Читать книгу "Корабль Рима - Джон Стэк"

Манипула Марка одной из последних переправилась через реку Элеутерио, а затем поднялась по пологому склону, за которым начинался частокол. Вокруг расстилался мирный пейзаж — террасы с заброшенными виноградниками на склонах холмов, а меньше чем в полумиле оборонительные стены Макеллы, освещенные последними лучами заходящего солнца. Взгляд центуриона был прикован к окружающим холмам, самый высокий из которых к северу от города достигал тысячи футов. Центурион не сомневался, что враг прячется где-то поблизости, следя за каждым движением римлян, и это вызывало неприятное чувство.

Четвертая манипула Девятого легиона уже не была на переднем краю обороны, по крайней мере формально.

За последние девять дней Марк потерял пятнадцать человек убитыми и двадцать шесть ранеными; пятнадцать раненых оставались в строю, а одиннадцать распределили по фургонам обоза. Каждое утро Марк лично навещал раненых, возвращаясь в подавленном настроении — он точно знал, что до конца дня потеряет еще четверых, чьи раны оказались смертельными. Манипула останется ослабленной до прибытия пополнения, которого — центурион не сомневался — они не дождутся, по крайней мере из Рима. Скорее всего, произойдет одно из двух: либо раньше расформируют какую-либо другую манипулу и остатки передадут ему, либо такая участь ждет его подразделение. Гордость бывалого воина не могла примириться ни с тем ни с другим.

* * *

Из своей палатки в центре лагеря командующий Вторым и Девятым легионами Луций Постимий Мегелл услышал громкий приказ закрыть ворота. Этот звук вызвал у него чувство облегчения, но он тут же выругал себя. Легат проклинал карфагенян, которые последние девять дней, словно волки, преследовали его колону, и Мегелл почувствовал себя в безопасности только за крепостными стенами.

Временный лагерь был окружен частоколом из заостренных дубовых кольев длиной шесть футов, которые путешествовали вместе с обозом. Передовые манипулы начали обустраиваться за три часа до заката: обозначили границы прямоугольного лагеря и принялись копать ров шириной десять футов и глубиной пять. Извлеченный из рва грунт образовал бастион, на котором установили колья и перевили их тонкими дубовыми ветками. На марше такой лагерь сооружался для каждой ночевки, а затем разбирался с ловкостью и проворством, достигавшимися постоянной тренировкой; тяжелый труд забывался утром нового дня, когда маршевая колонна трогалась в путь.

Теперь лагерь станет другим. Мегелл прикажет превратить его в кастра статива, или постоянный лагерь. Стены будут более прочными. Камень, добытый из близлежащей реки, укрепит уязвимые места оборонительной стены вокруг ворот. В четырех углах каструма поднимутся сторожевые башни, с которых часовые будут следить за приближением врага.

Легат подавил чувство разочарования, слишком рано появившееся в этой кампании. Вернувшиеся из города разведчики сообщили, что враг ушел, завидев колонну римлян, но Мегелл подозревал, что карфагеняне просто решили отступить, а не ввязываться в бой с противником, который все равно будет повержен, только с меньшими потерями с их стороны.

Утром легат проверит эти сообщения, отправив к городским воротам десять манипул. Демонстрация силы должна произвести впечатление на городской совет Макеллы, подтвердив правильность их решения поддержать Рим, а не Карфаген. Затем Мегелл планировал разделить свои силы и отправить Второй легион к Сегесте, чтобы после трехдневного марша снять осаду города, — легат не сомневался, что к моменту их прибытия враг отступит. Карфагеняне будут атаковать колонну на марше, и потери неизбежны — по оценке квартирмейстера, они уже лишились почти половины продовольствия и амуниции.

Второй легион займет Сегесту, но дальше не пойдет. Они обустроят второй постоянный лагерь, еще один островок безопасности во враждебном окружении. Кампания будет приостановлена, и армия перейдет к обороне, чтобы защитить и сохранить свои бесценные и невосполнимые ресурсы. Наступательные операции теперь просто невозможны, с горечью подумал Мегелл, привыкший действовать агрессивно и не уступать инициативу врагу.

Легат вышел из палатки и стал наблюдать за лихорадочной деятельностью, охватившей весь лагерь, — армия устраивалась на ночевку. Стемнело, и Мегелл увидел, что вигилы, ночная стража, занимают свои места на стенах, пристально вглядываясь в погруженные в темноту окрестности, где мог прятаться враг. Этой ночью нападения не будет, с горечью подумал Мегелл: карфагенянам нет смысла атаковать. Всего две недели назад Мегелл сообщил своим легионерам, что кампания будет проходить как обычно, словно никакой блокады нет, но тактика карфагенян, нацелившихся на запасы продовольствия и амуниции, разрушила планы легата. Пунийцы вступили в бой и сумели нанести противнику серьезный урон. Теперь римские легионы оказались скованными, обескровленными и отрезанными от дома.

Мегелл у не давал и покоя два главных вопроса: как долго легионы смогут продержаться на вражеской территории — без снабжения рано или поздно придется повернуть назад — и как далеко они будут вынуждены отступить? На первый вопрос ответ может дать только время. А на второй? Если легионам все же придется отступить, карфагеняне, вне всяких сомнений, станут преследовать их, причем сила и уверенность у врага будут только расти, а у легионов таять. Мегелл со страхом мысленно ответил на второй вопрос. Поменяйся они с карфагенянами местами, он знал бы, что делать — преследовать врага до самого конца. Пунийцы будут действовать с не меньшей настойчивостью, чем в минувшие девять дней. Они пересекут разделительную линию, сложившуюся в результате прошлогодней кампании. Римлян погонят до самого зимнего лагеря, и — если карфагенян не удастся остановить — Второй и Девятый легионы будут сброшены в море.

* * *

Аттик присел на корточки, зачерпнул пригоршню морской воды с мелководья и плеснул в лицо, пытаясь смыть усталость. В ста ярдах от него на воде покачивалась «Аквила», удерживаемая якорным канатом, и лучи заходящего солнца отражались от верхушек волн, бьющих о корпус галеры. Выпрямившись, Аттик повернул назад и стал подниматься по пологому склону берега, на ходу выгибая спину, чтобы размять затекшие мышцы. Оглянувшись, он увидел, что двое матросов, доставивших его на берег, уже заснули, растянувшись на дне маленькой лодки. После еще одной шестнадцатичасовой смены по обучению новобранцев Аттик невольно завидовал им и мысленно проклинал поздний вызов префекта лагеря, заставивший его покинуть каюту.

Аттик добивался встречи с Тудитаном еще пять дней назад, в тот же день, как на галеры, в том числе и на «Аквилу», поступило расписание тренировок новых экипажей, ежедневно прибывающих в Фьюмичино. Получив приказ. Аттик без промедления отправился на берег, но его просьба о встрече с префектом была отклонена — как и все последующие просьбы. До настоящего момента.

Идя по берегу, Аттик в который раз изумлялся размаху развернувшихся работ. Всю неделю он наблюдал, как в прибрежную деревушку непрерывным потоком идут суда с грузом и колонны легионеров. Берег заполнялся строительными материалами, а городок — моряками и солдатами. Фьюмичино приютил десять тысяч человек. Половина из них были мастеровыми, которые трудились весь световой день, превращая неотесанные бревна в изящные рангоуты и корпуса строящихся галер, и теперь, поднявшись на вершину дюны в конце пляжа, Аттик увидел остовы двадцати трирем, стоящих на песке выше линии прилива.