Читать книгу "Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский"

Мы встретились в Следственном комитете на улице Радио (кто не знает это милое место?) … и началось… (тут мне надо будет сделать паузу, вздохнуть, чуть откинуть голову и прикрыть глаза). О чем был допрос – рассказывать нельзя (дали подписку о неразглашении). Первоначальная версия мужа о том, что дома микрофоны и поэтому говорить, о чем шла речь, невозможно, была мной отвергнута как несостоятельная. Супруга могла вывести на улицу собаку с мужем на поводке, и там пришлось бы колоться. А так – надо отодвинуть левой рукой Александра Андреевича в сторону и сказать: «Родная! Не могу. Это для твоей же безопасности. Но я надеюсь, что все будет хорошо». Повторять на бис до потери пульса (в отсутствие адвоката, а также, когда некого будет отодвигать, – принимать позу Наполеона на броневике). К утру надо чуть сломаться (под гестаповским напором еще никто долго не молчал) и сказать, что речь идет «страшно сказать о ком (поэтому говорить нельзя), но о футбольной команде “Терек” – ни слова!».

Мы повторили версию четыре раза и поехали по ночной Москве на Рублевку.

…В сумке у гольфистов четырнадцать клюшек. Тринадцать – для ударов по мячу в отрыве от земли: на дальность, точность и высоту, и только одна клюшка для того, чтобы закатывать шарик в лунку. Она самая тяжелая в наборе. У нее обычно литая головка с часто вытянутой формой и с укороченной (относительно других клюшек) длиной ручки. Клюшка называется патер, и даже незнакомый с гольфом человек сразу отличит ее в любом наборе…

Сказать, что на нас нашел ступор, когда мы зашли в гостиную, – это значит ничего не сказать.

На толстом китайском ковре стояла в высоких кожаных сапогах Зинаида Федоровна. Мало того, что она была топлес, она была еще и «низлес», то есть абсолютно голая, если не считать красивых черных ботфортов. Ее тело было явно обстругано многолетним пилатесом и выглядело вполне прилично. Темно-рыжие волосы падали на плечи, приветствуя сносную сорокалетнюю грудь и бриллиантовый крест между ними, сдерживающий развал-схождение. Опытный взгляд адвоката определил, что Зина не красится и за собой тщательно следит. В другой ситуации надо было бы сделать комплимент, но я подумал, что такая возможность может представиться и позже, а сейчас не время, и тактично промолчал. Что действительно повергло меня в шок, так это клюшка-патер, лежащая в двух Зининых руках, как автомат Калашникова у палестинского террориста. К патеру обычно требовались гольф-ботинки с шипами, но никак не сапоги на высоких каблуках… Все остальное я мог принять за великосветское гостеприимство. Но это…

Как я уже сказал, мы с Виктором застыли в шоке. Я с трудом выдавил из себя идиотское «Здрасьте», но на большее был явно не способен.

Какое-то время продолжалось неловкое молчание. Взгляд хозяйки дома чем-то напоминал луч «гиперболоида инженера Гарина», но более злой и нервный.

– Наверное, так тебя встречают у себя дома твои проститутки? – разрушил тишину загородного особняка голос из ботфортов, и Зинаида сделала неожиданный шаг вперед.

Это ничего, что размах клюшки пошел по укороченной амплитуде. Снизу вверх, острым концом. Тяжелым патером. Прямо в Витины чиновничьи гениталии. Удар был сильным и точным (спасибо пилатесу). Даже мне стало почему-то больно и где-то неуютно.

Витя как-то не по-человечески хрюкнул и сложился на толстом ковре в треть от прежней длины.

– …Ааааандреич, ссссвободен… – услышал я откуда-то снизу.

Светало… Мне показалось, что в настоящий момент я буду полезней у себя дома, чем в антикоррупционной гостиной.

Из набора прощаний «Будьте здоровы», «Удачи всем», «Спокойной вам ночи» и некоторых других я выбрал более подходящее для адвоката «До скорого» и через полчаса заходил второй раз за ночь в спящую квартиру на Арбате.

– Где ты был? – не открывая глаз, прошуршала любимая.

– На допросе.

– Ну у тебя и работа… – услышал я засыпающую голову в высохшем креме и нырнул под одеяло.

И действительно. Работа у меня непростая.

А еще через пару дней я узнал, что в ту злополучную ночь, пока мы вынашивали стратегический план в кафе «Пушкин», медработник с грудью позвонил Зинаиде Федоровне и сказал, что они любят друг друга, что у них только что был потрясающий «секстант», и что «Змей Горыныч» с Рублевки не должен препятствовать счастью молодых.

Скоро в Москве начинается гольф-сезон. Если Витя не перейдет в паралимпийскую сборную для игроков с ампутированными членами, то мы увидимся на полях страны. В Нахабино или Сколково.

А эта история останется у меня в памяти вновь приобретенным термином «секстант», который до этого случая у меня ассоциировался только с измерением чего-то совсем другого.

Но в новом определении старого занятия что-то есть чарующее… Не правда ли?

Молодо-зелено

На дне рождения в ресторане отеля Hilton у художника Никаса Сафронова тысяча двести самых близких друзей гуляли и от избытка водки слегка бесились.

– Александр Андреевич! – Режиссер Стефанович пытался прорваться ко мне с каким-то важным вопросом.

Не получилось. Из-за шума ничего не было слышно.

Наконец оркестр смолк, натанцевавшиеся потные гости присели за стол и начали интенсивно жевать и булькать. Понимая, что времени у него немного, Александр Борисович мягко вклинился в жевательную паузу:

– Я хотел кое-что узнать про сегодняшнюю девушку из гостиницы.

– Что за девушка? Ты же мне говорил, что никогда не пользовался платными часовыми услугами? Александр! Как же так? – под общее улюлюканье попытался поймать меня всенародный любимец Марк Рудинштейн. – А если ты мне скажешь, что она была в гостинице завхозом, то, зная Сашу Стефановича последние сорок с чем-то лет, я тебе точно не поверю.

– Дело в том, что мы с Александром Андреевичем задумали сделать сериал по его рассказам из Tatler, – объяснил всем присутствующим бывший муж Пугачевой. – Вот он мне и преподносит свои готовые для печати шедевры. Так вот, сегодня утром я получил потрясающую историю про некую жрицу любви, которая при ближайшем рассмотрении оказалась, да простят меня дамы, еще и бл…ть.

– Как интересно, какой неожиданный поворот! – заметил главный интеллигент отечественного кинематографа Владимир Хотиненко. – Александр, колитесь.

Прочесть новый рассказ в такой компании? Большая честь для любого писателя. А для скромняги, адвоката так вообще… Я достал из кармана еще не отправленную в редакцию любимого Tatler рукопись и начал читать вслух.

…Правую руку оттягивал портфель, левую – три огромные папки для завтрашнего суда.

Очень хотелось выйти на улицу и подышать после четырехчасового мозгойогства свежим воздухом. Но на улице было минус сорок два, а может быть, и все сорок четыре… «Хотя кто им там считает…» – говорят в Одессе со вздохом. Даже если бы на улице была «теплынь» в минус тридцать, я бы все равно в своем костюмчике Prince de Galles (по-нашему – «Принц Уэльский») с бабочкой а sortie (не путать с WC) и в замшевых Hermes смотрелся бы на улицах Нижневартовска странновато, но точно недолго.