Читать книгу "Волнолом - Владимир Прягин"

Один снимок почему-то привлек внимание, хотя в нем не было ровным счетом ничего необычного. Разодетые гости стояли группой, уставившись в объектив. Брюнетка в центре показалась смутно знакомой. Генрих наморщил лоб, вспоминая, и с удивлением сообразил, что она похожа на ту, что ему сегодня приснилась. Теперь он мог рассмотреть лицо – идеально вылепленное, антично-надменное.

Заинтригованный, он принялся читать подписи. Так, кто у нас здесь? Министр общественного благосостояния с дочерью… Нет, эти стоят левее… Ее сиятельство графиня фон Дибенхофф… Тоже нет – старая карга, страшнее колдуньи Перхты… Такую во сне увидишь – можно и не проснуться… Ага, вот! Странно, что сразу их не узнал: люди известные, завсегдатаи парадных мероприятий – королевский советник с супругой…

Так, стоп. Еще раз.

Роберт фон Вальдхорн.

Сельма фон Вальдхорн.

Что за?..

Перед глазами расцвела чернильная вспышка, и воспоминания захлестнули его, будто прорвав плотину. Генрих сидел, вцепившись в газету, как утопающий в случайную деревяшку, а разум барахтался в мутном потоке памяти. Один за другим всплывали кошмары этой недели – мертвецы с чертополохом в глазницах, ожившее пугало с гвоздями вместо когтей, ледяной щит, в котором застряла пуля… Мерзкое чувство беспомощности в присутствии «фаворитки» и дикая боль, когда он снимал клеймо…

Проклятье, что с ним вообще творится? Как он мог такое забыть? Несколько часов назад он резал себя, чтобы защитить Анну, а теперь попивает кофе!

Генрих вскочил. Сонная одурь развеялась без следа – его переполняла злость, кипучая жажда деятельности. С огромным трудом он подавил желание немедленно выбежать за порог и мчаться в столицу, чтобы вцепиться гадине Сельме в горло.

Или он еще не проснулся? Как иначе объяснить этот бред в газете?

Генрих перечитал подпись под фотографией, но буквы упорно складывались в одни и те же слова. Сельма фон Вальдхорн, законная супруга барона.

Каким, извините, боком? Не говоря о том, что сам барон должен мирно лежать в могиле, а не разгуливать по приемам. Однако ж извольте – стоит и лыбится, никаких тебе трупных пятен…

И проклятая ведьма тоже скалится, подмигивает злорадно – как тебе, мол, такое? Что будешь делать, мастер-эксперт?

Чувствуя, что сходит с ума, он отшвырнул газету. Будто зверь в клетке, наре́зал пару кругов по комнате, не зная за что хвататься. Потом наконец остановился и мысленно рявкнул себе: «Прекратить истерику!» Что там придумала психопатка, мы еще разберемся. Главное сейчас – выяснить, все ли в порядке с Анной.

Взялся за телефон. Уже ожидая соединения, сообразил, что звонит на домашний номер, хотя сегодня – рабочий день, и она должна быть в библиотеке. Однако трубку бросать не стал – вдруг все-таки застанет?

– Слушаю вас.

Это была не Анна, а ее мать, но Генрих приободрился – голос на том конце провода звучал приветливо и спокойно, а значит, ничего страшного пока не случилось.

– Доброе утро, фрау Майреген. Могу я поговорить с вашей дочерью?

– Она только что ушла. А вы, простите…

– Ах да, я не представился. Тысяча извинений. Генрих фон Рау, мы виделись с вами в пятницу.

– В пятницу? – переспросила она с толикой удивления. – Боюсь, герр фон Рау, вы что-то путаете. В пятницу я весь день была дома.

– Ну да, совершенно верно. Вечером мы приехали с Анной, и вы пригласили меня на ужин. Форель была, кстати, великолепна.

Повисла пауза. Потом собеседница облегченно воскликнула:

– Ах, я поняла! Это розыгрыш? Вы, наверное, друг Анны, один из этих обаятельных шалопаев, о которых она так много рассказывает! Знаете, я так рада, что в университете она нашла круг общения, о котором всегда мечтала. Дочь, кстати, много раз обещала познакомить меня с вашей компанией, но все время откладывает. По-моему, она немного стесняется. И, уверяю вас, совершенно напрасно! Я ведь не какая-нибудь замшелая ретроградка…

– Прошу прощения, фрау Майреген, – произнес он деревянным голосом. – Я, похоже, ошибся номером.

Аккуратно повесил трубку и опустился в кресло.

Да, надо отдать должное Сельме. Он ее недооценил. Что бы ни означал ее вчерашний обряд, последствия оказались явно масштабнее, чем представлялось Генриху.

Мертвые оживают, а живые теряют память.

Это если отвлечься от других неувязок и нестыковок. В статье, например, указано, что домочадцы хрониста уехали куда-то с визитом, хотя Генрих отлично видел – они были дома и выбежали в последний момент. Буквально за пару минут до того, как Сельма задействовала свой «переносчик».

А взрыв, значит, был отдачей, как она и предупреждала. Да уж, вещичка в самом деле из тех, что в быту не используешь…

Так почему же власти, прекрасно знающие, кто за этим стоит, рассуждают о каких-то «бомбистах»? Или это такая хитрая конспирация, а на самом деле «фаворитку» продолжают ловить? Хотелось бы, конечно, надеяться, но больше похоже на то, что память отшибло и всей конторе.

Да, Генрих вчера решил, что отныне будет действовать сам, не надеясь на «тройку». Но вышло как-то слишком буквально…

Прочитанное в газете – наверняка лишь вершина айсберга. Ведь не ради замужества «фаворитка» все это нагородила? Даже ее безумие имеет границы – хотелось бы, во всяком случае, на это надеяться.

Теперь ее намеки с обмолвками представляются в ином свете. Она обещала волну, которая изменит историю, а Генрих снисходительно ухмылялся. Ладно, такой ошибки он больше не повторит. Надо будет вспомнить каждое слово, произнесенное ею за эти дни, каждую деталь в ее поведении. А еще – досконально разобрать свои сны о Дюррфельде. Именно в них (уже можно не сомневаться) кроется ответ на вопрос, что же такое Сельма узнала в прошлом, чтобы изменить настоящее.

В общем, придется все расследовать заново, в одиночку.

Он выследит гадину – и в эту встречу уже не будет мальчиком для битья. Потому что дар вернулся к нему.

И не просто вернулся. Запечатанный клеймом, словно вино в бутылке, дар за эти годы перебродил, вызрел во что-то новое, а теперь, найдя выход, жаждал соприкоснуться с чернильным светом.

А собственно, чего ждать? Надо проверить свои возможности.

Генрих огляделся в поисках подходящей мишени. Вскинув руку, мазнул по воздуху пальцами сверху вниз, как это делала Сельма, и на двери проступила изморозь – жирная вертикальная полоса, мерцающая темными искрами. Овеществленная руна «лед».

То-то же.

Ух, повторить бы это на «фаворитке»! Чтобы застыла, как снеговик, и даже моргнуть не смела. После чего взять ее за шкирку и оттащить в контору. Или нет, лучше сразу – лбом о ближайший дуб…

Вот только не надо излишней самоуверенности. Потенциалом он, может, и не уступит Сельме, но на ее стороне многолетний опыт. Пока Генрих кис в кабинете, она применяла свои умения на практике. Кроме того, у нее имеются тузы в рукаве, домашние заготовки вроде «переносчика» или деревянного монстра.