Читать книгу "Идеальная мать - Эйми Моллой"

— Чем? — спросил Шварц.

— Вам знакомо имя Арчи Андерсен? Это фанат Уинни.

Шварц тяжело вздохнул, встал и пошел к двери:

— Мне нужно работать.

Когда Шварц вышел, Фрэнси посмотрела на Хойта с облегчением. Она была рада, что они остались вдвоем:

— Мне правда кажется, что это мог быть Арчи Андерсен. Вы его проверяли?

Хойт потер глаза:

— Фрэнси, я хочу, чтобы вы понимали, мы делаем свою работу. И относимся к этому делу очень ответственно.

— У вас есть дети? — спросила она сдавленным голосом, мысленно ругая себя. Это был неподходящий момент для слез.

— Трое, — он достал из заднего кармана кошелек и показал смятую фотографию. Три девочки возле детского надувного бассейна: — Я человек старой закалки, люблю бумажные фотографии. Это пару лет назад снято. — Он поднес фото к глазам, рассматривая его, будто давно его не доставал, и покачал головой: — Как же они быстро растут.

— А представляете, как печально было бы потерять кого-то из этих малышек еще до того, как они вырастут? Как Уинни? — Она сняла сумку со спинки стула, случайно задела Уилла рукой, и тот резко проснулся. Он открыл глаза, лицо его порозовело, он явно собирался закричать. Фрэнси вдруг почувствовала, что по телу, в тех местах, где прилегал слинг, текли струйки пота, и что ей срочно нужно на воздух. — Я сказала все, что хотела. Я бы себе никогда не простила, если бы не пришла.

Она направилась к двери, но Хойт преградил ей путь:

— Послушайте, Фрэнси, я сказал вам правду. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти Мидаса. Я точно так же, как и все, хочу найти этого ребенка живым. — Она кивнула, хотела пойти дальше, но он жестким движением взял ее за руку. — И знаете что? В такого рода случаях, когда ребенок пропадает и нет ни следов взлома, ни мотива, мы должны искать там, где нам совсем не хочется.

Она вырвала руку и быстро пошла по коридору к выходу. Уилл плакал все громче, заглушая гудение лампочки. Она быстро двигалась к выходу, но все равно слышала, что говорит Хойт:

— Пора искать мотив у людей, которые знали ребенка. Тех людей, Фрэнси, которые были близки к этой семье.

Глава XII

Ночь шестая

Мама всегда говорила, что я наивная. Она, конечно, обычно имела в виду мои отношения с отцом, когда я решала простить его за то, что он сказал или сделал. За то, что он опять пришел пьяным, вытащил меня за руку из кровати, вывихнул мне плечо, орал, чтобы я убрала свои сраные ботинки, которые я бросила посреди прихожей специально, чтобы он споткнулся и умер.

«Ему стыдно, — говорила я на следующее утро, не глядя ей в глаза, пока она прикладывала к моему плечу лед. — Он не нарочно».

Она качала головой: «Ты такая умная девочка, только если речь не идет о нем. — Я по глазам видела, что она во мне разочарована. — Когда же ты поймешь?»

Наверное, она была права. И я так ничего и не пойму. Честно говоря, все оказалось сложнее, чем я думала. Глупо с моей стороны было предположить, что можно просто улизнуть и быть счастливой. Во-первых, я умираю от скуки. Здесь вообще нечего делать. Нечем занять голову. А скука мне не на пользу. Безделье — мать пороков или как там говорят.

Джошуа такой же. Он так радуется, когда мы выходим, прогуливаемся до города, заходим в магазинчик у библиотеки за сэндвичем с индейкой и холодным пивом. Или идем по лесной тропинке под мост, в то уединенное местечко для купания, о котором никто не знает. Искупавшись, мы сонно лежим на камнях, наша кожа розовеет от солнца. Но сегодня я ему сказала, что теперь мне все это кажется небезопасным. Вокруг нас живут люди, соседи, которые выгуливают собак, почтальон, они стали спрашивать, как я поживаю. Этим плохи сельские жители. Очень уж они любопытные. Мне хочется сказать им: «Идите домой. Домой, там вас ждут пяльцы, замороженные макароны с сыром и кабельное телевидение с круглосуточными новостями». Я заранее репетировала ответы на вопросы, все время повторяла Джошуа нашу историю, старалась не сбиться и поверить в свою собственную ложь.

Сейчас уже могу считаться профессионалом. Ведь я лгала всю жизнь.

«Маме нездоровится. Грипп. Она меня попросила позвонить, извиниться и передать, что ее не будет».

«Не говори ерунды, я не просила, чтобы ты бросил жену. Я не хочу ничего менять в наших отношениях, меня все устраивает».

«Искусственное оплодотворение», — отвечала я с доверительной улыбкой невоспитанным людям, которые начали спрашивать, кто отец, когда на пятом месяце у меня стал виден живот. С каждым я говорила так, будто этот человек — единственный, кому я могу доверить свой секрет. «У меня проснулся материнский инстинкт, не могу же я всю жизнь ждать идеального мужчину, правильно?»

Но на этот раз все не так просто. Теперь врать сложнее, можно легко запутаться. Так что больше мы не выходим, хоть нам и очень скучно. И не жалуемся. Я попытаюсь найти наилучший выход из этой трудной ситуации. Как я сделала с милым отцом.

Я уже начала кое-что предпринимать. Утром Джошуа проснулся в дурном настроении, он был замкнутым, отстраненным. Разве я разозлилась? Разве я стала выяснять, в чем дело? Я оставила его грустить у телевизора, а сама пошла на солнышко, гуляла по участку, собирала у ручья полевые цветы. Дома я их заложила между страницами кулинарной книги, как раньше делали мы с мамой. Когда я вернулась, настроение у него улучшилось. После завтрака мы прошлись по дому и выбросили все, что нам не нравилось — рваные диванные подушки в колючих чехлах, старые занавески в нашей спальне, семейные фотографии, которые я больше видеть не могу. Мы сделали так, чтобы чувствовать себя в своем доме.

По совету доктора Г., я продолжаю вести дневник. Он сказал: «Думаю, стоит писать о своих чувствах. Так будет проще с ними справиться и собраться с мыслями».

Я так и делаю, пытаюсь правильно себя вести, но мне это не по душе. Не хочу ничего записывать. Я хочу говорить с ним, сидя на мягком кожаном диване у него в кабинете и сжимая в руках кружку мятного чая. Чтобы тонкие занавески колыхались на ветру, а белый шум успокаивал меня. Хочу, чтобы он сделал со мной то упражнение для снятия тревожности, когда надо закрыть глаза и представить себя где-то, где ты счастлива.

Хочу рассказать ему, где я, как я себя чувствую. И что, я, честное слово, не хотела никого убивать.

Но я не могу этого сделать. Я проверила — он должен будет позвонить в полицию. Это навредит нам обоим. Я хочу рассказать ему, что по ночам сквозь пение сверчков и цикад я слышу голоса. О Марке Хойте, который изводил меня вопросами: «Где вы были в тот вечер? Что вы знаете?»

Зависит, от того, что вы имеете в виду.

Где? Где было мое тело — мне казалось, я знала, но я не помню. Я забыла ту ночь, как будто бы ее никогда не было. Ничего не было.

А где была моя душа? На этот вопрос я могу ответить. В аду. В растерянности. В муках. Я не понимала, как с этим справиться. Как выдержать. Всеохватывающая тоска. Ощущение полного провала. И чувство вины за то, что я такая неидеальная мать.