Читать книгу "Ошибка дамы с собачкой - Наталия Миронина"

Анна замолчала. На этом, собственно, ее история и заканчивалась.

– И что же дальше? Что вы сделали? Что было с вашими отношениями? – забеспокоилась Лада Алексеевна.

– Мы расстались, – ответила Анна сухо, – мы расстались. Через год я перевелась в Московский университет.

– Как?! – раздалось общее восклицание.

– Так. Я не могла быть с ним рядом. И признаться не могла. И хотя внешне все оставалось по-прежнему, мне казалось, что это не отношения, а холодное пепелище. И вот настало время признаться, что скоро я буду учиться в МГУ. Говорила я примерно те же слова, что и он перед несостоявшейся поездкой в Америку. Что так будет лучше, что мне надо попробовать. Тем более отношения на кафедре у меня были плохие. К этому времени я успела поругаться почти со всеми преподавателями. Внезапно появившаяся резкость в характере не служила укреплению человеческих отношений. «Не думаю, что правильно, но если ты хочешь…» – только и произнес мой друг. Он не возражал по поводу моего отъезда. И это укрепило меня в моем решении. Мы, конечно, говорили другу другу, что это временно, что я попробую, что буду приезжать, что он будет меня навещать. Я врала ему и себе, говоря, что мне необходим этот шаг, что мне будет полезно сменить вуз. Что для научной работы необходимо движение. Я врала, он соглашался. Мы делали вид, что происходящее не более чем рабочий момент, который на наши отношения не повлияет. Родители были в ужасе. Они не волновались, что я буду плохо учиться или меня захлестнет вольница. Они переживали, что мои отношения рассыпятся. Как меня ни уговаривала мама, я уехала. И в Москве училась плохо. Нет, двоечницей я не была, но и азарта прежнего не было. Диплом защитила на слабенькую четверку и работать я пошла в первый попавшийся научно-исследовательский институт…

Анна закончила рассказ, встала, налила себе воды.

– Во времена были! – воскликнул кто-то.

И все тут же принялись обсуждать услышанное.

– Не говорите! Слух, два слова – и испорчена жизнь.

– Господи, как хорошо, что все уже не так!

– Тяжелая история!

– А он к вам в Москву не приезжал? – спросила Зося.

– Нет, ни разу. Как-то заводил разговор о том, что есть свободные время, мог бы вырваться, но я не хотела его видеть. Боялась, что ничего друг другу приятного мы не скажем. А так… Так расстались мы хорошо. Даже не поссорились. – Анна улыбнулась. – А, знаете, это очень важно знать потом, что ты не поругался с человеком. А совестливые беспокойства – это уже личное дело каждого.

– А я не понимаю! – раздался громкий голос Агнессы, – я не понимаю, как ваши слова могли все испортить.

– А я и не говорю, что дело было в моих словах, – покачала головой Анна. – Я не уверена в этом. И волнует меня другое. То, что я попыталась таким образом испортить жизнь любимому человеку.

– Хорошо, но что вы сказали такого? – искренне возмутилась Марго.

– Вам не понять, вы не жили в эти, между прочим, не самые плохие времена, – подал голос Марк, – все очень просто объясняется. Одна девушка сказала другой, что, возможно, тому гениальному математику могут отказать в поездке. Причины, мол, есть. Эта другая девушка – ах, эти девушки-болтушки! – поделилась с кем-то еще. А этот поделился тоже, да еще прибавил от себя что-нибудь! Я так понимаю, что в университете сам факт поездки обсуждался широко. И не без зависти. Дошло до начальства, до парткома, до комсомола. И что делать всем этим уважаемым людям, которые очень опасаются за свою репутацию и место? Ведь они же будут виноваты, если молодой талантливый ученый не вернется домой. Они будут виноваты, если в родне этого ученого есть кто-то, кто на плохом счету? Или судим был? Или сумасшедший? Да мало ли чего было и есть в семейной истории?! Что делают в университете в такой ситуации? Проверяют факты? Ни в коем случае! Это привлечет внимание и накличет беду на головы руководителей. Если факты подтвердятся, им предъявят обвинение – а вы куда смотрели? Вы кого выдвинули?! Поэтому все тихо спускают на тормозах. Ничего не ищут, никого никуда не отправляют.

– Нормально! – возмутилась Марго. – Ну вы даете, Анна!

Анна ничего не ответила, а Лада Алексеевна срочно объявила, что камин погас, она замерзла и что пора расходиться.

* * *

«Воспоминания – ящик Пандоры? – Анна открыла глаза и посмотрела в окно на небо, – ящик Пандоры. Дочь была права. И за каким лешим Лада Алексеевна его открыла? На кой ляд нужны были эти воспоминания о любви? Взрослые люди, будто бы книжки обсуждать нельзя и заняться нечем!» Анна поняла, что настроение у нее отвратительное. Вчерашние прилюдные воспоминания напоминали ей проверку на детекторе лжи. Анна волновалась, хотя думала, что ни в чем не виновата. «А ведь виновата же, – тут же призналась она себе, – ну виновата! Знала же тогда, в университете, что разговор передадут. Не по умыслу, а так, сплетни ради. Вот и передали. Нельзя было так делать. Это же ясно. Неясно другое: Марк обо всем этом догадывался? Знал, что я отчасти виновата? Ну теперь-то точно знает! Только зачем ему это теперь!»

Анна вышла на балкон. Шторм закончился под утро, и теперь на море установился штиль. Воздух был бледен, туман забелил его словно молоко. Волны мерно накатывали на берег. «Я не хочу идти на завтрак. И видеть тоже никого не хочу. Вчерашний шторм изменил облик моря, вчерашние откровения что-то нарушили. Зря Лада Алексеевна все это устроила, а я лично зря на это согласилась». – Анна натянула первое попавшееся платье, сунула ноги в шлепанцы, несколько раз провела щеткой по волосам и вышла из номера. Она решила пойти на берег, выпить кофе и провести время в одиночестве.

Если у Анны душа и болела от воспоминаний и признаний, то, ступив на холодный нежный песок, она почувствовала облегчение. Казалось, что в песок уходит все, не оставляя ни следа. И чем дальше Анна уходила от отеля, чем сильнее ее укутывали клочья прибрежного тумана, тем спокойнее становилось на душе. В какой-то момент она остановилась, оглянулась на море, запрокинула голову и стала следить за чайками. Это движение напомнило ей о свободе. Том чувстве, которое она всегда так ценила, которого добивалась в любых отношениях. И которое было только тогда, в юности, когда она с этим мальчиком ходила в университет. «Мы были такими молодыми и глупыми. Мы не знали этих слов – свобода, независимость, простота отношений. Мы просто любили и поэтому ощущали свободу. Любовь давала это чувство». – Думала Анна, пытаясь разобраться во всем, что она отодвигала от себя. А здесь, сейчас, в этих родных местах, можно было все разложить по полочкам.

Чашка кофе, булочка, пожелание доброго дня – и вот Анна уже сидит спиной к залу, лицом к морю и шаг за шагом вспоминает те события. И сейчас нет в душе паники, нет страха, что тогда было совершено непоправимое. Есть только спокойное чувство оконченного дела. «Я должна была сюда приехать, и этот «вечер откровений» должен был состояться, и правильно, что я все рассказала. Ведь другого случая точно никогда больше не будет». – Анна подула на горячий кофе и сделала глоток.