Читать книгу "Кирилл и Мефодий - Юрий Лощиц"

Осваивая букву и смысл предоставленных ему в пользование рукописей, он попутно, волей-неволей выяснял для себя и грамматические свойства изучаемого языка: устройство слова, предложения, зависимость между именем, глаголом, другими частями речи, роды, времена, числа и прочее, прочее, прочее… Будь у него под рукой какой-нибудь рукописный учебник еврейской грамматики, дело пошло бы куда скорее. Но такого трактата не нашлось. То ли никто из знаменитых иудейских книжников его почему-то до сих пор не удосужился составить, то ли учебник где-то всё же был, но, что называется, для сугубо внутреннего пользования.

Благо существовала посреди просвещённого света великолепная греческая грамматическая наука, та самая, к постижению мудрых законов которой с малых лет он так упорно стремился, проливая подчас горькие слёзы от осознания своего бессилия, своей неосведомлённости или из-за отсутствия достойного наставника… Слава Богу, нашлись в свой срок — и достойнейшие!

К тому же теперь у него с братом Мефодием уже был за спиной опыт осмысления грамматических свойств славянской речи. И из опыта им открылось, что эта речь, несмотря на отсутствие письменности, удивительно стройна, внутренне согласована, насквозь пронизана бережной и целомудренной властью грамматических гармоний. И ему, вооружённому таким двойным знанием, уже не зазорно было, разматывая старый свиток с псалмами Давида или с Песнью Песней, почти на ощупь находя по первоисточникам давно знакомые смыслы, попутно останавливать внимание и на каких-то чисто грамматических подробностях. А как здесь?.. Как у них?.. Выходило, что и у них, у древнего племени законоучителей и законников, тоже за каждым словом, за каждым стихом проступают твёрдые, неукоснительно соблюдаемые грамматические предписания, правила и законы… И это при том, что самой грамматики, говорят, ещё нет… И потому он её черты и признаки попутно, на ходу, для своих рабочих нужд набрасывал…

Велик и прещедр Господь! Никого не обделил мудростью речевого устроения — ни детей Иафета, ни тебя, колено Симово.

Самаритянин

Слух о том, что один из недавно прибывших столичных ромеев-христиан захотел читать пророка Исайю или псалмы царя Давида по-еврейски, быстро облетел жилые кварталы Херсона. Всего-то населения, с пришлыми вместе, не набиралось и семи-восьми тысяч душ. Тут и постарайся, а не утаишь диковинную новость.

Однажды напросился на встречу к Философу некий проживавший в городе самаритянин, сам по себе диковинная птица в этих краях. Как можно было догадаться, напросился из ревности — стародавней, идущей из тьмы веков ревности самаритян к иудеям. Что там за еврейские свитки и для какой нужды раскатывает и расшевеливает их приезжий?

«И приходя к нему, — читаем в «Житии Кирилла» об этом упорном и въедливом самаритянине, — стязащеся с ним, и принесе самарянскы книги, и показа ему…» Эти свои рукописи с особым самаритянским письмом, отличным от еврейского, но близким к арамейскому, посетитель принёс как свидетельство истинности своей веры, не испорченной всякими прибавлениями, на которые так оказались горазды израильтяне, когда вернулись в Палестину после Вавилонского плена и когда грубо обидели самаритян, отказав им участвовать в строительстве храма в Иерусалиме.

Одним из последствий давнего взаимного отчуждения стало и то, что самаритяне, привыкшие ничего для себя доброго более не ждать из Иудеи, насторожённо отнеслись и к вести об Иисусе Христе, о его учении. Эти холод и отчуждённость Философ мог теперь без труда различить в поведении своего ворчливого собеседника. О Христе тот запомнил лишь одно: к самаритянам отнёсся плохо, наказал своим ученикам не знаться с ними… «Во град Самарянский не входите» — не он ли сказал?

Причерноморье в IX–X веках

Константин, конечно, помнил это предупреждение Христово из Евангелия от Матфея. Но произносит эти слова Христос не потому, что, подобно иудеям, презирает самаритян, а потому что хочет предостеречь своих ещё малоопытных духовных чад от слишком поспешных поступков, от кичения перед чужими. Жаль, что его собеседник не слышал других евангелистов. Он бы увидел тогда, как милосерд Спаситель и к тем, кто, по общему среди иудеев мнению, не заслуживает ни оправдания, ни любви. Вот что повествует о том Лука в своём Евангелии…

По пути из Галилеи в Иерусалим Христос с учениками зашли в самаритянскую весь и попросили о месте для отдыха. Когда им было отказано, братья Иаков и Иоанн возмутились: разве не достойно такое селение, чтобы попалить его огнём небесным?! Христос возразил им: «Сын человеческий не пришёл души человеческие погубить, но спасти».

И ещё тот же Лука рассказывает: из десяти прокажённых, которых однажды Христос разом исцелил и отправил к их священникам, чтобы рассказали о чуде, только один вернулся к нему и, пав на колени, громогласно прославил Бога. И это был самаритянин. Спаситель в сердцах укорил остальных: «Не захотели дать славу Богу, только иноплеменник сей». А самаритянину тому сказал: «Восстав, иди, вера твоя спасла тебя».

Знает ли его собеседник, что евангелист этот был ещё и опытным врачом? В его книге всё, что касается чудесных исцелений, совершённых Спасителем, отличается какой-то особой осведомлённостью и сострадательным вниманием. Такова и записанная Лукой притча Христова о милосердном самаритянине.

Не в пример безразличным к чужой беде священнику и левиту, этот состоятельный муж, увидев на пустынной дороге избитого разбойниками незнакомца, остановился, омыл ему раны вином и елеем, перевязал их, усадил несчастного на своего осла, довёз до гостиницы, устроил на ночлег, а утром, уезжая, дал хозяину два динария для ухода за больным и пообещал ещё вознаградить, когда вернётся…

Как же сердце любого человека, живущего среди чужеземцев, очерствевшее от невнимания, от косых взглядов, от разговоров сквозь зубы, — как оно чутко замирает при звуке искреннего одобрения, пусть не ему самому, а роду его, родной его земле, всему лучшему, что есть за душой у его племени! Не потому ли херсонскому самаритянину, заявившемуся было, чтобы спорить, попрекать и перечить, хотелось теперь длить и длить минуты или даже часы внимательного и целительного слушания.

Какой же он необыкновенный, этот сидящий перед ним цареградец! Как горячо любит он своего Богочеловека!.. Вот и о встрече Христа у колодца Иаковля с самаритянкой, пришедшей по воду, рассказывает так достоверно, что перед его слушателем будто въяве проплывает видение собственной молодости. И вся-вся Самария замерла в мягких лучах вечереющего над холмами солнца…

Христос и ученики в тот день опять шествовали через Самарию, держа путь из Иудеи в Галилею. И припозднились на окраине города Сихарь, как раз возле священного для самаритян колодца-студенца, из которого, как здесь верили, пил когда-то сын Авраама Иаков. Ученики отошли в город, чтобы прикупить еды, а Иисус, утруждённый дорогой, присел у колодца. И был шестой час, холмы и долы вокруг отдыхали от дневного зноя. И подошла к студенцу женщина из города, и попросил её Иисус: «Дай мне пить». Она, приняв его по говору и одежде за иудея, смутилась: как это он просит у неё, самаритянки, воды? Разве не знает, что иудеи с самаритянами не общаются?