Читать книгу "Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками"

В Маньчжурии тогда было относительно спокойно – во всяком случае, стабильно. После «китайского инцидента»[37] военные действия переместились из Маньчжурии на китайскую территорию, и воевать приходилось не Квантунской армии, а нашему экспедиционному корпусу в Китае. Конечно, операции по ликвидации партизан, нападавших на наши части, еще продолжались, но они проходили больше в отдаленных районах, в глубине китайской территории, и, в общем, их вылазки пошли на спад. А мощная Квантунская армия оставалась в Маньчжурии для поддержания порядка и безопасности в новоиспеченном «независимом» государстве Маньчжоу-го и поглядывала на север.

Несмотря на царившее вокруг спокойствие, все-таки шла война, поэтому маневры и учения продолжались непрерывно. К счастью, я мог в них не участвовать. Учения проходили в жуткий холод, в сорок – пятьдесят градусов мороза, когда один неверный шаг мог стоить человеку жизни. Каждый раз после маневров сотни солдат получали обморожения и отправлялись на лечение в госпитали или на горячие источники. Синьцзинь, конечно, нельзя было назвать большим городом, и все же это было экзотическое и интересное место, где при желании мы могли недурно развлекаться. Мы, вновь приписанные офицеры-холостяки, жили все вместе, но не в казарме, а в некоем подобии пансиона. Это больше походило на продолжение вольной студенческой жизни, и я беззаботно подумывал о том, что не имел бы ничего против, если бы время и дальше мирно тянулось день за днем и моя служба закончилась без всяких происшествий.

Но это было зыбкое благополучие. За пределами нашего солнечного мирка не прекращались ожесточенные бои. Большинство японцев, во всяком случае те, кто имел голову на плечах, понимали, что война в Китае – непролазная трясина, из которой невозможно выбраться. Сколько бы сражений местного значения мы ни выиграли, надолго оккупировать и взять под контроль такую огромную страну невозможно. Это становилось ясно при трезвом размышлении. Как и следовало думать, чем дольше шла война, тем больше становилось убитых и раненых. К тому же стремительно ухудшались отношения с Америкой. Военные тучи сгущались с каждым днем, это ощущалось даже в Японии. Шли мрачные годы: 37-й, 38-й… Но беззаботное офицерское житье в Синьцзине, по правде говоря, поневоле наводило на мысль: «Война? Какая еще война?» Ведь мы развлекались каждый вечер: подогревали себя выпивкой и болтовней, ходили в кафе, где проводили время с девушками из семей русских белоэмигрантов.

И вот как-то в конце апреля 1938 года меня вызвал офицер Генштаба и представил одетому в штатское человеку по фамилии Ямамото. Он был невысокого роста, коротко стриженный, с усами. На вид лет тридцать пять. Сзади на шее у него был шрам, оставленный, наверное, каким-то холодным оружием. Вызвавший меня офицер сказал:

– Ямамото-сан – гражданское лицо. По поручению командования он изучает жизнь и обычаи монголов, живущих в Маньчжоу-го. На этот раз ему предстоит отправиться на границу с Монголией, в степь Хулунбуир, и мы выделяем ему несколько человек для охраны. Вы включены в состав этой группы.

Его словам я не поверил. Хотя этот Ямамото и был одет в цивильную одежду, сразу было видно, что он профессиональный военный. Об этом говорили взгляд, манера говорить, осанка. Старший офицер и, возможно, с разведывательным заданием, подумал я, поэтому и скрывает свою принадлежность к армии. Все это вызывало какие-то дурные предчувствия.

Ямамото в сопровождающие выделили, кроме меня, еще двух человек. Для охраны количество явно недостаточное, но более многочисленная группа привлекла бы внимание монгольских войск, развернутых вдоль границы. Наверное, вы подумаете, что мы представляли горстку отборных людей, но на самом деле было не так. Хотя бы потому, что единственным офицером в этой группе числился я, человек, не имевший абсолютно никакого боевого опыта. Боеспособной единицей можно было считать только унтера Хамано. Я его хорошо знал – он был приписан к штабу. Жесткий парень, выбившийся в унтеры из самых низов и отличившийся в боях в Китае. Высокий, крепкий и бесстрашный – одним словом, из тех, на кого можно положиться в трудную минуту. Но я никак не мог понять, зачем в нашу группу включили капрала по имени Хонда. Его, как и меня, совсем недавно перевели из Японии, и ему, конечно, еще не довелось понюхать пороху. Казалось, этот тихий, неразговорчивый человек в бою ничем не мог быть полезен. Но он был приписан к 7-й дивизии, а это значило, что Генштаб специально перевел его к нам для участия в готовившейся экспедиции. Лишь много позже мне стало понятно, в чем состояла ценность этого человека.

Меня назначили старшим группы охраны потому, что я отвечал за топографическое описание местности на западной границе Маньчжоу-го, в течении реки Халхин-Гол. Моя главная задача состояла в проверке точности и полноты карт этого района. Несколько раз я даже облетал его на самолете. Предполагалось, что мое присутствие как-то поможет делу. Вместе с тем передо мной поставили еще одну задачу – собрать подробные данные о местности для составления более точных карт. Короче, одним ударом хотели убить двух зайцев. Надо признать, что карты Хулунбуирской степи на границе с Монголией, которые мы тогда имели, оставляли желать много лучшего и мало отличались от тех, что рисовали в Китае во времена Цинской династии[38]. После создания Маньчжоу-го Квантунская армия несколько раз проводила топографические съемки, чтобы уточнить карты, но территория была слишком велика. Кроме того, западная часть Маньчжурии представляла собой дикую пустынную местность без конца и края, и границы на этих необъятных просторах не имели большого значения. Тысячи лет на этой земле жили кочевники-монголы, которые в границах не нуждались, да и не знали, что это такое.

Составлению точных карт мешала и политическая обстановка. То есть если бы мы провели на официальной карте пограничную линию по собственному усмотрению, это сразу вызвало бы крупномасштабный конфликт. Советский Союз и Монголия, граничившие с Маньчжоу-го, крайне нервно реагировали на нарушения границы, и из-за этого уже произошло несколько ожесточенных вооруженных столкновений. В то время наши военные не хотели войны с СССР. Не хотели потому, что главные силы были направлены против Китая, и на крупные операции против Советов уже ничего не оставалось. Не хватало ни дивизий, ни танков, ни артиллерии, ни самолетов. Главной задачей было обеспечить стабильность в новом государстве Маньчжоу-го. А определение границ на севере и северо-западе, по мнению командования, могло и подождать. Они надеялись выиграть время, сохраняя неясную ситуацию. Мощная Квантунская армия, в общем, соблюдала эту стратегию и наблюдала за происходившим как бы со стороны. Из-за всего этого вокруг царила полная неопределенность.

Но если бы вдруг вопреки этим замыслам командования война все-таки началась (что на самом деле произошло на следующий год у Номонхана), без карт вести боевые действия было нельзя. Нужны не обычные карты, а специальные, военные. На войне требуются очень подробные карты, глядя на которые становится ясно, как лучше расположить лагерь, где установить орудия, чтобы от них было больше толку, сколько дней понадобится пехоте для марш-броска, где находятся источники воды, сколько фуража надо запасти лошадям. Без этого современная война невозможна. Выходило так, что наши функции во многом пересекались с задачами разведки, поэтому мы все время обменивались сведениями с разведотделом Квантунской армии и особым отделом в Хайларе[39]. Так что мы друг друга, в общем, знали, но этого Ямамото мне раньше видеть не доводилось.