантность и чудаковатость канули в прошлое, а других способов справиться с коренными переменами наш народ не знал.

Море, спокойное и серебристое, всегда было символом изоляции Великобритании, ее непохожести на другие страны. Оно служило границей между островами и находящимся неподалеку крупнейшим материком на планете. Оно же сделало Великобританию морской державой, распространившей свое влияние, как плохое, так и хорошее, на весь мир. Когда-то ей подчинялась половина Африки. Владения короны, захваченные деньгами или оружием, простирались с севера на юг сплошным красным пятном – так эти территории обозначались на глобусах, стоявших в каждом школьном классе. Когда Великобритания, измотанная двумя европейскими войнами и утратившая статус империи, снова замкнулась в пределах своего острова, мир ненадолго стал лучше, справедливее. Это тем более иронично, что сами-то имперские колонисты искренне преследовали цель насадить во всех отсталых уголках планеты справедливость, честность и предприимчивость по британскому образцу. А потом история совершила очередной виток, и вот уже африканцы в поисках спасения покинули свой материк. Они расселились по всему свету, добрались до каждой страны, но только на спокойном островке с богатыми традициями и легким отношением к истории их появление повлекло за собой хаос.