Читать книгу "Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми"

Серьезным фактом является то, что военное поражение в войне Судного дня было не меньшим, чем политическое, несмотря на частичные успехи на поле боя. Во время военных действий не обнаружилось ничего нового, чего бы израильская армия и разведка не знали об армиях Сирии и Египта. Однако ни Генштаб, ни оперативное управление, ни армия в целом не смогли оценить ту информацию, которая была в их распоряжении. Несмотря на имеющиеся данные, армия не была готова к этой войне ни организационно, ни стратегически, ни тактически. Неудача разведки была по отношению с самой себе, своим профессиональным требованиям и стандартам, но не по отношению к армии. Не разведка определяет готовность армии к войне. Руководитель, получив оценку разведки, должен сам прийти к оперативным решениям, следующим из полученных им сведений. Египетская армия не была уверена в том, что война начнется, пока не был дан приказ. Только один человек, президент Египта, знал, и то не окончательно, отдаст ли он приказ или нет. Тяжелые сомнения Садата вполне могли привести его к решению отложить приказ о начале войны. Генштаб Египта не хотел войны. Египетская армия отлично сознавала свою слабость перед армией Израиля.

Голда Меир, тогдашний премьер-министр Израиля, полагалась на заверения и обещания армии, а армия не оправдала ожиданий. Ни ВВС, ни сухопутные войска, ни Северный и ни Южный фронты не выполнили своих обязательств. Во всем обвинили разведку. Ну а если бы разведка предупредила, что война начнется 6 октября? Разве мы были в состоянии помешать армии Египта форсировать канал? Или перебросили бы на Голанские высоты дополнительные силы? Ведь Генштаб был уверен, что при соотношении сил, которые он сам и определил, регулярные части израильской армии смогут удержать и египетскую, и сирийскую армии на границах 1967 года по меньшей мере 48 часов.

Я как-то слышал от Эхуда Барака, что перед войной в Генштабе обсуждали вопрос: сформировать ли еще одну бронетанковую дивизию или же дополнительную эскадрилью самолетов «Фантом». Решили в пользу эскадрильи «Фантомов». Такова была логика высшего командования в формировании вооруженных сил. Но одной эскадрильей больше или меньше – это не влияло на ход войны Судного дня. В то же время, если у израильской армии была бы еще одна бронетанковая дивизия, весь ход военных действий был бы другим и на севере, и на юге. И вот через 30 лет после этих событий наша армия повторяет ту же ошибку, отдавая излишнее предпочтение ВВС, и мы все опять расплачиваемся за это.

Войска израильской армии на Синае были организованы и занимали позиции в точном соответствии с планом обороны и, тем не менее, потерпели неудачу. Система обороны на Голанских высотах была организована в точности согласно планам и даже усилена. Непосредственно перед войной Моше Даян настоял, вопреки многочисленным возражениям, чтобы на Голаны перебросили еще один, 7-й танковый полк. Но, несмотря на подкрепление и героическое сопротивление израильских солдат, через сутки между сирийскими танками и Израэльской долиной не осталось израильских войск. Так что не разведка виновата в том, что сирийцы почти целиком захватили Голанские высоты, включая штаб дивизии. Виновато в этом высшее командование Армии Израиля, которое не смогло правильно оценить ни боеспособность противника, ни свою собственную, даже на уровне простого соотношения сил. То количество израильских войск, которое было выставлено против сирийской и египетской армий, не было в состоянии предотвратить ни форсирование ими Суэцкого канала, ни захват Голанских высот.

Значение просторов Синая в том, что они защищают государство Израиль. Лучше всех это сформулировал Моше Даян: «В Синае Дганий нет». Но если так, почему мы сражались за каждый метр в Синае, как будто мы защищаем Дганию или Тель-Авив? Главное стратегическое преимущество Синая – пространство для маневра – совершенно не было использовано Армией Израиля. Вместо того чтобы маневрировать бронетанковыми частями и тем самым использовать наше преимущество, мы уперлись в жесткую оборону каждого метра в зоне Суэцкого канала. Планы обороны были подготовлены безграмотно. В довершение к этому их исполнение было убогим и до ужаса непрофессиональным, хотя и сопровождалось проявлениями подлинного героизма и самопожертвования. Было продемонстрировано не только отсутствие стратегических способностей, но и непрофессионализм на тактическом уровне. Вопли о том, что существование Израиля под угрозой, были совершенно необоснованными. Египетская армия после форсирования Суэцкого канала не представляла реальную угрозу Израилю: они не были способны пройти весь Синайский полуостров. Для этого у них не хватало ни военных возможностей, ни соответствующей логистики. Египетская армия не могла справиться с бронетанковыми дивизиями Армии Израиля. У нее не было прикрытия ПВО, кроме узкой полосы вдоль Суэцкого канала. Ей не хватало топлива и амуниции, у нее не было возможностей для переброски частей на такие большие расстояния. Продвижение египетских войск в глубь Синая означало для них тотальное уничтожение. Египетские танковые дивизии переправились через Суэцкий канал только через несколько дней после захвата ими восточного берега Суэцкого канала. Помню, как мы ждали, когда на восточный берег переправится 4-я танковая дивизия. Если бы эта дивизия не перешла на восточный берег канала, мы бы не стали форсировать Суэцкий канал.

Ночью 6 октября 162-я танковая дивизия была брошена на северный участок Суэцкого канала. Но ведь «в Синае Дганий нет». Почему же не бросили ее на Голанские высоты? Основная опасность грозила с севера, и основные усилия должны были направить туда. Для того чтобы остановить сирийцев, пришлось снять дивизию с иорданского фронта, пойдя на риск, в надежде на то, что Иордания не вмешается. Если бы Иордания вступила в войну, у Израиля не осталось бы войск для обороны против иорданской армии. Мы оголили этот фронт, сосредоточив основные силы против египтян и удерживая сирийцев из последних сил. Силы были брошены в Синай, где не было никакой реальной угрозы, разве что только лишь нашему военному престижу.

Еще до войны мне вместе с другими офицерами довелось с завистью наблюдать за учениями египетской армии по форсированию канала, когда египтяне наводили понтонный мост для танков за 60 (!) минут. Во время войны они действовали точно так же, как и на учениях, за которыми израильская армия постоянно следила, но не сделала на их основе никаких оперативных выводов. Нам же потребовалось более двух суток, чтобы навести единственный мост под не очень интенсивным обстрелом. И от этого несчастного моста, который только чудом не был уничтожен, зависело форсирование канала всей израильской армией! Только благодаря непрофессионализму и несогласованным действиям египетского командования этот мост и маленький плацдарм на западном берегу не были уничтожены. Египетская артиллерия могла с легкостью это сделать, не прибегая к атаке сухопутными войсками. Без этого единственного моста израильские силы по ту сторону канала оказались бы в катастрофическом положении. Без снабжения топливом и боеприпасами танки мало чего стоят – достаточно перекрыть поставки на одни сутки, и танковая часть превращается в груду металла, не способную ни передвигаться, ни воевать. Ее можно брать голыми руками. Однако на этот раз нам повезло. Или, как я это называю, у нас было больше удачи, чем ума. В понимании поля боя и командовании войсками египетское командование оказалось слабым по сравнению с хорошими и даже мужественными египетскими солдатами. И в этом была причина их неудачи на Южном фронте.