Читать книгу "Агент немецкой разведки - Евгений Сухов"

– Ну, в тот день и видел, когда он… умер.

– Когда это было?

– После обеда уже. Часа… в три, может, не-много позже.

– А как это было: Епифанцева кто-то позвал, он с ним вышел и больше уже не возвращался? – внимательно всматриваясь в лицо Зинчука, спросил Егор.

– Да нет, – подумав, ответил Зинчук. – Он сам вышел. И больше уже не возвращался.

– В руках у него что-нибудь было?

– Нет.

– Скажите, рядовой Епифанцев не показался вам в тот день странным? Или чем-то озабоченным? Может, в поведении Епифанцева было что-то необычное, чего не наблюдалось ранее?

– Ничего такого не было, – немного по– думав, ответил Зинчук. – Все было, как всегда.

– Ясно. А где в то время, когда Епифанцев выходил из отдела, находился капитан Олей– ников?

– Не знаю, – посмотрел на младшего лейтенанта Зинчук.

– То есть когда Епифанцев вышел из отдела, чтобы уже не вернуться, капитана Олейникова в помещении не было? – иначе построил свой вопрос Ивашов.

– Не было, – подтвердил Зинчук.

– А кто был?

– Я и старшина Михеев.

– А в тот день в ваш отдел заходил кто-нибудь из офицеров полка?

– Так точно, заходил.

– Кто именно?

– Капитан Рыжаков заходил. Еще старший лейтенант Шевчук, – ответил писарь.

– А кто заходил последним, перед тем как вышел Епифанцев?

Зинчук задумался, потом ответил:

– Кажется, капитан Рыжаков.

– Кажется или точно? – переспросил его Егор.

– Кажется… Как-то подзабылось малость.

Старшина Михеев также видел писаря Епифанцева в день убийства «ближе к вечеру», как он сам выразился. Ничего странного в поведении писаря не заметил. Куда вышел Епифанцев, он не знал. Отсутствовал долго, все его обыскались. Еще капитан Олейников ругался, говорил, где его, мол, черти носят. А потом оказалось, что писарь в санчасти лежит и едва жив…

Приглашенный на допрос капитан Олейников был очень раздражен.

– Опять? – недовольно спросил он и неприязненно посмотрел на младшего лейтенанта. – У вас что, ко мне имеется какой-то особый интерес?

– Убит писарь Епифанцев. Ваш подчиненный. И я обязан допросить вас, как свидетеля…

– Свидетеля чего? – не дал договорить Егору капитан. – Я не видел, как погиб Епифанцев. О том, что он в санбате, я узнал от старшины Михеева.

– Какие у вас были отношения с писарем Епифанцевым? – задал вопрос Егор.

– Такие, какие и положены быть между командиром и рядовым: я приказываю, он исполняет, – сухо ответил Олейников. – Личных отношений у нас не было никаких. Меня не интересовала ни его частная жизнь, ни его семья, ничего! Таких, как он, у меня целый полк!

– Ясно, – констатировал Ивашов. И задал следующий вопрос: – Где вы находились на момент убийства Епифанцева?

– А почему вы полагаете, что его убили? – вскинул голову капитан. – У вас что, имеются какие-то неопровержимые факты?

– У меня имеются основания так думать, – спокойно произнес Егор. – Я был в лазарете у рядового Епифанцева, и он умер на моих глазах. Когда я пришел, он был еще в сознании, и перед самой кончиной мне удалось с ним поговорить… Но вы не ответили на мой вопрос…

– И что он вам сказал? – вскинулся капитан.

Ивашов переглянулся с Масленниковым. Взгляд сержанта явно спрашивал: «Зачем вы сказали ему, что говорили с Епифанцевым перед его смертью?»

Егор чуть заметно кивнул ему, что означало «так надо», и перевел взгляд на Олейникова:

– Спокойно, товарищ капитан, держите себя в руках… Пока ведется следствие, информация о гибели рядового Епифанцева не подлежит разглашению… Могу только сказать, что я услышал от него все, что намеревался услышать. И эта информация перепроверяется… Но вы так и не ответили на мой вопрос. Итак, спрашиваю еще раз: где вы находились на момент убийства писаря Епифанцева?

– А когда… это случилось с ним? – как-то уныло поинтересовался Олейников.

– Позавчера в районе пятнадцати-шестнадцати часов.

– Позавчера в это время я находился у командира третьего батальона майора Бруя. Занимался вместе с ним приемом пополнения. В штаб вернулся около семнадцати часов. Писаря Епифанцева не видел. Можете проверить… Еще вопросы имеются?

– Больше вопросов не имею, – спокойно ответил Егор. – Можете быть свободны.

– Премного благодарен, – язвительно проговорил Олейников и вышел из кабинета.

Какое-то время Ивашов был задумчив, потом спросил сержанта, тихо сидевшего в уголке:

– Федор Денисович, если бы ты был вражеским агентом, как бы ты вел себя на таких вот допросах?

– Не знаю, Егор Фомич, – не сразу ответил Масленников. – Наверное, старался бы расположить вас к себе. Поскоромнее, что ли…

– Верно! Знаешь, я бы тоже старался вызвать доверие у того, кто меня допрашивал бы, а не демонстрировал бы откровенную неприязнь… А капитан Олейников как будто на рожон лезет, хотя должен меня побаиваться.

– Может, это у него тактика такая?

– Не думаю. Не очень-то похоже, что делает он это специально. И его раздражение и неприязнь ко мне отнюдь не наигранны, а вполне искренни…

Ничего нового или особо примечательного не сообщил и старший лейтенант Шевчук. Да, он заходил в отдел капитана Олейникова, когда там были оба писаря и делопроизводитель Михеев. Зачем заходил? Просто занять у писарей бумагу, которая у него закончилась.

– Ни одного листочка не осталось, – пояснил помначштаба по тылу. – А мне еще заявку на медикаменты надо было писать…

О гибели писаря Епифанцева Шевчук узнал вечером, когда уже знал весь штаб. И по этому поводу сказать ничего не имеет.

Затем младший лейтенант Ивашов задал несколько вопросов касательно капитана Олейникова, на что Шевчук обстоятельно ответил, что особой дружбы с Олейниковым он, старший лейтенант Шевчук, не водит, сталкивается с ним сугубо по делам службы или на оперативках у начальника штаба. Но вообще капитан Олейников – «мужик стоящий».

– Почему вы так говорите? – заинтересовался Егор.

– Потому что видел его в бою, – просто ответил Шевчук. – Герой, и в то же время солдат беречь умеет.

– У меня имеются сведения, что писаря Епифанцева убили, – сказал под конец допроса Ивашов.

– Почему? За что? – округлил глаза помначштаба по тылу.

– Потому что писарь знал о смерти старшего лейтенанта Хромченко что-то такое, чего знать был не должен, – не стал вдаваться в подробности Ивашов.

– Вам виднее, – пожал плечами Шевчук.