Читать книгу "Пустой мир. Кровь и честь - Кирилл Тимченко"

– Зато неприхотливые, – заметил Северед, когда барон выразил ему свои сомнения по поводу того, что здесь выращивают, – господин, вы же бывали на поверхности, сталкивались с дикарями… У них нет таких возможностей, какие доступны в цивилизованных анклавах, так что приходится выкручиваться из того, что имеют. Главное для них, чтобы было съедобно, а остальное уже такого значения не имеет, тем более, что такие растения плодоносят постоянно, а не отдельными периодами. Я ел кашу из таких плодов, вполне сытно, хотя о вкусовых качествах говорить не приходится… ноги с такого не протянешь, и большинство аборигенов радо уже такому результату… – по его словам введение нормального сельского хозяйства на этой территории станет настоящим спасением для большинства местных, буквально выживающих день ото дня не смотря на все свои усилия. Даже первичные возможности, что станут доступны с внедрением имеющихся тристанских технологий окультуривания земельных угодий, наверняка привлекут к себе и колонистам множество местных, готовых на многое ради сытного будущего.

Чуть дальше расположился действительно большой поселок, больше всего похожий на широко разросшуюся деревню. Со стоявшими без всякого строгого плана большими избушками из старого дерева и фрагментов пластитековых или сталепластовых конструкций, огороженными заваливающимися заборами, чье охранное предназначение и вовсе сомнительно. Домики облепляли прежние постройки сельскохозяйственного назначения, обветшалые и заброшенные, использовавшиеся еще тогда, когда анклав еще не погиб и не вернулся в первобытное состояние. Сейчас все эти примитивные и даже порой откровенно выглядевшие так, словно собранные из мусора, походили на то, будто по ним ураган прошелся, с выбитыми дверями и окнами, обгорелые и с проломленными стенами.

– Они не восстановятся самостоятельно после такого, – оглядываясь по сторонам, предположил Северед, наблюдая весь этот разгром, – даже если не брать в учет все разрушения, барон, то посмотрите, сколько погибших. И по большей части взрослые мужчины, на которых и приходится основная часть работы… На поселке можно смело ставить крест…

– Ни за что. Достаточно только посмотреть на все это, – развел руками Эдвард, словно пытаясь охватить руками весь комплекс, – это место нельзя оставить просто так, из-за каких-то налетчиков. Подробные сады ничуть не хуже тех, что строятся на Рейнсвальде. Если использовать их не так примитивно, как до сих пор делали местные, то можно решить проблему еды для всей будущей колонии, – он указал на полузаброшенные оранжереи, распаханные примитивными инструментами местных фермеров. Структура и порядок организации, что использованы здесь, действительно впечатляли. Гидропонные поля были сконструированы в виде огромных шестигранников, размещающихся на разной высоте и с разных сторон купола, расставленных друг над другом в виде правильной решетки. Вероятно, прежде весь комплекс освещался мощными лампами, имитирующих наиболее оптимальное освещение для благополучного роста растений. Они сохранились только частично, по большей же части разбитые или перегоревшие из-за неправильного использования. Не работали и системы обновления и промывки почвы, из-за чего местным фермерам приходилось вручную поливать и распахивать поля, но их сил хватало лишь на то, чтобы обрабатывать лишь пару нижних ярусов, оставив все остальное медленно загнивать без надлежащего ухода.

В центре всей системы находилась диспетчерская вышка из гладкого белого материала, до сих пор чистого и неповрежденного, композитного происхождения, уходившая далеко наверх, к вершине оранжерейного купола. Оттуда, вероятно и шел контроль за всеми работами, и там же, у ее основания, располагались основные корпуса для обработки и уборки продукции, когда-то полностью автоматизированные, судя по остатки конвейерных линий и роботоцехов, ныне почти разобранные местными на различные детали или для переплавки металла. Часть из них была заброшена за непригодностью, а другая часть использовалась не по прямому назначению, приспособленная под сиюминутные нужды крестьян. Одним из этих корпусов, как сказал Северед, и должно быть то последнее укрепление, где могут прятаться остатки населения деревни. Туда же, получается, сейчас должны стягиваться налетчики, не до конца утолившие жажду крови и разрушений.

– Движение! – солдат, передавший сообщение, открыл огонь по мелькнувшим в проходе между домами теням. Несколько налетчиков, пытавшихся укрыться среди развалин, все же выдали себя и вынуждены были броситься вперед, надеясь, что успеют втянуть солдат в рукопашную схватку прежде, чем их перестреляют, но только попали под перекрестный огонь. Изрешеченные пулями тела повались всего лишь в нескольких шагах от того укрытия, из какого выскочили.

– Итак, о нас теперь знают, – сказал Эдвард, первый делом проверяя датчик патронов, поскольку громкое эхо от шума выстрелов разносилось далеко под куполом, сообщая буквально каждому здесь, что произошло, – надо торопиться, скорее всего, теперь эти мутанты переключатся на нас. Распределите сектора обстрела вокруг отряда, двоих в резерв, остальным огонь на поражение.

Отряд перестроился и дальше направился к диспетчерской башне, Эдвард старался успеть к ней прежде, чем налетчики сообразят, что действительно происходит. Только чем ближе подходили к центру, тем дикарей становилось больше, занятых, в основном, грабежом брошенных домов и складов. Мало кто из них действительно был готов к бою, оставляя оружие либо поблизости, либо просто бросая его, не видя другой опасности. Штурмовики, расстреливая каждого дикаря на пути, и не в силах что-либо противопоставить мощи скорострельного оружия, налетчики пытались бежать, но чаще всего их догоняли репульсорные пули. Немногие даже понимали, что происходит, звуки автоматического оружия были им незнакомы, напоминая сухую и почти неслышимую трескотню, в отличие от громких залпов примитивных местных мушкетов. Раненных и еще дышащих дикарей солдаты добивали пистолетными выстрелами или прикладами, Эдвард приказал не брать пленных.

Первое серьезное сопротивление отряд молодого барона получил только когда вышел на дорожную развязку перед старыми терминалами сортировки и погрузки. Старые контейнеры и грузовики так и стояли до сих пор с давно сгнившими шинами и развалившимися траками в тех положениях, что когда-то их оставили рабочие, поскольку убрать с дороги столько тонн ржавого металла у местных просто не было возможности. Разоренные металлические контейнеры, разложенные в штабеля для будущей транспортировки, здесь сложились в целый лабиринт, в проходах которого максимум могли разойтись два человека.

И, скорее всего, в этом лабиринте было что-то ценное или важное, раз именно там было больше всего врагов. На открытых расстояниях все решало огнестрельное оружие, но в узких переходах между высокими стенками ржавых контейнеров солдаты успевали сделать всего несколько выстрелов, прежде чем приходилось сходиться в рукопашной с очередным дикарем, неожиданно выскочившим из-за только что убитого товарища. Единственное, что оставляло преимущество тристанским штурмовикам, было силовое оружие, широкие и короткие клинки, отлично подходящие для ближнего боя, какими уверенно кромсали ничем не защищенных дикарей. Барон с корсаром использовали куда более изящные силовые шпаги, аккуратно разрезавшие человеческий торс без единой зацепки, с легкостью рассекая мясо и кости, в то время как Ярвик вытащил широкий абордажный палаш монокулярной заточки, с легкостью рубивший примитивное оружие дикарей.