Читать книгу "Арктические конвои. Северные морские сражения во Второй мировой войне - Брайан Б. Шофилд"

22 декабря немецкий самолет-разведчик обнаружил конвой из 40 судов в районе Фарерских островов, который в действительности был частью «В» конвоя JW-55, куда входило 19 судов. Они вышли в море двумя днями раньше. Адмирал Шнивинд отправил в район Медвежьего 8 подводных лодок и объявил боевой группе кораблей трехчасовую готовность. Такова была обычная процедура, если становилось известно о появлении противника в его районе. Он предполагал, что конвой будут прикрывать крейсеры и линкоры, которые пока не были обнаружены, и считал всю операцию ловушкой, чтобы выманить военные корабли Германии из укрытия для их уничтожения. Как показали последующие события, его опасения были обоснованными. А 23 декабря воздушная разведка сообщила уточненные сведения о конвое. На этот раз он состоял, как утверждалось, из 17 судов и находился в 300 милях к юго-востоку от острова Ян-Майен. Судя по докладу, полученному на следующий день, конвой находился уже в 220 милях к востоку от острова. Туда Шнивинд и выдвинул подводные лодки. В это время немцы не располагали авиацией, способной нанести бомбовый или торпедный удар по конвою; проблемы возникли даже с ведением постоянного наблюдения. Непрерывная разведка должна была вестись только при получении подтверждения о намерении использовать боевые корабли для нападения на конвой. И даже при этом поиск можно было вести только в радиусе одних суток плавания линкора (480 миль) от конвоя. Все перечисленное укрепило Шнивинда во мнении, что шансы на успех кораблей весьма невелики, а риск велик. Он позвонил в Берлин и выяснил, что гросс-адмирал в Париже и должен вернуться на следующий день. Было решено дождаться его возвращения. Еще одним фактором, повлиявшим на дальнейшее развитие событий, стало отсутствие по болезни вице-адмирала Кумметца. Его временно замещал командир группы эсминцев контр-адмирал Эрих Бей. В отличие от Кумметца он являлся специалистом по торпедам и неплохим тактиком, но был не слишком сильным и решительным командиром подразделения. Бей был хорошим командиром эсминца, но не более того. Он участвовал в сражении при Нарвике в апреле 1940 года. Свое мнение по вопросу действия военных кораблей он изложил Шнивинду через две недели после того, как занял место Кумметца. Он был согласен с позицией своего предшественника в том, что в зимние месяцы следует ограничиться нападением на конвой эсминцев. Однако он был оптимистом по натуре, поэтому завершил свой рапорт следующими словами: «Успех может зависеть от воли случая или от ошибки противника. Несмотря на то что мы не слишком сильны, война нередко представляла нам благоприятные возможности для победы. Исходя из предыдущего опыта, у нас есть все основания надеяться на удачу». Рапорт Бея попал в Берлин незадолго до событий, которые будут описаны далее. Когда немецкое командование получило информацию о возобновлении движения конвоев, оно немедленно издало директиву, в которой была изменена предыдущая установка на прекращение в период полярной ночи выходов в море больших военных кораблей. В новой директиве было выдвинуто осторожное предположение о том, что такие операции могут иметь место, если «силы противника не превосходят наши» и может быть обеспечена воздушная разведка. Последнее условие не было выполнено. И в жизнерадостном рапорте Бея вряд ли имелась в виду отправка в море «Шарнхорста». Скорее всего, Бей, как и его непосредственный начальник, подразумевал нападение на конвой силами эсминцев.

Мы оставили адмирала Фрейзера, когда он на «Герцоге Йоркском» вместе с крейсером «Ямайка» и 4 эсминцами направлялся на север для прикрытия конвоев JW-55B и RA-55A, которые состояли из 22 судов и вышли из Кольского залива 22 декабря. На следующий день вице-адмирал Бурнетт на крейсере «Белфаст» вместе с крейсерами «Норфолк» и «Шеффилд», которые прикрывали переход предыдущего конвоя в СССР, тоже покинул Кольский залив. Британские корабли должны были обеспечить защиту двух конвоев, уже находящихся в море, в самом опасном районе – к востоку от острова Медвежий. В полдень 24 декабря конвой JW-55B находился в 240 милях к востоку от острова Ян-Майен и в 400 милях к западу от Альтенфьорда. Кроме того, он на 400 миль опередил силы прикрытия адмирала Фрейзера, то есть был довольно уязвим. Командующий флотом был так обеспокоен нависшей над конвоем опасностью, что решил пойти на риск и нарушить радиомолчание, передав старшему офицеру эскорта приказ изменить курс и в течение трех часов следовать в обратном направлении, увеличив скорость движения своих кораблей с 15 до 19 узлов. Так удалось сократить разрыв до 100 миль. Именно расстояние между конвоем и силами прикрытия, образовавшееся из-за незапланированного захода этих сил в Кольский залив и ограниченной дальности плавания эсминцев, сыграло важную роль в событиях последующих двух дней.

Согласно планам адмирала Фрейзера его корабли должны были двигаться вперед на скорости 15 узлов и занять позицию между островами Ян-Майен и Медвежий, когда конвой будет находиться к востоку от Медвежьего. В этом районе адмирал намеревался провести тридцать часов. Но при высокой скорости движения эсминцы сжигают большое количество топлива, а это может привести к тому, что период пребывания сил прикрытия в опасном для конвоя районе придется сильно сократить. В Рождество, когда корабли полным ходом шли на север, с юго-запада налетел штормовой ветер, в считаные минуты превратив поверхность моря в бурлящий котел. Он принес с собой снежные шквалы, которые сильно ухудшили и без того плохую видимость. Гигантские, увенчанные белыми гребнями пены волны подхватывали эсминцы и отбрасывали их далеко в сторону, превращая работу рулевых, пытавшихся удержать корабль на курсе, в ад. Даже значительно более тяжелый «Герцог Йоркский» (30 тысяч тонн!) взлетал на гребень волны, словно легкая скорлупка. Ветер продолжал усиливаться, шторм свирепствовал вовсю, и наступившую ночь адмирал Фрейзер впоследствии назвал «самой неприятной». Создавалось впечатление, что противник не обнаружил конвой RA-55A. Адмирал Фрейзер решил нарушить радиомолчание и передал адмиралу Бурнетту приказ повернуть дальше на север и перебросить 4 эсминца из его эскорта для охраны конвоя JW-55B. В результате эскорт последнего увеличился до 14 эсминцев. Этого было достаточно, чтобы дать достойный отпор кораблям противника в случае атаки.

Ранее радиоразведка немцев доказала свою высокую эффективность, но в данном случае не было оснований полагать, что противник перехватил какое-либо из двух радиосообщений адмирала Фрейзера. Впрочем, условия для приема и передачи сигналов радиосвязи в Арктике были весьма переменчивы. Когда рождественским утром, вернувшись из Парижа, Дёниц взялся за анализ ситуации, она представилась ему следующей: «Конвой, перевозящий военные грузы в СССР, следует под защитой крейсеров, которые не могут составить конкуренцию нашим кораблям, проходя через район действия нашей боевой группы. Его положение, курс и скорость известны. Поскольку кромка льда находится вблизи острова Медвежий, он не сможет уклониться от курса. А высокая скорость наших кораблей не позволит судам противника избежать нашей атаки».

Из этого следует, что Дёниц был готов к встрече своих кораблей с британскими крейсерами. Тем не менее в его приказе говорилось: «Атака может быть прервана в любой момент по вашему усмотрению. В принципе вам следует выйти из боя при появлении превосходящих сил противника». Как мы имели возможность убедиться, воздушная разведка не могла быть проведена должным образом как по причине нехватки самолетов, так и ввиду тяжелых погодных условий и плохого освещения. Дёниц предполагал, что, если в море и находятся вражеские линкоры, они находятся далеко от конвоя. Поэтому он сделал вывод, что у «Шарнхорста» имеются все шансы на быстрый успех. К тому же он не мог не думать об ухудшившейся ситуации на Восточном фронте, на фоне которой был необходим яркий героический жест со стороны военно-морского флота. Видимо, этот аргумент и перевесил чашу весов. Дёниц принял решение вывести военные корабли в море. Впоследствии он утверждал, что его всемерно поддержали адмирал Шнивинд и руководство штаба ВМФ; но представляется очевидным, что Шнивинд испытывал значительно меньше энтузиазма, чем его непосредственный начальник.