Читать книгу "История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий"

«Вам всем, товариству и посполитым обывателям орельских мест, доброго от Господа Бога здоровья и благополучия желаю! Уже вашим милостям известно, что я, зная, в каком стеснении живет войско запорожское, а также видя несносные кривды в отношении вас и притеснения, происходящие от Москвы и от наших немилостивых панов, и по всему тому, имея намерение избавить вас от подданства, ушел в крымское государство и с этим делом в Крым ездил. Теперь, когда я вышел с ордами из Крыма к Каменному Затону под Сичу, то тут все войско запорожское, при кошевом атамане и всех куренных атаманах, учинило войсковую раду; в это время утвержден был с крымским государством вечный мир, скрепленный с обеих сторон присягой, после того, на другой раде, по воле всемогущего Бога, меня выбрали гетманом и приказали с теми ордами и с войском запорожским идти войной для вашей обороны против Москвы. Ради этого, рушивши из Каменного Затона со всем запорожским войском и соединившись с тем войском, которое было на Молочной, и со всеми ордами, находящимися при калга-султане, мы пришли до Самары, откуда и шлем вам наш лист настоящий, дабы вы, давши веру тому и учинивши между собой настоящий порядок, выслали на встречу его милости султана и войска запорожского свою старшину и сами в ту военную дорогу с нами на неприятеля своего, москаля, готовились, чтобы не носить больше невольнического ярма на своих вольных казацких шеях и скинуть его с помощью божией. Ведайте, что эта война на москаля не ради чего иного началась, как ради ваших вольностей и общего всенародного посполитого добра. Нет надобности много писать вам, – сами знаете, что делают с вами москали и драпежные (хищные) паны и что вам чинится от арендарей, – все то сами хорошо знаете, потому что они объездили вам ваши шеи и всю вашу худобу позабирали. Станьте же, без всякой отговорки, за свои вольности, беритесь сполна, со всею щирою правдою с нами, войском запорожским, и теперь, когда Господь Бог всемогущий поможет выбиться из-под ярма московскаго, то вы учините у себя такой порядок, какой сами захотите и будете пользоваться такими вольностями, какими пользовались предки ваши за Хмельницкого. Теперь войско запорожское утвердило вечный мир с крымским государством на таких условиях, чтоб Чигиринская сторона Днепра нам отдана была с принадлежностями в тех пределах, как Хмельницкий с ордами отвоевал ее; да чтоб сегобочная сторона, со всеми полками и городами, при нас оставалась, а кроме того, чтоб вольно было, без всякой дани, добывать рыбу, соль, зверей в Днепре, Буге и во всех реках и речках. Тогда выбившиеся, с божиего помощию, от теперешнего подданства, могут, куда захотеть, туда и идти на свою родину, где раньше того кто проживал, – беспокойства и тревоги ему нигде не будет, потому что крымское государство на том и присягу дало свою, что будет нас всегда оборонять от Москвы, от ляхов и от всяких других неприятелей. Если же теперь вы не встанете за свои вольности, то сами знаете, что потеряете; вы останетесь вечными московскими невольниками, и никто за вас никогда более не заступится; а теперь чего у Бога милостивого просили, того и дождались, беритесь только смелей, всеми силами своими за вольность свою. Желая вам, чтобы вы были вольными, жили в покое и во всем успех имели, поручаю вас Господу Богу! Дан на Самаре 1692 року, июля 29. Звишменованный гетман (Петро Иванович) рукою властною. Так как мы имеем работу около добывания Самары, то прибывайте к нам немедленно со всем своим военным порядком; если же не прибудете, то смотрите, чтоб сами не потеряли своего дела»[234].

Разослав свои универсалы по южным малороссийским местечкам и городам, Петрик решил взять приступом в ночь с субботы на воскресенье, июля 31-го дня, Новобогородицкую крепость. С ним были все казаки-ватажане с полковником Сысой и 500 человек татар, как те, так и другие пешие. Казаки и татары подступили к нижнему городу, успели зажечь две башни и несколько дворов и захватить около ста штук овец и несколько ульев, но в это время по ним начал стрелять из пушек гарнизон из верхнего города, и казаки стали отступать. Во время отступления один из полковников Петрика, Кондрат Михайлов, и два казака, Яков Макаров и Иван Демков, попались в руки защитникам города и потом отправлены были в Москву, где они дали свои показания о всем ходе дела Петрика до прибытия на Самару. Приговоренные к смертной казни и помилованные по ходатайству царицы Натальи Кирилловны, но наказанные кнутом и «заорленные» клеймом на левых щеках с буквой В, они сосланы были в Сибирь в дальние города на вечное житье[235].

Между тем Петрик от реки Самары двинулся дальше к берегам реки Орели. Жители орельских городков Царичанки и Китай-города встретили его с хлебом-солью, и Петрик, не найдя здесь сопротивления, двинулся к Маячке. Петрик ожидал и от жителей Маячки того же, что выказали перед ним жители двух названных городков, но маячанцы, несмотря на посланный им «прелестный лист властного гетмана», отделывались молчанием.

Тем временем гетман Мазепа уже давно собирал полки, чтобы двинуться навстречу Петрику и калга-султану и разом истребить всю их затею. Он дожидался только русской рати, но, не дождавшись ее, послал свои полки к Маячке. Тогда Петрик и калга-султан немедленно повернули назад, быстро перешли речку Самару и очутились на речке Татарке. На Татарке от Петрика ушло большинство запорожцев, кроме 80 человек, с которыми он направился к Перекопу и расположился там в ханских окопах. Гетман донес письмом (октября 20-го дня) в Москву «об отвращении запорожцев от татар», и запорожцам послано было из Москвы жалованье 1000 золотых червовых черяз дворянина Заненого и подьячего Русинова. Посланцы прибыли в Сечь в начале декабря, а 23 декабря оставили ее благополучно и направились через Малороссию в Москву[236].

Из Перекопа Петрик вновь стал посылать запорожцам свои письма, развивая мысль, что дело, начатое им, далеко еще не приведено к концу и что он, Петрик, не успокоится до тех пор, пока не окончит его. Но в Сечи он совсем уже не встретил никакого сочувствия. Кошевого Гусака, обвиненного в получении подарков от приходивших с Петриком татар, сменили с кошевства и назначили вместо него Василия Кузьменка; вместе с кошевым сменили судью, писаря и есаула. При смене прежней старшины многие курени были разбиты, сичевая церковь забросана поленьями, торговые люди пограблены[237].

Гетман Мазепа находил, что для удержания запорожских казаков от своеволия на будущее время нужно построить крепость в Каменном Затоне и содержать там постоянный с орудиями гарнизон. Но иначе посмотрели на это дело в Москве.

Правительство обратило внимание на то, что как Петрик, так и запорожцы указывали на два зла, практиковавшиеся на Украине: отдачу в аренду шинков и пожалование чиновникам маетностей или земель вместе с людьми. Спрошенный по этому поводу гетман Мазепа отвечал, что аренда, столь ненавистная украинскому народу через жидов, необходима для добывания денег на войсковые расходы, но что о замене этого способа собирания податей в Малороссии он давно хлопочет и ждет ответа от старших и меньших самого народа особ. Относительно земель гетман отвечал, что маетности, пожалованные чиновным людям по царским указам, отобраны быть не могут; маетности же, дарованные по гетманским универсалам, могут быть и назад отобраны от тех чиновников, которые не состоят у дел или почему-либо негодны к службе. О таких-то маетностях главным образом и хлопотали запорожцы: «Запорожцы много раз писали нам, считая для себя неприятной, а для народа обременительной раздачу многих сел разным лицам в подданство; да и ныне через нарочного нашего посланца знатного казака Юска, которого мы посылали к ним с увещательным листом, словесно наказывали, чтоб маетности от меньших особ были отобраны: не так вступаются они об уничтожении аренды, как об убавке тех маетностей, и если мы их не отберем, то между народом встанет смута. Мы уже давно разослали повсюду универсалы, чтоб никто из владельцев не смел в пожалованных ему селах отягощать жителей большими работами и поборами и делать им какие бы то ни было обиды, чтобы на владельцев притеснителей крестьяне подавали нам челобитья, по которым будет непременно расправа»[238].