Читать книгу "Проснись в Никогда - Мариша Пессл"

Чем больше мы слушали, тем молчаливее и мрачнее становились. То, что нам пришлось пережить за время бесконечно повторявшейся бойни в полицейском участке Уорика, сплотило нас, открыло запертые комнаты в громадном роскошном особняке, которым когда-то была наша дружба, сорвало чехлы с мебели, зажгло все огни. Но после рассказа Марты все, похоже, побежали по винтовым лестницам и укрылись в своих комнатах, заперев двери; единственным намеком на присутствие других был раздававшийся время от времени скрип половицы над головой.

Я не знала, что их гнетет. Они предпочитали не делиться этим со мной и, судя по всему, друг с другом тоже.

Мое беспокойство было целиком и полностью связано с Мартой. После ее поразительных откровений — насчет Дж. Ч. Госсамера Мэдвика и насчет того, что физические законы Никогда имеют отношение к каждому из нас, — я стала еще внимательнее воспринимать каждый ее многозначительный взгляд, каждый ее комментарий. Я с потрясением осознала, что, с тех пор как я обнаружила Марту в Брауновском университете в обществе профессора Белороды, она умудрилась подчинить себе всю нашу компанию. Многие годы она прозябала на вторых ролях. Она была бесплатным приложением к Джиму, странной девицей, которая, посмотрев душераздирающий рекламный ролик Общества защиты животных, могла цинично заметить: «И кто только верит этой пропаганде?» А когда в финале романтической комедии герои понимали, что они должны быть вместе, Марта заявляла: «Очередной фильм ужасов с кучей жертв на выходе». Мы постоянно посмеивались над Мартой и закатывали глаза. А теперь, невероятным и непостижимым образом, остальные готовы были идти за ней, положиться на ее опыт, искать у нее утешения. Несколько раз я делилась своими опасениями с Кипом, Уитли и Кэнноном, намекала им, что с недоверием отношусь к Марте и пути, по которому она пытается нас вести. Но никто не разделял моих подозрений.

— Хочешь сказать, она что-то затевает? — хмурясь, спросил меня Киплинг.

— Не знаю. Просто у меня такое чувство.

— Это же наша Марта. Человек Дождя. Она не может плести интриги. Слишком уж она честная и простодушная.

— Я так не думаю.

— Да брось ты.

— Я серьезно. Она знает больше, чем говорит.

— Да какая разница, Би? — прошептал Киплинг. — Что мы еще можем сделать? Не знаю, как считаешь ты, а по мне, пусть изменится хоть что-нибудь. Что угодно. Даже если это значит…

— Даже если это значит что?

Он мрачно пожал плечами. Все было понятно без слов.

«Даже если это значит, что мы никогда отсюда не выберемся».

Вечера проходили в жарких спорах о том, как изменить свойства пробуждения и добраться до Мейсонов.

В «Темном доме» Джонатан Элстер натыкался на возможность путешествий во времени случайно, решив последовать примеру сгинувшей без вести Анастасии Бент, которая, по мнению полицейских, совершила самоубийство, спрыгнув с утеса в море. Элстер в точности повторял ее действия и прыгал с того же самого места, где в последний раз видели профессора Бент. Пролетев сотню футов вниз, навстречу неминуемой гибели, он, вопреки ожиданиям, встречал на своем пути вовсе не острые камни, а воды Темзы в Лондоне 2122 года.

— Открытое окно в купе поезда для путешествий во времени всегда существует на грани между жизнью и смертью, — сказала Марта, — потому-то так мало людей, которые его находят. Чтобы попасть в него, нужно считать, что настал твой смертный час. Так как же нам найти его здесь, в Никогда? Знаю, я уже задавала этот вопрос, ребята, но все-таки: никто из вас никогда не пытался покончить с собой?

Мы вновь дружно покачали головой. Марту это, похоже, озадачило, но она лишь задумчиво закусила ноготь и ничего больше не сказала.

Если ты хотел попасть в нужное время и место — в то же самое купе поезда в прошлом или будущем, — нужно было помнить еще об одном важном обстоятельстве: в миг перед гибелью следовало думать именно об этом времени и этом месте.

— Мы будем стремиться попасть в один и тот же день в прошлом и оказаться на вилле «Анна-София», на острове Аморгос, — объявила Марта. — Попасть во вчерашний день. Двадцать девятое августа. С этого и начнем.

— Почему в прошлом, а не в будущем? — поинтересовался Кэннон.

— Никогда не знаешь наверняка, что принесет завтрашний день. Может случиться стихийное бедствие, террористическая атака, вторжение инопланетян. А прошлое уже произошло, и мы знаем, чего ожидать.

— Но если мы отправляемся в прошлое, — подала голос я, — почему бы не переместиться прямо на карьер Вулкан в ночь гибели Джима? Тогда мы все узнаем.

— Она права, — поддакнул Кэннон.

— Нет, — покачала головой Марта. — Ни в коем случае. Мы еще не готовы. Согласно «Темному дому», поезд с каждым прыжком во времени становится все короче и короче. А значит, наши пробуждения тоже будут становиться короче. Это приведет к слишком сильной нестабильности. Возможно, у нас не хватит времени вернуться и проголосовать. Не будем спешить — во всяком случае, поначалу.

Я не купилась на Мартино объяснение: слишком уж поспешно она забраковала мое предложение, но все остальные, похоже, приняли его. Поэтому я решила ей не возражать. До поры до времени.

Кроме меня, на Аморгосе никто из нас не бывал. Только я гостила в то лето у Джима. Чтобы мои друзья могли живо представить себе нужное место и нужное время, я показала им на своем телефоне фотографии из той поездки и рассказала все, что помнила. Ослепительно-яркий остров. Джипы без верха, на которых Мейсоны колесили по грунтовым дорогам, вспахивая их мощными шинами, точно армия захватчиков. Эдгар Мейсон, круглосуточно управлявший своей империей из кабинета с суперсовременной техникой и внезапно появлявшийся из него, подобно Зевсу, что спускается с Олимпа (если, конечно, Зевс может похвастаться шоколадным загаром и укладкой в виде остроконечных шипов на голове и, кроме того, каждый день встает в четыре утра для занятий аштанга-йогой, попутно бормоча что-то в прицепленный к уху наушник громкой связи для телефона). Младшие братья и сестры Джима со своими друзьями, носившиеся по лестницам, точно стадо антилоп. У Джима были две младшие сестры-близняшки, Глориана и Флоренс, и двое приемных братьев из Уганды, Кэл и Найлз. К моему огромному изумлению, с ними жил их учитель суахили (атташе по вопросам культуры, как выражался Джим). Мы с Джимом большую часть времени проводили наедине, читая друг другу вслух биографию Джона Леннона, ныряя с пирса, исследуя побережье на голубом ялике под названием «Маленькая птичка». Мы плавали с маской и ели поджаренную на гриле рыбу, поливая ее лимоном, который брызгал мне в глаза и адски щипался. Мы подкармливали булочками бродячих собак, которые сбивались в стаи и обходили ночные улицы, точно банды; засиживались до утра на пьяных семейных пиршествах за дощатыми столами под чернильно-синим ночным небом, глядя, как над головой болтаются гирлянды желтых бумажных фонариков.

Джим приглашал меня на все лето, но мои родители разрешили поехать только на пять дней. Даже для этого пришлось пустить в ход методы убеждения, которые сделали бы честь сотрудникам Государственного департамента. Эти пять дней промелькнули в мгновение ока, все до единого подернутые ослепительным флером нездешней жизни, который вызывал у меня ощущение неловкости и одновременно завораживал. Мир Джима был таким ярким, таким неправдоподобным. Внезапно окунувшись в него, я так же внезапно была вырвана оттуда и безжалостно возвращена в сонную обыденность Уотч-Хилла. Мрачная и рассеянная, я помогала родителям в «Рубке», забывая про то, что молочный коктейль давным-давно пора вынимать из миксера, подавая сэндвич с яичным салатом покупателям, которые заказали сэндвич с индейкой и швейцарским сыром. Меня преследовали воспоминания, как Венди, не способную забыть Нетландию и Питера Пэна. Остаток лета я провела, прикидывая в уме, с поправкой на семь часов разницы во времени, чем сейчас занят Джим, рисуя в своем воображении эти картины, слоняясь по дому, точно запертый в клетке лев, чтобы без промедления ответить на его звонок.