Читать книгу "Странная практика - Вивиан Шоу"

– Когда это надо сделать?

Сущность задумывается.

«Сначала призови братьев от их дел, и пусть они подготовят себя молитвой и медитацией. Когда время настанет, я дам вам новые поручения. – Теперь голос стал еще теплее: искренне довольный, полный предвкушения. – В конце седьмого дня, дня, посвященного Богу. Моя воля непреложна, и вы – все вы – познаете покой».

Глава 11

Когда Грета проснулась, полностью одетая, но без обуви, на тумбочке у кровати обнаружилась прислоненная к стакану воды записка: «Простите за вольность. Р.».

Она села – это движение вызвало серию потрескиваний в позвоночнике – и поморщилась. Если тебя относят в постель, как ребенка, который вовремя не лег спать, это, конечно, предпочтительнее, чем всю ночь оставаться там, где задремала, за обеденным столом, однако от чувства неловкости не избавляет. Но она хотя бы держалась дольше Крансвелла, который отрубился прямо на середине все более невнятного разговора с Фассом насчет того, что входит или не входит в бинарную систему равновесия Небес и Ада.

Шести часов сна было определенно недостаточно, чтобы компенсировать прошедшие несколько дней, но они хотя бы позволили ей чуть лучше соображать и немного отодвинули усталость и тупой неопределенный страх.

Она спустила ноги с кровати и, с трудом встав, прошлепала к окну, где увидела, что дождь прекратился и сквозь тучи даже пытается пробиться бледный водянистый солнечный свет. Чуть взбодрившись, Грета отправилась проведать своего последнего пациента, а у постели обожженного монаха обнаружила Ратвена: он читал, ослабив узел вчерашнего галстука и закатав рукава рубашки. Даже несколько прядей волос выбились из его обычно аэродинамически безупречной прически и падали ему на лоб. Она вдруг испытала совершенно нелепое сожаление, что не умеет рисовать: так ей захотелось запечатлеть увиденное на бумаге: «Дракула по-домашнему».

– Я тут дежурю с трех утра, – сообщил он, не поднимая на нее взгляда, пока не отметил место, на котором остановился. – Ухудшений не было. Он два раза просыпался, просил воды и много бормотал про проклятие, нечестивицу и вечные муки, а потом снова засыпал. Если это именно сон. Беспамятство, сон – не знаю.

Грета подошла и положила руку Ратвену на плечо.

– Спасибо, – сказала она. Спустя секунду он накрыл ее руку своей и адресовал ей улыбку. Улыбка оказалась почти не усталой. Лицо у него было не совсем бесцветным: губы чуть розовели. – Вы меня восхищаете, Ратвен. Спасибо, что приглядели за ним, несмотря…

– Несмотря на все, – договорил он за нее. – Ну… да. Стараешься, конечно. Делаешь, что можешь. Я выходил поесть, после того как вы отключились, так что первым дежурил Фасс, а когда вернулся домой, отправил его спать. Варни, по-моему, не был уверен в том, что посреди ночи не почувствует желания его прикончить, так что благоразумно остался в стороне.

Что-то ее беспокоило.

– А на чем мы все-таки остановились вчера? Я помню разговор о сущностях, которые не принадлежат ни Богу, ни Дьяволу, и как вы пытались объяснять мне и сэру Фрэнсису электронику… безрезультатно.

– Это более или менее все. После того как вы задремали, Фасс немного рассказал мне про свое понимание магии: он говорит, что она работает очень похоже на электромагнетизм. Достаточно похоже, так что имеются… законы и уравнения – вещи, объясняющие ее процессы. При иных обстоятельствах мне бы захотелось узнать об этом побольше. – Он пожал плечами. – Смысл в том, что у физики и магии есть общая территория, а это заставляет меня думать, что, возможно, нечто, превратившее этого беднягу в то, чем он стал, использует выпрямитель и испускаемое им излучение для передачи своей силы. Так, как работает радиопередатчик.

Грета удивленно выгнула бровь:

– Оно использует ультрафиолет, чтобы управлять ими?

– Вроде того. Радиопередатчики кодируют информацию с помощью модуляции амплитуды или частоты несущей волны. По моей гипотезе, эта штука – чем бы она ни являлась, которая и есть разум, стоящий за всеми нападениями, – изменяет выходной сигнал выпрямителя с помощью магии, так что он может прямо воздействовать на людей, оказавшихся рядом.

– А разве такое возможно? – спросила Грета, жалея, что так плохо разбирается в физике.

– Не знаю. Мне это кажется относительно правдоподобным, но, когда Фасс проснется, мы сможем это подтвердить.

– Готова спорить, что он будет рад об этом поговорить. Но, по сути, эти парни из «Меча Святости» получают от своего идолопоклонничества нечто реально ощутимое, а не только приятное чувство фарисейского самодовольства?

– Да, – подтвердил Ратвен. – Они превращаются в инструменты.

Он закрыл глаза, а потом медленно открыл их снова. Цвет казался очень светлым при этом освещении, и обведенные черной каймой радужки были холодными и прозрачными, словно серебряные чашечки льда.

– Представьте себе, что вы молились всю жизнь, – продолжил он, – что вас учили молиться, приучили верить, что вы должны возносить молитвенные хвалы и не ждать, что вас когда-либо благословят ответом, что ожидать чего-то в ответ – это греховное высокомерие, но вот однажды какой-то тихий голосок, еле слышный голосок, все-таки отвечает. И вы верите ему, любите его и преклоняетесь перед ним, как вас учили делать всю вашу жизнь… А он показывает вам в мыслях удивительные вещи и забирает у вас страх и боль. И учит вас, как изготавливать какие-то вещи… и куда идти… и что делать с мертвыми и немертвыми при помощи этих вещей, когда вы придете на место.

Голос Ратвена был полон яда. Грета изумленно заморгала.

– Вам… вам это глубоко ненавистно, да?

– Да, – ответил он и встал, забрав свою книгу. – Мне это глубоко ненавистно. Извините, я пойду поставлю чайник и проведаю гулей.

Она безмолвно отступила, чтобы дать ему пройти.

Ратвен редко говорил о своем далеком прошлом, однако Грете было известно, что он жил и умер в конце шестнадцатого века – во времена, когда в этой части мира вера в виде какой-то формы христианства была практически всеобщей. Грете показалось вполне вероятным, что он гораздо лучше нее способен понять взгляд на мир с точки зрения «Меча Святости».

Она сама придерживалась агностических взглядов относительно существования божеств. Наличие множества сверхъестественных созданий было для Греты очевидностью, а вот то, что всем командует некий всесильный и благосклонный творец, казалось не столь убедительным – в свете хаотичности и неорганизованности Вселенной. Не испытывала она и желания молиться или посещать церковные службы, хотя в принципе не считала делающих это людей глупыми или заблуждающимися: просто это было той частью их жизни, которую она не разделяла. Попытаться представить себе, каково это – искренне что-то исповедовать, иметь истинную и честную веру, – было довольно трудно. А представить себе, каково верующему услышать голос Бога, – практически невозможно.

Видя, насколько сильное отвращение Ратвен испытывает к сущности, которая так использовала веру людей, Грета даже порадовалась, что ничего об этом не знает.