Читать книгу "Мата Хари. Авантюристка или шпионка? - Борис Соколов"

Бушардон еще раз повторил, что двадцать тысяч франков – очень большие деньги. Вот один французский офицер потребовал за свои услуги двадцать тысяч франков, так немцы ему отказали. Мата Хари в очередной раз возразила: «Прежде всего, меня волновали в тот момент мои меха, конфискованные в Берлине. Я лишь хотела компенсировать свои потери. Но я просто была обязана выложить фон Калле такую историю, согласно которой я сделала вид, что приняла предложение французов и стала выполнять задание для них. Кроме того, я должна была объяснить ему, почему я в Мадриде всегда вращалась именно в определенном обществе, в том числе и в обществе французского военного атташе».

И по поводу Виттеля она повторила прежнюю версию: «Меня интересовали только здоровье, мое и капитана Маслова. С другими людьми я там, пожалуй, и словом не обменялась. Я не лгала вам, когда говорила, что жила в замке в Турене. Это был замок „Шато де ла Дорее“ в Эвре, и было это в 1910–1911 годах. Мой тогдашний любовник Руссо подписал договор аренды, но платила я сама».

Следователь повторно задавал Мате Хари вопросы, на которые она уже отвечала. Таким образом Бушардон рассчитывал поймать ее на противоречиях, но успеха не добился. Следующий допрос, состоявшийся 12 июня, не принес практически ничего нового. Перед ним Мата Хари написала еще одно письмо следователю. Она жаловалась, что французы арестовали ее так, чтобы она не имела возможности переговорить с Ладу. Она требовала, чтобы в качестве свидетеля вызвали ее старого друга, Анри де Маргери, с которым она «ужинала практически каждый вечер», когда в 1915 году была в Париже. Ему она «рассказывала о предложении капитана Ладу» и получила совет принять его.

И вот, наконец, наступил день последнего допроса – 21 июня 1917 года. На этот раз на допросе присутствовал адвокат Клюне. Мата Хари предприняла последнюю попытку убедить Бушардона, что капитан Ладу либо на самом деле завербовал ее, либо дал ей все основания считать, что их беседа была вербовкой. На этот раз она произнесла целую речь:

«Если бы мои встречи с Ладу состоялись в частной комнате ресторана, то его утверждения можно было бы счесть правильными. Но они происходили в его официальном бюро, входящем в состав военного министерства. И позже он тоже посылал меня в другое официальное бюро, к Монури, который должен был привести в порядок мою визу. Я прошу вас еще раз подумать над ситуацией, в которой я оказалась: капитан Маслов просил меня выйти за него замуж. Я должна была жить с ним вместе во Франции. Но так как он был русским, я вряд ли могла брать деньги от кого-то, кроме союзников. Потому я с самыми лучшими намерениями обещала свою помощь капитану Ладу. Я только просила его не спрашивать, каким образом я буду действовать. Сегодня, на последнем допросе, я расскажу вам, что я имела в виду. И вы наконец поймете, какая чудесная идея пришла мне в голову и как капитану Ладу не хватило ума ее понять.

Я была любовницей брата герцога Камберлендского, который, как вы знаете, женат на дочери германского императора. И с самим герцогом меня тоже связывали интимные отношения. Мне было известно, что свояк герцога, германский кронпринц, заставил его поклясться ему на его свадьбе, что он никогда не станет требовать возвращения себе трона Ганновера. Он придерживался этой клятвы. Но она распространялась только на него, но не на его потомков. Он и кронпринц друг друга ненавидят. Эту ненависть я хотела использовать в интересах Франции – и, конечно, в моих собственных интересах. Можете ли вы теперь оценить, какие услуги я могла бы вам оказать?!

Я возобновила бы мои отношения с герцогом Камберлендским и использовала бы все мое влияние, чтобы оторвать его от Германии и переманить на сторону союзников. Для этого было бы вполне достаточно пообещать ему в случае победы Антанты трон Ганновера.

До того, как я приехала во Францию, я никогда не думала о шпионаже. Только в кабинете капитана Ладу и благодаря мыслям о моем предстоящем замужестве мне пришла в голову эта замечательная идея. Я долго не обращала внимания на мелочи жизни, которые меня никогда не интересовали. Если я вижу возможность достичь большие цели, я сразу иду к ним.

Я могу с гордостью заявить, что во время всех моих поездок во Францию у меня не было никаких подозрительных контактов. Я никогда не писала писем, которые хоть как-то могли быть истолкованы как имеющие отношение к шпионажу. Я встречалась только с достойными людьми, я никогда не задавала вопросов о войне, нет ни одного человека, который мог бы утверждать, что я задавала вопросы такого рода. Моя совесть совершенно чиста. Я покинула вашу страну с твердым намерением честно и порядочно сделать то, что пообещала.

Если бы я собиралась сделать что-то для немцев, то я оставалась бы здесь. Сам факт, что я хотела вернуться назад в Голландию, подтверждает мое честное намерение сделать именно то, что обещала. Но чтобы осуществить это, мне нужно было установить контакты с немцами. Только с этой целью я пошла на встречу с фон Калле и преподнесла ему историю, взятую из газет сорокатрехдневной или более давности. Каждый сколько-нибудь разумный человек сделал бы то же самое.

Чтобы одновременно доказать капитану Ладу свои способности, я выведала у фон Калле некоторые сведения, которые, несомненно, были интересны Франции. В любом случае, так они рассматривались полковником Данвинем. Он их срочно передал полковнику Губе, дав, правда, понять тому, что самостоятельно узнал об этих вещах.

Я передала фон Калле только устаревшие сведения, тогда как вашей стране я доставила информацию, которая была актуальной и абсолютно новой. По крайней мере, она была новой тогда, когда я передавала ее полковнику Данвиню. А сейчас сложилась такая ситуация, что ему досталась вся слава, а я сижу в тюрьме».

На следователя эта эмоциональная речь, однако, не произвела никакого впечатления. Он, как кажется, не поверил в комбинацию с герцогом Камберлендским. И нам тоже сегодня остается только гадать, существовал ли этот план у Маты Хари изначально или она придумала его в свое оправдание, уже находясь в тюремной камере.

Несчастье Маты Хари заключалась еще и в том, что ни один из мужчин, допрошенных по ее делу (а почти все они были ее любовниками), хотя и не признался в том, что делился с ней какими-то сведениями военного или политического характера, чтобы не быть самому обвиненным в пособничестве германской шпионке, в то же время не заявил, что не верит в то, что Мата Хари могла шпионить в пользу Германии. А ведь среди опрошенных свидетелей были такие солидные люди, как бывший военный министр Адольф-Пьер Мессими и действующий генеральный секретарь министерства иностранных дел Жюль Камбон, чьи голоса, возможно, повлияли бы на следствие.

Как полагал С. Ваагенаар, «Мата Хари просто не могла понять глубину своей фатальной ошибки, заключавшейся в том, что она на свой страх и риск начала создавать собственную систему шпионажа. Потому ее оптимизм был непоколебим. Другие шпионы тоже действовали как двойные агенты, но с ведома и с полного разрешения их начальства. Мата Хари – по меньшей мере в своей голове – тоже двинулась этим курсом, но она не проинформировала об этом французов. И у нее не было ни малейших шансов объяснить все это капитану Ладу».