Читать книгу "Последний шанс. Сможет ли Россия обойтись без революции - Алексей Кунгуров"

РСДРП(б) появилась на свет в апреле 1917 года. Ранее партии не существовало как самодостаточного политического субъекта. Что же было ранее? Все предыдущие 14 лет партия существовала в эмбриональном состоянии, да и партией как таковой не являлась. Имело место быть аморфное социал-демократическое движение, одним из движений которого был большевизм, а формальным лидером – Владимир Ленин. Бурно развиваясь в период революции в 1905–1907 гг. с наступлением периода реакции социал-демократическое движение впало в глубокий анабиоз. Как же так – удивится иной читатель, – ведь проходили пусть и не съезды, но партконференции, выходили газеты, велись отчаянные споры. Да, это и есть период эмбрионального развития, когда усилия организации направлены не вовне, а внутри себя, на собственное строительство, когда субъект формируется идейно, начинает осознавать сам себя.

Не будь столь длительного эмбрионального периода, периода саморазвития и самопознания, вряд ли большевикам способствовал успех в горячий период 1917 года, организационно оформившись в апреле, уже через полгода партия стала правящей (формально – в коалиции с левыми эсерами). И еще раз подчеркну, что успех большевиков был обусловлен тем, что они смогли преодолеть всякие классовые рамки, став выразителем интересов абсолютного большинства общества.

Сегодня в России уже сложилась предреволюционная ситуация. Система дошла до той стадии деградации, когда срок ее гибели определяется не запасом внутренней прочности, а фактором условий. Сколько простоит большое, но сгнившее изнутри дерево, зависит не от толщины его ствола, не от мощи корневой системы, уже не дающей ему жизненной силы, а от того, когда случится ураган, который повалит лесного гиганта. При этом процесс гниения внутри ствола неостановим, и, если буря запоздает, вскоре и просто сильного ветра станет достаточно, чтобы покончить с умирающим великаном. В данном случае внутренняя гнилость ствола будет являться системным фактором, а ветер – фактором условий.

С какого времени можно говорить о том, что в стране сформировалась предреволюционная ситуация? Если во главу угла ставить внешнеполитический фактор, то за точку отсчета можно взять март 2014 год: «Крым наш«, последовавшее за этим охлаждение отношений Кремля с Западом, санкции, неспособность путинского режима вернуть благорасположение своих партнеров (хозяев?).

Учитывая сильную зависимость экономики РФ от внешних сырьевых рынков, можно говорить о том, что система впала в паралич в конце 2014 года, когда обрушились нефтяные котировки.

Что станет внутриполитической точкой перелома? Возможно, президентские выборы (впрочем, это крайне маловероятно). Возможно, повторение в какой-либо форме «Кровавого воскресенья «января 1905 года. Знакомые символические события становятся для многих точкой осознания того, что страна зашла в тупик. Это осознание уже не сможет предотвратить крах. Система утратила способность к обновлению, самоочищению, она уже не в состоянии спасти сама себя. РФ спасти можно было бы в том случае, если бы элита обладала минимальной способностью к опережающему мышлению, умением смотреть в будущее.

Если говорить о личном восприятии, то для меня неизбежность краха постсоветского проекта со всей очевидностью стала ясна в 2004 году. Пик самодовольный путинской «стабильности «был еще впереди, ничто не предвещало ни первого майдана на Украине, ни кризиса 2008–2009 годов, ни войны на Донбассе, ни краха нефтяных иллюзий 2014 года. Впереди был Беслан и январские протесты пенсионеров в 2005 году. Но уже тогда я вполне ясно понял: Россию ждет революция или смерть, потому что путь, которым она следует, не имеет впереди иной развилки.

С тех пор прошло 12 лет. За это время у меня не было ни единого шанса усомниться в сделанном прогнозе. Экономическая парадигма постсоветской системы просто несовместима с жизнью. Вся история РФ – история медленного угасания страны, в вены которой вогнаны иглы от нефтяной капельницы, а мозг оглушен ударной дозой пропагандисткой анестезии. Однако нефтяная игла уже неспособна поддерживать слабеющий организм, как и прежде, да и наращивать дозу пропаганды дальше просто некуда. Система вплотную приближается к той грани, где неизбежным становится срыв в нестабильное состояние.

Как отмечалось выше, легитимность правящего режима держится на шатком консенсусе между верхами и низами, который заключается в том, что верхи могут невозбранно обогащаться, утилизируя страну, если низы тоже что-то с этого получают. Такое положение вещей признается абсолютным большинством населения СПРАВЕДЛИВЫМ. Но ресурсная база режима в свете известных событий сильно сократилась, текущих доходов для поддержания стабильности не хватает. И потому массам уже навязчиво предложено затянуть пояса. Элита же ни в чем не желает себя утеснять. Более того, предвидя скорый finita la comedia, старается сделать последний глоток побольше, не сообразуясь с условиями. В результате происходит то, что называется «пир во время чумы».

По этому поводу вспоминается бородатый анекдот, в котором сын обращается к отцу:

«– Папа, по радио сказали, что водка подорожала. Это значит, что ты станешь меньше пить?

– Нет, сынок, это значит, что ты станешь меньше есть».

Сможет ли элита убедительно объяснить массам, что они должны теперь «меньше есть» и продолжать восторгаться властью? Самое печальное в том, что никто не может сказать, на какое время следует затягивать пояса. Фундаментальные причины для восстановления экономики отсутствуют, что нехотя признают даже представители верхов. Они пытаются убедить нас в том, что ни какого кризиса в стране нет, просто мы перешли к новой реальности, новой нормальности и потому нужно не бороться с ней, а адаптироваться к ней.

Но для десятков миллионов людей адаптироваться означает «меньше есть». И то, что элита при этом не желает «меньше пить», создает неразрешимый конфликт между верхами и низами. Такое положение вещей все острее будет восприниматься как НЕСПРАВЕДЛИВОЕ.

Скептики могут возразить: мол, в 90-е вообще жили в впроголодь, зарплату месяцами не получали и никто не бунтовал, а сейчас и подавно не будут. Я уже неоднократно объяснял феномен терпильства начала 90-х. Во-первых, «временные трудности» легко объяснялись условиями переходного периода от «ужасного» социализма к «прекрасному» капитализму. Во-вторых, в обществе преобладали позитивные ожидания: Ельцин торжественно объявил, что «мы будем жить плохо, но не долго», Чубайс обещал всем две «Волги» на каждый ваучер. Многие были опьянены новыми возможностями и свободами: ездить или работать за границей, заняться бизнесом, участвовать в приватизационных манипуляциях, заниматься политикой.

То есть нельзя сказать, что для всех 90-е годы были ужасными. Для активных пассионариев, вписавшихся в рынок, это было поистине золотое время. К тому же нельзя сказать, что власть не выполняла своих обещаний. Народ хотел импортные шмотки и 20 сортов колбасы в магазинах. Он получил, что хотел. Не на что было купить все это – так это временные трудности, ребята, скоро невидимая рука рынка все наладит! И вообще, во всем виноваты проклятые коммуняки, которые довели страну за 70 лет.

Народ в массе своей не чувствовал себя обманутым, складывающееся положение вещей в целом воспринималось как естественное, единственно возможное и потому справедливое. Если же у кого-то и появилось ощущение, что новый порядок несправедлив, оно заглушалось надеждой, что вскоре все само изменится к лучшему. Вполне откровенно высказывалось даже такое мнение: мол, они там, наверное, воруют, и пускай, а как наворуются, обязаны будут и о народе подумать, а то мы за них больше не проголосуем.