Читать книгу "Горячее молоко - Дебора Леви"

Когда мы пешком возвращались в Колонаки, меня преследовал образ отца, молящегося в кофейне «Розовый бутон». Я вдруг забеспокоилась об Александре. Меня давно поразила отцовская отчужденность, способность абстрагироваться в минуты напряжения между нами, а также привычка вслух разговаривать с богом, как будто бог — это телефон, подключенный к папиной голове.

Войдя в квартиру, мы обнаружили, что Александра лежит на мягком синем диване и притворяется спящей. Кристос на цыпочках подошел к жене, бережно снял тапки с ягнятами на мысках и аккуратно поставил их на пол. Затем он выключил верхний свет, включил бра и приложил палец к губам:

— Т-с-с-с-с-с-с-с. Не буди ее.

Александра и не думала спать.

Отец постоянно суетился рядом с ней, держа одеяло, простыню, подушку. Казалось, он использует любую возможность, чтобы уложить ее спать, а она подыгрывала роли мужа как семейного анестетика. Александра совершенно точно не спала. Мы смотрели друг на дружку со своих различных точек зрения.

Наутро я собрала чемодан и сложила походную койку, выделенную мне хозяевами дома. Перед уходом на работу отец даже не подумал разбудить меня, чтобы попрощаться. Александру я нашла на балконе: она стояла в ночной рубашке. По всей видимости, ее вниманием полностью завладела белка, прыгавшая по веткам ближайшего дерева. Александра отняла от груди Эвангелину, чтобы та тоже могла поглядеть на зверушку.

Когда я сказала «до свидания», Александра вздрогнула — как видно, я ее напугала.

— Ой, это ты, София.

А кто же еще? Будь это мой отец, неужели она бы зевнула и объявила, что готова вздремнуть на мягком синем диване?

Когда я поблагодарила за то, что они меня приютили, Александра ответила, что ей жаль расставаться: теперь ей не с кем будет поболтать по утрам.

Ее девственно-белая хлопковая ночнушка, отделанная кружевом по рукавам и вороту, была расстегнута для кормления Эвангелины. Сегодня короткие темные волосы спутались и выглядели жирными.

Мне пришло в голову, что я ни разу не видела рядом с ней подруг.

— У тебя есть братья и сестры, Александра?

Она вновь уставилась на белку.

— Насколько мне известно, нет.

Александра призналась, что ее удочерили. Выросла она в Италии, но теперь, когда ее родители — приемные родители — состарились, им трудно приезжать в Афины, чтобы повидаться. Ее тревожит размер их пенсий, потому что в Италии тоже введен режим строгой экономии, но она, когда еще работала, регулярно оказывала им посильную помощь. Сейчас с этим сложнее, потому что у моего папы есть собственные планы и мысли, но она считает, что в итоге все образуется.

Развернув к себе Эвангелину, она стала целовать пухлые младенческие щечки.

Это была почти религиозная сцена: молодая сиротка-мать прижимает к груди любимое дитя.

Не иначе как в свое время Александра стала легкой добычей для Кристоса: ей требовался отец и одновременно муж. Постеры с Дональдом Даком, тапки с ягнятами, мармеладки и притворный сон на папином плече — все это, по-видимому, были попытки создать для себя новое детство. Детство, в котором она не оказалась брошенной.

К ее соску прильнула, шевеля в воздухе крошечными пальчиками ног, моя сестра, глазастенькая, полусонная, равнодушная ко всему, кроме восхитительного материнского молока.

Александра сощурилась.

— Не принесешь мне стакан воды? У меня руки заняты.

Я наполнила стакан водой из бутылки, стоявшей в холодильнике, добавила лед, ломтик лимона, а для пущего удовольствия Александры еще и клубничину.

У Александры был изможденный вид.

Я поцеловала ее в бледную щеку.

— Моей сестре повезло: у нее нежная и терпеливая мама.

Она хотела что-то сказать, но проглотила свою мысль.

— Что ты жмешься, Александра? — Я становилась все более дерзкой.

— Если когда-нибудь захочешь выучить греческий, я охотно с тобой позанимаюсь, пока малышка спит.

— И как же ты намерена меня обучать?

Она вновь посмотрела на белку и отметила: надо же, какая доверчивая, подбежала совсем близко.

— Ну, если в Испании ты сумеешь ознакомиться с греческим алфавитом, я буду писать тебе по электронной почте отдельные предложения, а ты будешь отвечать, тоже по-гречески, вот и получится беседа.

— Что ж, давай попробуем.

Я еще раз поблагодарила, а потом на греческом посоветовала ей чувствовать себя более свободно в плане финансовой помощи родителям, живущим в Риме.

Сформулировать пару отнюдь не примитивных фраз на языке, которым я, по сути, не владею, было еще труднее оттого, что адресовались они профессиональному финансисту.

Улыбнувшись, Александра переспросила по-гречески:

— Ты сказала, что я должна чувствовать себя «более свободно»?

— Да.

— Я никогда еще не чувствовала себя более свободно.

Мне хотелось, чтобы с этого места она рассказала поподробнее, но я плохо воспринимаю языки на слух. А кроме того, мне понадобилось бы время, чтобы отрешиться от мысли о греческом как о родном языке бросившего меня отца. Я поцеловала младшую сестру в каждую из смуглых пяточек, а потом поцеловала ей руки.

Когда я катила чемодан к остановке автобуса икс девяносто пять, идущего в аэропорт, ко мне вдруг вернулось ощущение себя.

Одной.

Поверх моих вещей в чемодане лежал цветок, сложенный отцом из тягостных мыслей. Цветок, изготовленный из бумаги, подобно книгам, которые всю жизнь индексировала моя мать — заведующая библиотекой. Она внесла в каталоги миллиард слов, но так и не нашла тех, что могли бы рассказать, как ее желания разметало ветрами и бурями мира, не приспособленного к ее выгоде.

________________

Девушка-гречанка возвращается в Испанию. К медузам. В душные ночи. В пыльные тупики. В нестерпимый альмерийский зной. Ко мне. Я позову ее сажать оливы. Она выкопает лунку для молодого деревца. Каждый саженец я подвяжу к бамбуковому шесту, чтобы их не погнул ветер. Форма дерева не должна зависеть от прихотей ветра.

Лекарственные средства

Мама начала требовать воды по-испански:

— Agua agua agua agua.

Звучит прямо как «агония агония агония агония».

Как будто находишься в одной комнате с Дженис Джоплин[7], в одночасье лишившейся таланта. Приношу стакан воды, потом обмакиваю туда палец и увлажняю мамины губы.

— Как ты нашла отца?

— В полном счастье.