Читать книгу "Бешеный прапорщик: Вперед на запад - Игорь Черепнев"

– Вам делать это вовсе не обязательно, герр майор! Потому что у меня и в мыслях не было сложить оружие и сдаться!.. Вам не кажется, что за подобные слова я имею полное право требовать сатисфакции?!

Немец опять начинает бояться, вот и чудненько.

– Впредь, если не хотите внезапно умереть молодым и красивым, хорошенько подумайте, прежде чем что-то сказать!.. Что же касается послания, ваш офицер должен передать, что в случае применения артиллерии я прикажу вывести всех пленных на улицы и равномерно привязать к заборам и фонарным столбам по всему городу. Если должны погибнуть мирные жители, а это, как я думаю, при обстреле будет неизбежно, то почему такая же участь должна миновать ваших солдат? Вот я и хочу довести до сведения ваших командиров, что стрелять они будут не только по «русским варварам», но и по своим соотечественникам.

– Но… Вы не можете!.. Есть же Конвенция!..

– Герр майор! Не надо мне рассказывать сказки про конвенции после того, как вы их сами постоянно и повсеместно нарушаете!.. Я даже не буду морить голодом и подвергать истязаниям германских солдат, использовать их для строительства оборонительных сооружений, как вы это делали с нашими пленными. Они просто побудут в роли мишеней для своих же кригскамрадов-артиллеристов… Всё, разговор окончен! Даю ровно одну минуту! Время пошло!..

* * *

Вторая группа разведчиков вместе с каким-то германским лейтенантом, которому поверх штатного головного убора нацепили для красоты и соблюдения режима секретности мешок, где раньше, судя по цвету, хранился уголь, разъезжается в воротах с прибывшим из лагеря Анатолем, и мы, найдя Пепеляева, снова устраиваем очередное совещание-пятиминутку.

– Анатолий Николаевич, распорядитесь еще раз частым гребнем пройтись по всем вагонам и станционным зданиям. Ближайший тыл, куча армейских складов и арсеналов, не может быть, чтобы не нашлись еще пулемёты.

– Кстати, в казармах бригады мы тоже нашли складские помещения. – Дольский, улыбаясь, похлопывает прутиком по голенищу.

– Вот и пошли, господин штабс-капитан, с той же целью своих орлов там покопаться, – говорю я Дольскому. – А потом собирай бойцов и езжай осваивать вторую станцию, там сейчас всего полтора десятка человек. Ты сколько «кентавров» в резерве оставил?

– Те, которые на станции, столько же со мной и ваш, господин капитан, личный эскорт, бьющий баклуши во-он там, возле депо. Всего – полсотни бойцов.

– Не переживай, скоро я тебе их верну. Анатолий Николаевич, сколько у вас?

– Примерно столько же, сорок восемь человек. – Пепеляев на секунду задумывается. – И еще восьмеро в экипаже броневагона пулемётчиками.

– Хорошо, на каждую станцию отправим по роте из сводно-добровольческого батальона. И одну – на блокпосты на въездах в город… Блокпост, Анатолий Николаевич, это укрепленный контрольно-пропускной пункт. Конкретно в наших условиях – хорошо оборудованные позиции для двух-трёх пулемётов и пары взводов пехоты. И оборудовать их надо прямо сейчас. Силами мехонинского батальона… Кстати, пойдёмте посмотрим, как у них дела…

Поручик смог сделать всё необходимое для превращения толпы людей, еще час назад бывших пленными, в подобие воинского подразделения. Две роты уже получили трофейные винтовки, и теперь часть бойцов, наверное, уже слопавшая свою пайку, сидя вдоль складских стен, осваивала 98-е маузеры, часть ещё азартно «воевала» с консервными банками. Третья рота под руководством своего новоиспеченного командира только заканчивала вооружаться и должна была прибыть с минуты на минуту. Обычная, несколько суетная картина жизни обычного батальона. Если не принимать во внимание не совсем исправную форму, отсутствие фуражек, трофейные ремни с подсумками и прочие мелочи, сурово караемые на каждом строевом смотре. Зато по обрывкам разговоров и поведению видно, что это уже не пленные, а солдаты. Или очень стремящиеся ими быть.

Командный состав в это время, оккупировав закуток между штабелями шпал, занимался рукоделием. Неизвестно где найденная катушка черных ниток с иголкой, огрызок химического карандаша, кусок брезента, – и на плечах Мехонина уже прочно обосновались погоны поручика, а прапор, сидящий рядом, заканчивает пришивать свои. И то, что просвет вышит грубыми и кривыми стежками, а звездочки нарисованы, ничего не меняет.

Завидев нас, поручик встаёт и докладывает уже гораздо более уверенным тоном, нежели полчаса назад:

– Господин капитан, батальон заканчивает подготовку к боевым действиям. Через десять минут последний взвод получит оружие. Все нижние чины накормлены… Я взял на себя смелость отдать приказание реквизировать в одном из вагонов и раздать трофейную амуницию. Так как ремней у нас в лагере не было.

– И правильно сделали, Андрей Андреевич. – Одобряю самоуправство, не в карманах же бойцам патроны таскать. – Если наткнетесь ещё на что-то нужное, забирайте без тени сомнения. Не думаю, что интенданты и с одной, и с другой стороны будут искать пропавшее имущество.

А еще говорят, что совпадений не бывает! Буквально через пару секунд с воплем «Вашбродь!» к нам заворачивает долговязый боец с восторженным выражением хитрющих глаз. Завидев высокое начальство, резко тормозит, затем вспоминает, что он теперь солдат расейской армии, и, приложив руку к видавшей гораздо лучшие времена фуражке, выдает:

– Ваше высокоблагородие, дозвольте обратиться до их благородия поручика Мехонина по срочному… и секретному делу!

– И что за такое секретное дело у тебя?

Хитрюга делает вид, что мнётся, не зная, как сказать, потом всё же «раскалывается»:

– Там эта… звиняйте, вашбродь, хлопцы до ветру побегли… ну и эта… в ешалоне, што на предпоследних путях стоить, два вагона с сапогами нашли…

– Андрей Андреевич, командуйте. Повзводно, без паники и отрыва от основной деятельности, – под дружный смех присутствующих выдаю очередное указание. – По готовности батальона к бою – вестового с докладом ко мне. А также прапорщика-артиллериста и пятерых бойцов, что я к вам отослал…

* * *

Судя по минутной стрелке, отведённые отцом Павлом полчаса на сборы инициативной группы истекли, поэтому быстрым шагом, местами переходящим в очень быстрый, перемещаюсь к въезду на станцию. Там из интересующих персон пока никого, так что можно перевести дыхание и перекурить. В прямом и переносном смысле…

Но недолго, едва успеваю докурить папиросу, мысленно кляня всяких там гражданских шпаков за расхлябанность, как из-за поворота появляются две пролётки, и «пролетев» оставшееся расстояние с максимальной для этого вида транспорта черепашьей скоростью, останавливаются шагах в десяти от меня. М-да, таким худющим лошадкам везти четверых, не считая хозяина, – настоящий подвиг, немудрено, что задержались. Из экипажей вылезает разношерстная компания и, возглавляемая священником, приближается ко мне. Почти все одеты в тужурки и мундиры своих ведомств, только два немолодых господина в цивильном, но почему-то мне кажется, что когда-то давно оба давали клятву Гиппократа. Так оно и оказалось, Иван Викентьевич Студзинский действительно раньше служил земским врачом, а Болеслав Станиславович Яблоновский был провизором в аптеке купца Подлишевского, с приходом немцев оба занялись частной практикой.