Читать книгу "Моя свекровь Рахиль, отец и другие... - Татьяна Вирта"

Писательскому дому в Лаврушинском сильно повезло – всего одна бомба пробила крышу и разворотила несколько нижних квартир. Это был как раз наш подъезд, но противоположный от нас пролёт. Бомба прошла насквозь через квартиру Паустовского и разорвалась двумя этажами ниже. По счастью в квартирах этих никого не было, так как все уехали в эвакуацию. А вот стоящая бок о бок с нашим домом художественная школа сильно пострадала. Целое ее крыло было разрушено прямым попаданием бомбы. Третьяковка напротив тоже уцелела, она была хорошо замаскирована под сквер.

Николай Вирта с первых дней войны сотрудничал с Совинформбюро в качестве военного корреспондента. Вместе с другими писателями он прошел ускоренные курсы Военно-политической академии, получил одну шпалу в петлицу (комбат) и с тех пор регулярно выезжал на фронт от газет «Правда», «Известия», «Красная звезда».

Семья в основном жила в Переделкино. Там было намного безопаснее, поскольку Москва подвергалась ежедневным бомбардировкам. Однажды к нам на дачу в поисках тихого ночлега приехали знаменитые летчики И. Мазурук и И. Спирин, – приятели отца. Был ветреный осенний вечер. Небо всё усеяно звёздами, было холодно, и тут все началось. В Переделкино располагался артиллерийский защитный пояс, с наступлением темноты врубались мощные прожекторы, высоченные огненные столбы, подобные ходулям гигантского циркуля, перекрещиваясь в небе, нащупывая вражеские самолеты. Забухали зенитные батареи, на крышу дачи, покрытую дранкой, посыпались осколки снарядов, мебель в даче ходила ходуном, бренчала посуда в буфете, над столом в столовой раскачивался абажур. Моя кровать то отъезжала от стены, то снова со стуком въезжала в неё. Когда я не засыпала до налёта, меня трясло, как в лихорадке. Наутро летчики признались, что эта ночевка не показалась им такой уж «тихой».

Мы покидали Переделкино ранним утром 16 октября 1941 года. Отец с орденом Ленина на груди в военной форме едва пробивался на машине сквозь людские толпы, запрудившие Минское шоссе. В Москву текли нескончаемые потоки беженцев, волоча за собой скарб в самодельных повозках, корытах, колясках. Детей несли на руках, везли на грудах багажа. По обочинам гнали скот. На Запад уходили бесконечные шеренги солдат. Шум и гвалт стояли невообразимые. Мы остановились возле одного артиллерийского расчёта, и мама, выпрыгнув из машины, отдала солдатам мешок с тёплыми носками, которые они с бабушкой навязали на спицах. Отец то и дело вскакивал на подножку машины и кричал:

– Пропустите, правительственное задание!

Н. Вирта был вызван в ЦК и назначен сопровождать эшелон, увозивший писателей и их семьи через Куйбышев в Ташкент. На вокзале, до самых окон цокольного этажа заваленном мешками с песком, узлами и чемоданами, царили давка и паника. Поезда, подававшиеся к платформам, брали штурмом.

Мы бросили на произвол судьбы машину и стали пробираться сквозь толпу к перрону. Нас кое-как втиснули в вагон, а вот Корнея Ивановича Чуковского с его женой Марьей Борисовной оттёрло толпой от нашей группы, и он чуть было не затерялся в каких-то переходах, но выручил высокий рост – его было видно издалека – и вскоре отец привёл его к поезду, растерянного и смущённого. Мы ехали долго, бесконечно простаивая по разным причинам на путях и слушая по радио тревожные вести из Москвы. Навстречу нам нескончаемой чередой тянулись эшелоны на Запад, – они везли солдат, вооружение, продовольствие.

В Куйбышеве наш эшелон нагнала правительственная телеграмма: кое-кого из писателей, сопровождавших свои семьи в эвакуацию, срочно отзывали обратно в Москву. Одним из них был Александр Николаевич Афиногенов. Он вернулся в Москву и явился ночью на прием к первому секретарю МК Щербакову. Афиногенов дожидался вызова в приёмной, когда началась бомбежка. Бомба пробила именно ту половину здания, где находилась приёмная, оставив кабинет Щербакова целым и невредимым. Афиногенов погиб, это была одна из первых жертв среди писателей. В 1942 году, попав под артобстрел на военном самолете, разбился Евгений Петрович Петров. Я здесь упоминаю только тех, кто был в ближайшем окружении отца. Отец недолго оставался в Ташкенте. Устроив нас, он вылетел в Москву, и с этого момента начинается его военная эпопея.

Война, как это ни покажется кощунственным, помогла вздохнуть свободно многим писателям, скинуть с себя бремя цензуры, она «породила» и новые таланты. Тогда на путях-дорогах тяжелейших военных лет создавались шедевры советской поэзии и прозы, такие, как: «Жди меня» Симонова, «Бьется в темной печурке огонь» Суркова, «В окопах Сталинграда» Некрасова, «Пядь земли» Бакланова. Эти произведения стали буквально народными, хотя и считается, что главное слово о Великой Отечественной войне всё ещё не сказано…

Военный опыт моего отца находил выражение в разных формах. Это были прямые репортажи с передовой линии фронта, затем более обобщенные очерки, сценарии, пьесы и, наконец, прозаические произведения. Он выезжал на Северный фронт, где с дивизией полковника Вещезерского ходил в атаку у реки Западная Лица, неоднократно на военных самолётах вылетал в осажденный голодающий Ленинград и видел воочию картины умирающего, но не сдающегося города, и, наконец, провёл всю страшную зиму 1942–1943 года в Сталинграде в расположении штаба 62-й армии легендарного генерала Чуйкова, который говорил военному корреспонденту:

– В Волгу им нас не сбросить! С этого берега мы не уйдем!

Шестьдесят три года назад газета «Правда» вышла со сталинградским репортажем Николая Вирты: «Пройдут годы и десятилетия, многие дни, казалось бы, незабываемые, сотрутся, выветрятся, уйдут из памяти… Но никогда не будут забыты дни борьбы за Сталинград».

27 января 1943 года военный корреспондент Николай Вирта передал в Москву по радио: «Рано утром Военный Совет армии сообщил всем бойцам Сталинграда благодарность Верховного главнокомандующего… в том числе армии генерал-лейтенанта Чуйкова, обессмертившей свое имя в кровавых невиданных битвах за город».

И еще один репортаж с берегов Волги: «Над Сталинградом, над его центральной частью снова развевается Красное знамя! Пусть вся страна запомнит эту дату!.. Немцы вылезали с поднятыми руками из блиндажей, держа автоматы зажатыми между ног.

Пленных не успевали считать, тысячные толпы их собирались на площадях».

Это сообщение отец передавал лично, миллионы и миллионы людей слушали его голос по радио, миллионы читали его корреспонденции, приходившие из Сталинграда.

В марте 1943 года отец возвратился в Москву. Это было счастье, что он вырвался оттуда живым, но он был очень болен. Хотя как военный корреспондент центральных газет он и находился на довольствии при штабе армии, но, видимо, и тот рацион, который он там получал, был для него губительным. Отца постоянно мучили боли в желудке, ему необходимо было регулярное питание, и моя мама, оставив нас с бабушкой в Ташкенте, срочно выехала к нему в Москву. С собой она везла мешок риса, мешок лука, чеснок, изюм. Отец получал кое-какие продукты из своего армейского пайка, и их жизнь как-то наладилась.

После окончания войны отец, как всегда, был активен, временами забывал о своем животе и запойно работал.